не должен принимать во внимание такое неправильное мнение. И плохо, если суд поддастся на это, не проявит должной твердости и мужества.

Мне вспоминается один случай, когда суд под влиянием общественного мнения вынес неправильный приговор. Четверо пьяных молодых людей, среди которых были два студента, стали кататься на лодке. Вскоре между студентами и их собутыльниками вспыхнула ссора, перешедшая в драку. Когда студенты увидели, что один из их противников схватил весло и стал им размахивать, они выпрыгнули из лодки и, не сумев справиться с быстрым течением реки, утонули. Слов нет, случай трагический. И не случайно общественное мнение было сильно накалено и требовало сурового наказания виновных. С учетом трагических последствий и общественного мнения суд вынес подсудимым крайне несправедливый приговор, определив им чрезмерно суровую меру наказания. Суд признал подсудимых виновными в покушении на убийство, хотя для такой квалификации преступления не было никаких оснований. Вышестоящий суд приговор по этому делу отменил, и при вторичном рассмотрении подсудимые были признаны виновными в совершении хулиганских действий, и суд определил им справедливую меру наказания.

Но продолжим наш рассказ. Жизнь во Львове в то время была неспокойной. Во время войны и в первые годы после нее в западных областях Украины действовали коварные и злобные враги Советской власти, пособники немецких оккупантов — украинские националисты. Их называли бандеровцами, по имени главаря банды Степана Бандеры, укрывшегося после разгрома гитлеровцев в Мюнхене. Бандеровцы нередко нападали на сельские Советы и районные комитеты партии, убивали активистов, партийных и советских работников, поджигали их дома. Скрываясь в устроенных в лесах схронах, они в ночное время внезапно совершали налеты и убивали заранее намеченные жертвы. Это они в 1949 году зверски убили во Львове активного общественного деятеля, лауреата Государственной премии СССР писателя Ярослава Галана. Особенно жестоко расправлялись бандеровцы с людьми, которые выходили из их банды, порывали с преступным прошлым и возвращались к честной трудовой жизни. Как правило, бандеровцы вешали таких людей, а иногда и уничтожали их семьи и сжигали дома.

В связи с враждебными террористическими действиями бандеровцев население Львова жило напряженной, тревожной жизнью. С наступлением темноты входные двери больших домов (брамы) запирались, и, чтобы попасть в квартиру, надо было звонком вызывать дворника, который после долгих расспросов вызывал хозяина квартиры и только после этого открывал входную дверь.

Вскоре с бандеровцами было покончено. Западная Украина стала жить спокойной жизнью.

Город Львов мне нравился: благоустроенные, оригинальные по архитектуре дома, каштановые бульвары, памятники старины. Особенно привлекал к себе в летнее время красивый и древний Стрийский парк — место массовых гуляний львовян. Любил я и львовские театры, часто посещал их, и больше всего — драматический театр имени народной артистки УССР М.Н.Заньковецкой.

Примерно в мае 1946 года штаб Юго–Западного округа ПВО передислоцировался из Львова в Харьков. Здесь условия нашей жизни были иные. Жилья в разрушенном городе не хватало, ютились мы там, где работали. Однако на жизнь и условия работы не жаловались.

В августе 1946 года мне предложили перейти на работу в Главное управление военных трибуналов Министерства юстиции СССР. Я принял это предложение и вскоре уехал в Москву. Меня назначили на должность инспектора Управления военных трибуналов сухопутных войск Главного управления военных трибуналов, или, как его называли сокращенно, ГУВТ.

Недели две я жил в квартире своего фронтового товарища Михаила Федоровича Липатова. Он со своей семьей в шесть человек проживал в то время в небольшой трехкомнатной квартире в одном из домов на Смоленском бульваре. Мне было неудобно стеснять семью Липатовых, и я стал подыскивать другое жилье.

Вскоре я совершенно случайно встретил друга студенческих лет Алексея Алексеевича Зудкова. Мы учились в одной группе, вместе работали в стенной газете и комитете комсомола, жили в одном общежитии Алексеевского студенческого городка. Работал Алексей прокурором одного из отделов Прокуратуры СССР, а жил в Мамонтовке, в 30 километрах от Москвы, в собственном доме. Семья у Зудкова небольшая: он, жена и дочь.

Алексей предложил мне поселиться в его доме. Я с радостью принял это предложение. Прожил я у Зудковых всю зиму, а весной переселился в офицерское общежитие на набережной Москвы–реки. В это время я познакомился с сотрудницей отдела статистики Министерства юстиции СССР Еленой Ивановной Медведевой, и вскоре мы поженились. С тех пор идем по жизни вместе, деля все радости и печали.

В общежитии, которое в те годы полностью занимали семейные офицеры, комната у нас была скверная. Единственное окно выходило в колодцеобразный двор, и в комнате недостаточно было естественного света. Даже в самое светлое время дня непрерывно горело электричество.

Так началась моя жизнь в Москве.

Я рассказываю о своих жилищных затруднениях не в порядке жалобы на судьбу, а для того чтобы современная молодежь знала о послевоенных лишениях и неустроенности. Подобные трудности переживали миллионы советских людей.

Коллектив сотрудников ГУВТа встретил меня приветливо. Наряду с ветеранами — трибунальцами, работавшими в военных трибуналах и в ГУВТе многие годы, была молодежь, пришедшая в управление, как и я, в послевоенные годы. Поэтому я не чувствовал себя одиноким и быстро подружился со многими офицерами.

Министром юстиции в то время был Николай Михайлович Рычков — внешне строгий и суровый, но в жизни чуткий и отзывчивый человек, талантливый работник. Однако по не известным мне причинам в 1947 или в 1948 году он был освобожден от должности и вместо него назначен Константин Петрович Горшенин, работавший до этого Генеральным Прокурором СССР.

Начальником Главного управления военных трибуналов в то время был генерал–лейтенант юстиции Евлампий Лаврович Зейдин. Одновременно он являлся заместителем министра и членом коллегии министерства. Человек умный, опытный, но осторожный и немного суховатый. В целях контроля за работой офицеров ГУВТа он ввел дневниковую систему учета сделанного за каждый прошедший день. Однажды с этой системой учета произошел курьезный случай. Один старший инспектор управления подполковник с большим трибунальским опытом, приехав из командировки и не получив от начальника задания по работе, в течение нескольких дней сидел за столом и читал газеты. В дневнике он так и писал: такого–то числа читал газеты. На очередном оперативном совещании после соответствующей проверки дневников генерал подверг офицера критике. Возмущаясь, он говорил:

— Как вы смеете на работе читать газеты? В рабочее время вы обязаны заниматься делом.

Все присутствующие на совещании сидели понурив головы, а виновник события отмолчался. Однако после совещания, перекуривая с товарищами, иронически заметил:

— Один раз написал в дневнике правду, да и то за это получил нагоняй.

Вскоре дневниковая система учета работы была отменена, что вызвало одобрение всего коллектива ГУВТа, понимавшего ненужность этой затеи.

Основная задача инспекторов ГУВТа состояла в проведении проверок, называемых в то время ревизиями военных трибуналов. Поэтому в Москве мы подолгу не засиживались, а большую часть времени находились в командировках.

За период работы инспектором управления мне пришлось побывать на Дальнем Востоке, в Средней Азии, Прибалтике, Белоруссии, во многих городах Центральной России. Надо сказать, что в то время поездки в командировки были сопряжены с определенными трудностями. Железнодорожный транспорт за годы войны сильно поизносился. Вагоны старые, неудобные, поезда ходили медленно, нередко выбивались из графика, намного опаздывали с прибытием. А поток пассажиров был огромен.

Мне вспоминается, например, поездка на Дальний Восток в ноябре 1947 года. В общей сложности в командировке мы были 50 суток, из них 22 дня провели в вагоне: 11 до Владивостока и 11 обратно. Тем не менее инспекторскую работу я любил. Она расширяла кругозор, помогала изучать жизнь и деятельность войск, глубже познавать работу органов военной юстиции, совершенствовать свою профессию военного юриста, которой я решил посвятить всю жизнь.

Работать в командировках приходилось очень много. Над изучением дел, рассмотренных военными трибуналами, которые подвергались проверке, просиживали дни, вечера, а то и часть ночи. Как всегда, не