– Можешь лечь и уснуть.

Маша легла на матрас, на котором сидела. Кто-то укрыл ее пледом и отошел, крадучись. Потом из разных уголков комнаты начали доноситься шорохи – люди укладывались спать. Никто не разговаривал. Неподалеку от Маши детский голос прошептал:

– Мама, хочу пи-пи.

– Терпи.

– Не могу!

Звякнула дужка ведра.

Маша решила закрыть уши руками. И в этот момент раздалось негромкое хлопанье крыльев. Шорохи тут же прекратились. Люди замерли, затаив дыхание.

Слышно было, как снаружи, за окнами, порхнула птица. И еще одна. Потом раздался выстрел – и все выдохнули. Эхо повторило звук выстрела несколько раз. Затем донесся далекий смех. И снова наступила тишина.

Маша лежала, закутавшись в плед до подбородка, и таращилась в темноту. Все слушала напряженно и мучительно и думала, что не заснет до утра. Так и будет лежать и слушать. Хлопанья крыльев больше не было. Началась гроза – лил дождь, и громыхал гром. Девочка натянула поплотнее шапку на уши и обмоталась сверху шарфом, чтобы ничего не слышать. Шарф пах шерстью и пряностями, перед глазами встал, как живой, Андрей. Он улыбался, и Маша вдруг перестала бояться, успокоилась и закрыла глаза. Она не заметила, как уснула, и снилось ей одно и то же – гроза, дождь.

А потом вдруг проснулась.

Косые солнечные лучи проходили сквозь узкие витражные окна, дрожали разноцветными солнечными зайчиками на каменных стенах. Маша находилась в полукруглой комнате одна. Повсюду лежали матрасы и разноцветные спальные мешки, пол покрыт толстым пестрым ковром, и его узор напомнил девочке осенние листья. Посреди комнаты виднелась лестница вниз, слева была круглая арка из светлого песчаника, занавешенная шторой с изображением круглой раковины. Из-за нее вкусно пахло едой…

Маша почувствовала, что ужасно проголодалась, вчерашний бульон у Капитолины Андреевны и кусочек «морского хлеба», которым угостила девушка, совершенно не насытили ее. В последний раз девочка нормально ела еще в школе… На обед были рыбная котлета с рожками и яблочный компот – обычная школьная еда. Маша никогда ее особо не любила и оставила на тарелке больше половины, но сейчас отдала бы за нее все, что угодно. Хотя у нее ничего и не было… Девочка сглотнула слюну и выбралась из-под пледа. Шапка Шамана свалилась с нее во сне и лежала рядом с матрасом. Маша сложила ее пополам и засунула в карман кофты, попыталась пальцами расчесать волосы, заново обмотала вокруг шеи шарф, посмотрела на свое отражение в крошечном зеркальце точилки. Видно было немного… Собравшись с духом, девочка приблизилась к арке – она шла на вкусный запах, словно крыса за волшебной дудочкой в известной сказке. И не смогла остановиться, даже услышав голоса.

– Они работают в городе. Все, кроме старших братьев и сестер. Четверо новичков в огороде.

– Если мы пришлем за ящиками морское тельце, его никто не увидит.

– Не стоит, скоро первое занятие с новичками. Оно напугает их сильнее Черного Часа. Птицы тебя забери, кто это?

Последний возглас относился к Маше, которая как раз перешагнула через порог, немного смущенная.

В комнате находилась женщина средних лет, очень румяная, и невысокий толстенький мужчина со странной прической – лысину окружали волосы, закрученные нарочно, как раковины улиток. Спереди и сзади на его одежду были нашиты изображения ракушек, причем на спине уголок аппликации оторвался и загнулся. Мужчина с возмущением смотрел на пришелицу.

– Девочка новенькая, – поспешила его успокоить румяная женщина, – ее вчера ночью привела средне-младшая сестра. Она совсем чужая здесь, не знает о Рогонде ничего, ни о Черном Часе, ни о Птицах, ни о… других вещах.

– Надеюсь! Кто много знает – долго не живет, а кто болтает – тем более!

Мужчина грозно воздел палец и широким шагом вышел из комнаты. Прошел мимо Маши так небрежно, что задетый им ковер чувствительно ударил ее по спине. Девочка в изумлении отошла от арки.

Комната была одновременно и кухней и прихожей, здесь стояли желтые пластмассовые столы и стулья, полукруглая печурка, похожая на бочку, а также вполне современного вида плита и холодильник. За холодильником большой пирамидой высились мешки и ящики. Что в них могло быть, Маша не представляла себе.

– Я кухарка. Лучше меня так и зови, а то запутаешься, – деловито засуетилась румяная женщина. – Иди во двор, там душ и туалет, а потом, не мешкая, возвращайся. Завтрак ты проспала, но я накормлю тебя перед занятием. Если ты задержишься, останешься голодной, так и знай. Средние сестры не любят учить тех, кто жует!

Маша толкнула тяжелую дверь и оказалась на оживленной городской улице. Вчера вечером Рогонда показалась ей малолюдной, темной и ветреной. Но сейчас, когда город, похожий на нагромождения раковин, прилепившихся к скале, купался в лучах солнца, море голубело вдали, по небу быстро неслись белые облака, когда повсюду сновали люди, слышались голоса и даже музыка, Маша усомнилась, в том ли мире она проснулась, в каком засыпала. Будто и не было Черного Часа – распахнуты нарядные ставни, соседи здороваются через низкие заборы, и отовсюду из труб – чистый серовато-белый дымок.

– Новенькая? Тебе в сад! – напомнил ей незнакомый человек из Ордена – Маша уже научилась отличать их из толпы по нашитым изображениям круглой ракушки.

Мужчина методично приклеивал к стене черные шляпки мидий (видимо, для украшения) и то и дело оглядывал улицу, зорко и тревожно. Маша поблагодарила его, но осталась стоять, жадно рассматривая утреннюю улицу.

Вечером на ней не было никого, кроме редких прохожих, причем взрослых, а теперь повсюду бегали дети. Мамы везли коляски без колес, также без колес были кресла у стариков и старушек – те и другие скользили над землей, словно на невидимых салазках. Маша повнимательнее присмотрелась к креслам и коляскам – у многих из них на спинке имелись улыбающаяся кукольная голова и зонтик. Девочка решила, что они – украшение, пока один дедушка не чихнул. Голова пожелала ему доброго здоровья, а выдвинувшаяся откуда-то длинная рука, сгибающаяся в нескольких местах, достала из сумочки на спинке кресла и подала носовой платок.

– Что это за кресла? Почему у них головы? Почему коляски и кресла без колес? – спросила девочка у незнакомца из Ордена, продолжавшего приклеивать шляпки мидий.

– Робо-кресло-сиделки, – ответил тот. – А без колес, потому что Рогонда. Тут горы и лестницы, на колесах не проехать. Был раньше монорельс-небоход, но не пользовался успехом, отключили лет двадцать назад – его часто ломали Ночные Птицы. Теперь все катаются на антиграве – таком же, как в ракушках, только мощнее.

Маша задрала голову и увидела высоко над городом блестящие голубые провода. Они тянулись от моря куда-то вверх, за город, к вершинам гор.

– Иди в сад, соня! Все на работе, одна ты дрыхла до полудня, – добавил мужчина.

Маша смутилась и толкнула калитку. В саду, вдоль стены располагались грядки, на которых овощи росли так тесно, что их ботва напоминала ровный газон. Там возились старушка, дородный мужчина и два подростка, такие тощие и унылые, что Маша предпочла не здороваться с ними, чтобы не привлекать к себе внимания.

Душевые и туалеты оказались на удивление современными, чистейшими и удобными. Маша очень торопилась к завтраку и тем не менее не отказала себе в удовольствии высушить волосы феном и самую чуточку покрутиться перед высоким узким зеркалом. Впрочем, отражение ей не понравилось – дырявая кофта, футболка, спортивные штаны, резиновые шлепанцы, шарф и шапочка. Сочетание настолько нелепое, что клоуны и нищие и те бы пальцем показывали, глядя на нее. Маша щелкнула пальцами, приводя белье, футболку и брюки в первозданный вид, она терпеть не могла несвежую одежду и не раз вспоминала добрым словом Как-о-Дум, где ее научили восстанавливать вещи. Правда, магическая чистота не внушала ей