– Да, да. Все просто замечательно! – радостно закивала она и тут же повторила это по-английски.
Парень так светился дружеским расположением, что Тина вдруг испугалась, не обидит ли она его, если предложит чаевые. Но все-таки достала из сумочки банкнот и протянула. Видимо, она перестаралась, потому что Эктор просиял прямо как ясно солнышко. И Тина поняла, что в данном конкретном случае счет дружбы не портит, скорее наоборот…
Оставшись одна, она принялась изучать свои владения. Сначала оглядела комнату с удивительным односкатным потолком. И он, и стены были оклеены обоями в цветочек – синие васильки, белые ромашки и алые маки на бледно-зеленом переливчатом фоне. У той стены, что была ниже, стояла двуспальная кровать под балдахином из белой полупрозрачной ткани, а в изножье – скамеечка, обитая атласом. Напротив нее через огромное окно открывался вид на Средиземное море. Еще в комнате был белый, с резьбой и позолотой туалетный столик с овальным зеркалом, перед которым стоял очаровательный, тоже атласный пуфик. Внутри шкафчика на витых ножках, который она поначалу приняла за секретер, оказался телевизор. Меблировку номера дополняли два резных кресла и круглый столик между ними. В представлении неискушенной девушки это был не номер, а прямо-таки будуар мадам де Помпадур.
Посидев по очереди на креслах, скамеечке и пуфике, повалявшись на кровати, Тина подошла к встроенному шкафу, который нашла бы не сразу, если бы не услужливый Эктор – дверцы шкафа были оклеенным теми же обоями, что и стены. С удовольствием развесив и разложив вещи, девушка заглянула в ванную. Она была отделана светло-зеленым кафелем, а на стаканчиках для зубных щеток красовались те же три цветочка – василек, ромашка, мак. Синий, белый, красный – цвета национального флага Франции. Весьма элегантно и очень патриотично…
Наконец дошел черед до лоджии. Ее Тина приберегла, как десерт, напоследок. Открыв стеклянную дверь, она сделала шаг вперед и вдохнула полной грудью солоноватый воздух. Ей еще ни разу не приходилось бывать на море, а тут не Черное или Балтийское, а сразу Средиземное. Оно уходило вдаль и на линии горизонта сливалось с небом, таким же безмятежно голубым.
С трудом отведя от него восхищенный взгляд, Тина посмотрела на то, что располагалось ближе и, как говорится, сориентировалась на местности. Здание отеля, спроектированное в форме буквы «Г», своей удлиненной частью, где располагались номера, было обращено к морю. А в коротком крыле, видимо, размещались администрация, ресторан и служебные помещения. Слева не то парк, не то ухоженный кусок первозданной природы тянулся до виднеющихся приблизительно в полутора километрах от отеля невысоких живописных гор.
Прямо перед зданием была устроена терраса, мощенная каменными плитами, с плетеными столиками и креслами, а еще ниже бассейн неправильной формы со стоящими вокруг шезлонгами и зонтиками. И это притом, что до моря было рукой подать!
«Будь моя воля, я бы поселилась здесь навечно», – мечтательно подумала Тина…
Вернувшись домой на такси, Александра приняла массу предосторожностей, чтобы не быть узнанной, когда подходила к подъезду и поднималась в свою квартиру. Закрыв за собой дверь, она неожиданно почувствовала себя шариком, из которого выпустили воздух. Обессиленная вконец, Александра опустилась на диван в гостиной.
Всю последнюю неделю она не позволяла себе думать ни о чем, кроме осуществления хитро задуманной подмены. Днем и ночью каждую минуту состыковывала кусочки головоломки, понятной лишь ей одной. И теперь, когда начальный этап плана можно было считать успешно осуществленным, поняла, что у нее ни на что больше не осталось сил.
Возможно, это сработало подсознание, давая передышку перед тем, что ей предстояло. А именно – остаться один на один в самый драматический для человека момент.
Александра откинула голову на подушки дивана и закрыла глаза, вызывая в воображении наиболее счастливые эпизоды своей жизни. Так она теперь поступала, когда тоска и страх грозили полностью поработить ее душу: вспоминала только хорошее и радостное, гнала прочь все мысли о будущем. Вот окажется она там, где ее никто не знает и где можно быть самой собой без оглядки даже на близких, любящих тебя людей, тогда и поймет, как ей поступить. А нет – положится на волю провидения.
Сколько себя помнила, Александра радовала окружающих. Словно это было ее предназначение в жизни. Родителей и бабушек с дедушками – отличной учебой и примерным поведением, подруг – доброжелательностью и отзывчивостью, мужа – сначала романтической влюбленностью, потом всегдашним пониманием и поддержкой, руководство – тем, что наперед него знала, как следует поступить во благо фирмы в той или иной ситуации. И она отнюдь не страдала от этого. Но того ли хотелось ей самой?..
Раньше такой вопрос даже не возникал в сознании. А теперь было бы непростительным мотовством тратить время на поиски ответа.
Александре хватило получаса, чтобы прийти в себя и внутренне собраться. Нечего раскисать! Завтрашнюю ночь ей предстояло провести на новом, незнакомом месте…
Троюродный внучатый племянник бабы Дуни встретил ее на станции. И Александра поняла, что совсем не так рисовала себе облик нынешнего российского селянина. Не было ни телогрейки, ни стоптанных кирзовых сапог, ни заскорузлого картуза. Вполне современного вида мужчина лет пятидесяти пяти, в джинсах и ветровке поверх клетчатой рубахи двинулся ей навстречу, когда она, сойдя с поезда, остановилась на платформе в окружении матерчатого чемодана и картонных коробок.
– Здравствуйте… Так вы и есть наша родственница из Москвы? – спросил Виктор с оттенком сомнения в голосе.
– Да, это я, – смущенно улыбнулась Александра, поняв, что несколько переборщила с нарядом сельской жительницы. – Видите ли, я хотела выглядеть попроще… Отдохнуть, так сказать, от московской жизни, – произнесла она, как бы извиняясь.
– А-а… – добродушно протянул Виктор, – тогда ясно. Конечно, у нас тут на каблуках не походишь.
– Вот и я так подумала, – с облегчением заметила Александра.
– Ну, чего тогда мы тут стоим! – воскликнул новообретенный родственник. – Давайте заберем вещи и отправимся в Выглядовку! Идите за мной.
Виктор подхватил большую часть багажа, оставив молодой женщине чемодан и две самые маленькие коробки.
За облупившимся серым зданием железнодорожного вокзала располагалась круглая площадь в рытвинах и асфальтовых заплатах, на которой местные жители группками дожидались рейсовых автобусов. За исключением совсем уже древних стариков и старушек да пары бомжей с опухшими малиновыми рожами все они были одеты так же, как и большинство москвичей – завсегдатаев вещевых рынков.
Почувствовав себя в наряде а-ля героини «Кубанских казаков» белой вороной, Александра постаралась побыстрее юркнуть на переднее сиденье битого, местами проржавевшего до дыр желтого «Москвича». Виктор тем временем уложил ее вещи в багажник и, сев за руль, повернул ключ в замке зажигания. Рявкнув и закудахтав, мотор заглох. Так повторилось еще пару раз, затем, поскрипывая и погромыхивая, автомобиль-долгожитель тронулся с места.
Сняв косынку и расстегнув верхние пуговицы блузки, Александра постаралась придать себе более современный вид. И в завязавшемся разговоре парой-тройкой фраз к месту дала понять, что не лыком шита. А если и не знает, как теперь одеваются в деревне, то только потому, что далека от этого.
Похоже, ей удалось изменить мнение о себе сидящего рядом мужчины, и Александра облегченно перевела дыхание. «Ну надо же, – тут же удивилась она, – меня волнует, что подумает обо мне человек, которого я больше никогда не увижу. Вот она, пресловутая суетность нашего бытия…»
Сначала тряслись по давно не ремонтированным улочкам унылого пыльного городка. Затем выехали на проселочную дорогу, и смотреть по сторонам стало веселее. Если бы не кучи мусора по обочинам, то можно было бы и вовсе наслаждаться пейзажем. Правда, через полчаса езды обрывки пластиковых пакетов, консервные банки и дырявые полиэтиленовые канистры уже почти полностью скрыла проросшая сквозь них высокая трава и мелкий кустарник.
– Как далеко мы отъехали от станции? – спросила Александра.
Виктор, не глядя на спидометр, ответил:
– Девятнадцать километров. Еще минут пятнадцать, и будем на месте.
И действительно, вскоре из-за поворота дороги показались – словно выглянули в просвете неожиданно расступившихся деревьев – избы с некогда крашенными наличниками. Некоторые смотрелись обитаемыми
