крутишься и в результате никуда не приходишь.
Спустя еще сорок мучительных минут вращение все же иссякло, дервиши надели свои черные плащи и так же медленно и беззвучно покинули сцену, в сопровождении музыкантов, оставив шесть пустых деревянных стульев и благодарную, но недоумевающую аудиторию. Зрители хотели было похлопать, но побоялись, что это неуместно. Это явно был мрачный религиозный обряд, а не развеселое шоу, которого они ждали.
Бренда была глубоко разочарована.
– Я думала, будет весело, – шепнула она.
Мэгги кивнула, с трудом ворочая затекшей шеей:
– Я тоже. Ну ладно, кто ж знал.
Увидев в фойе Кэти Гилмор, Бренда спросила:
– Фуршет для актеров будет?
– Нет. Они уезжают сразу после представления.
– Черт, ну что за фигня. Ты хоть встречалась с ними до выступления?
– Я встретила автобус.
– Во что они были одеты? – спросила Бренда.
– Одеты? Обыкновенно, как все. А что?
Бренда бросила взгляд на Мэгги.
– Да так, просто любопытно.
По дороге домой Мэгги потихоньку открыла сумку Бренды и сунула туда счастливую монетку Хейзел – прощальный подарок. Высаживая ее возле дома. Бренда сказала со смехом:
– Да, бинокли я брала зря, верно?
– Что верно, то верно.
– Несколько неожиданное, надо сказать, представление.
– Да… В любом случае, я рада, что мы сходили.
– Я тоже. По крайней мере, теперь не надо ехать в Турцию.
– Точно, не надо.
– Ну ладно, утром увидимся.
– Вообще–то не увидимся. Я беру завтра отгул, помнишь?
– А, точно. Забыла. А что у тебя за дела–то такие завтра?
– Так, кое–чем нужно заняться.
– А–а… Ну ладно, развлекайся. Тогда до вторника.
Бренда уже тронулась с места, когда Мэгги сказала:
– Подожди.
Бренда остановилась:
– Что?
Мэгги долго молча смотрела на нее, потом проговорила:
– Ладно, ничего, наверное. Я просто хотела… еще раз пожелать спокойной ночи.
Бренда улыбнулась:
– Ну, спокойной ночи. – И крикнула, отъезжая: – Чтоб тебя клопы не закусали!
Мэгги смотрела ей вслед, пока машина не скрылась из виду. Грустно, что представление не оправдало ее ожиданий, но хорошо, что последний вечер она провела с Брендой.
Дома она разделась, положила платье и туфли в коробку и уже в постели просмотрела последний список на завтра.
НУЖНО СДЕЛАТЬ
3 ноября, в понедельник
1. Отказаться от подписки на «Бирмингем ньюс»
2. Освободить холодильник и морозилку
3. Вынести мусор
4. – Позвонить Дотти Фигг и сказать о квартире
5. Позвонить в телефонную компанию, чтобы отключили телефон
6. Оставить деньги и часы для Люп
7. Постелить постель, постирать
8. Проверить под раковиной, нет ли муравьев
9. Подмести задний двор, почистить птичьи кормушки
10. Не забыть оставить письмо на стойке
11. Оставить запасные ключи под ковриком, когда буду уходить
Лежа в постели, она удивилась: а с чего это ей так хорошо на душе? Как–то неправильно это. Господи. При данных обстоятельствах ей должно быть сейчас очень и очень паршиво. Ан нет. Она заметила, что чем ближе намеченный день, тем лучше она себя чувствует. Может, оттого, что больше не смотрит новостей? Она давно не спала так крепко. Удивительно, до чего приятно не беспокоиться о будущем. Только подумать – собралась умирать, и тут–то ей стало как никогда хорошо жить. Ну, что поделать.
Время «Ч»
Мэгги проснулась рано, сняла постель и сунула в машинку, собралась было в душ, да вдруг поняла, что незачем без необходимости тратить воду. Поставила кофе, кинула в тостер пару кусков хлеба, совершила первый звонок – Дотти, оставила на автоответчике сообщение, что скоро освобождается дом с одной спальней. Она не хотела, чтобы Бебс ухватила еще одну сделку, прежде чем Дотти покажет жилье своим клиентам. Потом позвонила в «Бирмингем ньюс» и отказалась от подписки. Потом в телефонную компанию, чтобы отключили телефон. У телефонной дамы был разобиженный голос, но что тут поделаешь. Потом сполоснула посуду и кофеварку и поставила в посудомоечную машину.
В ожидании, пока досохнут простыни, положила прощальное письмо на стойку рядом с часами и конвертом для Люп, помыла холодильник, вынесла мусор, и ровно в 9.30 позвонили в дверь мальчики из театра Бутс и забрали коробки. Пока все шло по плану. Мэгги подмела задний дворик, вынула простыни из сушилки, застелила постель.
Прошлась по квартире, кинула последний взгляд – все ли в порядке? Все было в порядке. Шагнула к двери… и тут зазвонил телефон на кухне. Наверное, телефонная компания проверяет номер, ну и пусть звонят. Заперла дверь черного хода в кухне, надела шарф и темные очки, взяла сумку и вышла. Положила запасной ключ под коврик. Пошла на угол соседней улицы ждать такси, надеясь, что не наткнется на каких–нибудь знакомых. Ей повезло, машина для Дорис Дэй уже подъехала. Она резво запрыгнула на заднее сиденье и захлопнула дверцу. Какое облегчение. Ее никто не видел. Ура–ура. Объяснив водителю, куда ехать, она откинулась на сиденье и едва успела немного расслабиться, как зазвонил телефон в сумке. О господи, она взяла эту глупую штуковину, чтобы выбросить в реку, да отключить–то забыла. Разговаривать ни с кем не хотелось, тем более с Брендой или Этель, и она не стала отвечать. А вдруг это Дотти, вдруг у нее какой–то вопрос по поводу дома на Эйвон–Террас? Может, и домой тоже Дотти звонила. Она достала телефон и посмотрела на номер, но очки уже отправились в мусор, так что на экране она увидела лишь расплывчатое пятно. Нажала «перезвонить» и ожидала услышать голос Дотти, но, к ее изумлению, ответил человек из Нью–Йорка.
– Здравствуйте, – сказал он.
Через пять минут Мэгги попросила водителя развернуть машину и отвезти ее домой. Ох как ей этого не хотелось, с таким трудом она все подготовила для ухода! Но Алекс, адвокат из конторы Дэвида, который занимался собственностью Далтонов, был очень настойчив. Мэгги уговаривала его передать дело Бренде, мол, она прекрасно справится, но Алекс отказался наотрез, поскольку ему велено организовать все так, чтобы продажей «Гребешка» занялась она