штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил на протяжении всего времени, пока проводятся военные операции. На время после окончания военных операций предусмотрены другие регулирующие органы.
§ 10
Для согласования мероприятий, осуществляемых рейхсминистром по делам оккупированных восточных областей или рейхскомиссарами на подчиненных им территориях, с более важными вопросами, касающимися интересов государства, рейхсминистр по делам оккупированных восточных областей поддерживает тесный контакт с высшими имперскими властями. При разногласиях во мнении, которые не могут быть устранены путем непосредственных переговоров, следует обращаться ко мне за решением через рейхсминистра и начальника рейхсканцелярии.
§ 11
Положения, необходимые для проведения в жизнь и дополнения настоящего указа, издаются рейхсминистром по делам оккупированных восточных областей по согласованию с рейхсминистром и начальником рейхсканцелярии и начальником штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил.
К десяти вечера мы закончили совещаться. Командир решил, что в последний спокойный вечер надо дать возможность людям отдохнуть и собраться с мыслями. Вот только баню растопить не дал!
Я сидел на завалинке и наслаждался одной из немногих оставшихся у нас сигарет с вирджинским табаком.
— Оставишь? — спросил Миша Соколов, устраиваясь рядом.
— На.
Пока я обдумывал, с чего начать разговор, танкист глубоко затянулся.
— Мягкий какой! Трофейный? — спросил он, выпустив клубы дыма из носа.
— Вроде того…
— Антон, а что такое «либераст»?
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности.
— Это ты откуда взял? — незаметно переведя дух, поинтересовался я у него.
— Да вчера товарищ капитан какое-то взрывное устройство делал, а я товарища военврача искал. Ну, и когда зашел, услышал, как он приговаривает: «Вот вам от меня подарочек будет, либерасты общеевропейские!»
— Ах, это, — я вздохнул с облегчением, — товарищ капитан маты так заменяет. У него, видишь ли, три дочки малых и сын, ну он и приучился.
— Четверо? Силен, однако.
— Ты еще учти, что ему уже за пятьдесят, и он в командировках времени больше, чем дома, вот уже лет двадцать проводит.
— Я и говорю — силен!
— Миш, а я вас с Семой с собой забрать хочу. Ты как, не против?
— А с чего мне быть против? Да мы и так вроде в вашем отряде или нет?
— Пока нет.
— То есть? Я думал, что мы, как Емельян или милиционер наш.
— Нет. Вы — не как они. Вы пока — сбоку припека были. Да и сейчас мы на вас смотреть будем — гожи вы нам или нет.
— Товарищ старший лейтенант госбезопасности, — «Ну что у них за манера такая — чуть что навытяжку вставать? Уставники несчастные!» — хочу официально попросить вас о включении меня в состав отряда. Вы не смотрите, что документов нет, всегда ж запросить можно. — Голос Михаила стал умоляющим. — Мне бы только до рычагов снова добраться! А уж там я знаю, чем немцев порадовать!
Мне, испорченному насквозь циничным в отношении к «высоким чуйствам» веком, иногда манера предков выражаться казалась каким-то театральным представлением, но прошедший месяц доказал, что, как правило, они в своих мыслях и чувствах искренни. И если заявления сбежавшего лейтенанта Сотникова в свое время чуть не вызвали у меня приступ смеха — настолько пафосными и чрезмерно выспренными они казались, то к словам Миши я отнесся серьезно.
— Товарищ красноармеец Соколов, — ответил я, вставая, — вы приняты кандидатом в диверсионную группу. Разрешаю сесть.
— Служу трудовому народу!
— Похвально. Давай, Семена найди, и приходите сюда через полчасика.
Понежиться на завалинке мне так и не удалось — минут через пять нарисовался Шура-Два и радостно ухмыляясь, сообщил, что наши бойцы наконец-то разыскали где-то кровать и ему нужна помощь в изготовлении «вьетнамских» противопехоток. Так что до прихода Миши с Семеном я упорно пилил трубки из кроватной спинки, а Саша нарезал из дощечки взрыватели. И только с приходом «кандидатов в члены» появилась возможность по армейскому обыкновению припахать молодых, а самому развалиться в обнимку с гитарой на ворохе прошлогоднего сена.
Под аккомпанемент ножовки и лучковой пилы начал наигрывать негромко какую-то тягучую и заунывную блюзовую тему. Что-то вроде «стенаний молодого негра о подружке, проданной злым плантатором злому плантатору в далекий Новый Орлеан», но сам скоро заскучал. Тут бойцы закончили пилить и принялись стучать молотками.
«О, это по-нашему!» — я подхватил ритм и перешел на рок-н-ролл.
Заметив, что Соколов то и дело оборачивается на меня, прикрикнул на него:
— Осторожней, по пальцу попадешь! — И точно — спустя пару секунд после моего предупреждения Миша звезданул-таки себе по руке и, взвыв, принялся трясти ею в воздухе.
— Шли бы вы на свежий воздух, товарищ старший лейтенант! Или сам давай работай, эль Марьячи ты наш! — накинулся на меня возмущенный потерей трудового ресурса Бродяга.
— Всё, товарищ капитан, затыкаюсь и умолкаю навеки… — И, поставив гитару у стенки, я демонстративно понуро направился к двери.
— Э, ты что? — окликнул меня Саша. — Птица-радива, куда пошел? Я же не вообще, погоди четверть часика, а только потом народ отвлекай.
— Ну, раз я отвлекаю… — я встал в позу «гордого, но непонятого Творца».
— Тох, хорош кривляться.
Я покладисто вернулся и забрал гитару.
В дверь постучали.
— Да, войдите, — Александр встал из-за стола.
В сарай заглянул Зайцев:
— Доброй ночи, товарищ капитан. И товарищ старший лейтенант, — добавил он, заметив меня.
— И вам всего хорошего, — ответил Бродяга несколько недовольным тоном, подразумевавшим, что он сейчас очень-очень занят и хотел бы побыстрее вернуться к своим делам.
— Извините, что отрываю, но товарищ майор сказал, чтобы вы дали мне образец «вьетнамки», хоть я и не знаю, что это такое…
— А, — протянул Саша, — входи. Мы как раз их сейчас и мастырим. Вот. — И он протянул Зайцеву мину, которую собирал перед приходом последнего.
Тот повертел в руках детали и изумленно выпучился на Бродягу:
— Но это трубочка, как я понимаю, от кровати и кусочек дощечки с гвоздем! А где же мина?
— Миша, выскочи во двор и гаркни: «Проверочный!» — обратился наш начштаба к Соколову.
После того как его приказание было выполнено и танкист вернулся, Саша снова обратился к Зайцеву:
— А теперь, старлей, смотри и учись!
