царицы Тутмос III пытался изгладить любые воспоминания о своей предшественнице, после того как сверг ее с трона и, возможно, предал смерти. Это предположение ничем не доказано, хотя часто о нем говорят как о достоверном факте. Во всяком случае, следует подчеркнуть, что обелиски закрыты только там, где надписи имели личный характер, в то время как верхняя часть, представлявшая общий интерес, осталась на виду. Это те самые знаменитые обелиски, завершенные в течение семи месяцев, считая от того дня, когда был отдан приказ об их изготовлении. Как видно, для египетских мастеров это было замечательным достижением, так как сам этот факт отмечается в надписи на обелисках. Достоин упоминания полный текст великой царской клятвы, сокращенная форма которой часто встречается в надписях других фараонов.

«Я сидел во дворце, я вспоминал того, кто создал меня, мое сердце велело мне сделать для него два великих обелиска, чьи острия исчезают в небе, в великолепной колоннаде между двумя великими пилонами царя Тутмоса I. Клянусь, что, как любовь Ра, как милость отца моего Амона ко мне, как счастливая жизнь, наполняющая мои ноздри, как то, что я ношу белый венец и выхожу в красном венце; что Хор и Сет соединили для меня свои доли, что я правлю этой землей как сын Исиды и стал сильным, как сын Нут; как то, что Ра спускается в вечерней ладье, и поднимается в утренней ладье, и соединяется с двумя матерями в божественной ладье, как пребывают небеса, как вечно то, что он сотворил, как то, что я буду для вечности, как незаходящая звезда, и спущусь на запад, как Атум, [так же верно, как то] что два великих обелиска, которые мое величество украсило чистым золотом для отца моего Амона, сделаны из цельной глыбы прочного гранита без шва или стыка. Мое величество совершило этот труд с первого дня мехира до последнего месора, а всего семь месяцев работы».

Тутмос III построил внутренние ворота (пилон VI), после чего святилище оказалось в окружении трех ворот. В то же время святилище в законченном его виде относится к более позднему времени – к царствованию Филиппа Арридея, сводного брата Александра Великого. Стены крытой галереи, окружающей святилище, испещрены надписями Тутмоса III, посвященными его победоносным походам в Сирии. Во всех подробностях рассказывается о знаменитом походе против союза сирийских князей, чье главное командование находилось в Мегиддо на равнине Ездраэлон. Очевидно, этот рассказ взят из хроники, которую вел личный секретарь фараона, излагающей события похода начиная с того дня, когда египетская армия вышла из Египта, и заканчивая захватом оплота Мегиддо. Писец невольно нарисовал столь живой портрет царя, столь ясную картину безрассудной храбрости Тутмоса, описав его вспыльчивый нрав, непревзойденный полководческий талант и милость к побежденным, что великий фараон кажется самым человечным и обаятельным из всех правителей древности. Писец замечает, что он сделал запись на «кожаном свитке в храме Амона». Кожа давно истлела, но текст, воспроизведенный на каменных стенах галереи, хорошо сохранился, так что его можно было расшифровать. Когда египетская армия достигла южного подножия холмов Мегиддо, Тутмос созвал военный совет, где военачальники посоветовали ему проявить чрезвычайную осторожность. «Как идти нам по этой узкой дороге, когда к нам приходят и говорят, что враг поджидает нас, сохраняя дорогу от полчищ? Разве не пойдет лошадь за лошадью, а воин за воином? Не будут ли наши передние ряды биться, в то время как задние стоять в Аруне в бездействии? Смотри, вот две другие дороги, одна идет из Таанаха, другая выведет нас на путь севернее Зефти, чтобы мы вышли к северу от Мегиддо. Пусть наш могучий Господин идет по тому пути, какой выберет, но пусть не посылает нас по этой трудной дороге». [Царь ответил: ] «Клянусь любовью Ра ко мне, милостью отца моего Амона ко мне, тем, что ноздри мои обновляются жизнью и силой, мое величество пойдет по этой дороге из Аруны. Пусть кто хочет идет по дорогам, о которых вы говорили, и пусть кто хочет следует за моим величеством. Пусть гнусный враг думает: «Не пошел ли его величество другой дорогой?» Значит, он нас боится». [Военачальники согласились идти за царем.] Тогда его величество приказал всему войску выступать по узкой дороге. Его величество поклялся, говоря: «Никто не пойдет впереди меня». [Потом автор описывает подготовку к битве и саму битву.] Его величество, вооруженный боевым оружием, выехал на своей золотой колеснице. Южное крыло армии стояло на холме на юге от ручья Кина, северное крыло стояло на северо-западе от Мегиддо, а его величество был между ними. Когда враги увидели его величество во главе армии, превосходящей их, они стремглав в ужасе бросились к Мегиддо, покинув лошадей и колесницы из золота и серебра. Их тянули и тащили в город за их одежды, ибо горожане закрыли перед ними ворота и спустили одежду, чтобы втянуть их в город. О, если бы только воины его величества не предались разграблению вражеских пожитков, они бы захватили Мегиддо в ту самую минуту, когда воинов жалкого войска Кадеша и презренного войска Мегиддо спешно тянули вверх, чтобы впустить их в город. [Царь сурово укорил свое войско,] «потому что все вожди мятежных стран в этом городе, и захватить Мегиддо – все равно что захватить тысячу городов. Так захватите его целиком». После чего вокруг Мегиддо установили осаду, хотя беженцам было позволено покинуть город; наконец город сдался. В завершение похода Тутмос «назначил новых начальников в каждом городе», иными словами, сместил князей, сопротивлявшихся ему, и поставил на их место египетских правителей и тем самым заложил основание для египетского господства во всей Сирии. Хотя враги боялись Тутмоса, как никакого другого фараона, как кажется, он пользовался любовью и доверием своего народа, особенно в войсках, а также уважением завоеванных народов. Поход на Мегиддо единственный, описанный столь подробно; по поводу остальных просто подведены итоги, скорее всего потому, что на стенах не хватило места, чтобы уделить столь же пристальное внимание всем военным кампаниям.

Хотя храм постоянно перестраивался, новые строения никогда не отклонялись от оси и возводились по линиям старого здания, с каждым разом удлиняя его. Аменхотеп III построил пилон (III пилон) еще западнее и расширил старый храм, окружив стеной двор между своим пилоном и пилонами предшественников. Вполне вероятно, что замысел большого гипостильного зала также принадлежал ему, но, так как он уже вплотную занимался строительством луксорского храма, на карнакский храм у него не оставалось ни людей, ни средств.

В правление фараона-еретика храмам Амона грозило не просто запустение – они могли подвергнуться разрушению. Не сумев полностью ликвидировать культ и храмы ненавистного бога, Эхнатон был вынужден удовольствоваться тем, что сменил собственное имя Аменхотеп на новое – Эхнатон, а также тем, что стер имя Амона со всех надписей, где оно встречалось. Был ли причиной его фанатичного рвения религиозный пыл, или оно являлось политическим бунтом против неуклонно растущей власти жречества Амона, до сих пор неясно. Так или иначе, его результатом оказалось столкновение двух мощных политических сил – фараона и жрецов, после чего порядок в стране сменился хаосом. О том, как народ относился к Эхнатону в последующие периоды, говорит эпитет «нечестивый», которым он охарактеризован в надписи Месса, сделанной в правление Рамсеса II.

Хоремхеб, восстановивший порядок в стране после амарнской эпохи, построил большой гипостильный зал (G), отделка которого относится к более позднему времени. Свою ненависть и презрение к фараону- еретику Хоремхеб выразил тем, что использовал статуи Эхнатона для наполнения своего пилона. Рамсес I, преемник Хоремхеба, чье правление было слишком коротким, чтобы начать крупномасштабное строительство, возвел большой пилон (пилон II) к западу от гипостильного зала, сделав новый вход и увеличив длину храма. Великий строитель Рамсес II почти ничего не сделал в Карнаке, кроме того, что поставил статуи самому себе; но фараоны Бубастиса XXII династии и эфиопские фараоны XXV династии подарили храму большой внешний двор (В) и огромный входной пилон (пилон I). Вероятно, что и двор, и пилон были возведены на участке, где раньше уже стояли древние здания, так как великолепная аллея бараноголовых сфинксов (А), ведущая к пилону, относится ко времени Аменхотепа III XVIII династии, то есть на несколько веков раньше.

Причиной явной неупорядоченности общего плана храмового комплекса стали постоянные перестройки, которым он подвергался в течение нескольких столетий; но если помнить о том, что храм достраивали в длину, то будет легко разобраться в боковых молельнях и второстепенных храмах.

Главная дорога вела к Большому храму со стороны реки, где еще сохранились остатки каменной набережной. Аллея сфинксов с бараньей головой, протянувшаяся от набережной до западного пилона (А), отмечает путь, по которому шли процессии. У сфинксов львиное тело и баранья голова в честь бога-овна. Между лапами у каждого сфинкса стоят фигуры Аменхотепа III, что указывает на то, что фараон находится под особым покровительством бога. В искусстве любой другой страны, кроме Египта, это странное сочетание льва и барана показалось бы нелепым, но в данном случае длинный двойной ряд лежащих животных производит величественное впечатление (илл. XVI, 2).

Хотя входной пилон (пилон I) сильно поврежден и лишился выступающего вперед карниза, он по-