всяких драгоценных камней. Кроме того, царь перечисляет то, что уже сделал для Осириса. «Я доставил для него многочисленные жертвенные столы, систры, ожерелья, кадильницы, круглые столы… Я соорудил для него священную ладью из нового соснового дерева, лучшего соснового дерева с террас: ее нос и ее корма из электрума, заставляя воды празднично сиять, чтобы совершать ее плавание в ней во время ее праздника «Округа Пеки». Хатшепсут следует примеру отца и строит еще более богатую священную ладью. Кроме того, по приказу царицы в карнакском храме Амона были установлены два обелиска из асуанского гранита. Она «сделала их как памятник ее отцу Амону, владыке Фив, главе Карнака, воздвигнув ему два обелиска из вечного южного гранита с верхушками из лучшего всех стран электра, которые видны на обоих (берегах) Нила. Их лучи затопляют Египет, когда солнце восходит между ними, когда оно поднимается на небесном горизонте». Но построенные предшественниками ладьи меркнут по сравнению с ладьей, построенной Аменхотепом III, поскольку, как известно, все, что он делал, он делал великолепно. Аменхотеп III построил эту священную ладью как памятник тому, кто был для него отцом, «Амону-Ра, повелителю Фив». Эта широкая и длинная ладья была сделана из лучшего кедра, украшена золотом и серебром.

Двери храмов также свидетельствовали о чрезмерной расточительности фараонов. Говоря о своем храме в Дейр-эль-Бахри, Хатшепсут с гордостью сообщает, что его огромные двери из «бронзы, украшенные фигурками из электрума». Тутмос III построил в Карнаке храм из «белого прекрасного камня». Далее он перечисляет установленные ворота, огромную дверь из кедра, украшенную золотом и «настоящей черной медью», и добавляет, что никто еще не сооружал ничего прекраснее этого храма.

Аменхотеп III не отстает от своих предшественников, сообщая о роскошных дверях, которые он установил в храмах. Говоря о Карнаке, он подчеркивает, что установил «великую дверь», всю покрытую золотом, а затем уже описывает красоты этого «обширного и просторного» храма, пилоны и флагштоки которого достигают неба и небесных светил.

В Солебе Аменхотеп III построил храм из прекрасного «светлого песчаника», весь отделанный золотом. В надписях, сохранившихся в развалинах этого храма, Аменхотеп III торжественно заявляет, что он построил этот храм в качестве памятника для возвеличения своего образа, называя себя «владыкой Нубии, великим богом, владыкой неба».

В надписях начиная с правления XVIII династии особо подчеркивается, что фигуры богов, когда выносили из святилища, ставили на покрытый серебряными плитами пол. Амон, призванный рассудить вопрос относительно некоего жреца, «появился на серебряном полу в Доме Амона в утренний час». Многие фигуры богов делались из золота; святыни покрывались золотом и украшались «дорогими камнями», чтобы при попадании солнечных лучей они «освещали всю землю». Створки двери, обшитые золотом, упоминаются в надписи о суде над жрецом, которого заставили признаться в ограблении «дома золота» царя Усер-маат- Ра, вынудив рассказать, кто вместе с ним участвовал в краже и сколько золота они похитили, с учетом «золота, снятого с врат».

Фараоны не жалели средств на строительство, восстановление и украшение храмов, не забывая при этом жрецов. Со времен Древнего царства храмы получали во владение земельные наделы, продукты и корм для скота. С ростом богатства соответственно увеличивались пожертвования, и в период Нового царства жрецы были самым богатым классом общества. В папирусе «Харрис» содержится перечень даров, движимого и недвижимого имущества, которые Рамсес III пожаловал храмам. Жрецов в буквальном смысле слова засыпали подарками; храмы получали землю, рабов, животных всех видов и пород, зерно, овощи и фрукты, лодки, льняное полотно и одежду, золото и серебро, в натуральном виде и в виде изделий. Храмы были владельцами по крайней мере половины государственных доходов. За время своего правления второй фараон XXII династии, Осоркон I (924–895 до н. э.), пожертвовал храмам 2 300 000 дебен[126] золота и серебра, помимо бронзы, ляпис-лазури и вина из оазисов, которое стоило почти столько же, сколько драгоценные металлы.

Оказалось, что Нектанеб II, последний фараон египетского происхождения, проявлял такую же щедрость по отношению к храмам. На следующий день после воцарения на престоле царь распорядился передать «десятину с золота, серебра и всего прочего, ввозимого из стран «греческого моря» в гавань Хенут, и десятину со всего производства Пиамро, называемого Нукрат (Навкратис), что на берегу Ани, храму своей «матери Нейт».

Много писалось об этических нормах древних египтян. Мы знаем, что с древнейших времен жители этой страны отличались высокими моральными принципами. Первым было моральное обязательство по отношению к богу, но, поскольку царь и бог были едины, значит, моральное обязательство и по отношению к царю. О высоких моральных принципах свидетельствуют надписи, в которых отмечаются все добрые поступки, совершенные ради товарищей. Все это вместе, отношение к товарищам и царю, выраженное в словах, свидетельствует об их благочестии. В такой стране, как Египет, с его неплодородной почвой и постоянной угрозой голода, накормить голодного считалось актом милосердия. Как мы говорили, транспортным путем в Египте служила река, движение по которой из-за предательских песчаных отмелей да еще против сильного порывистого ветра зачастую заканчивалось весьма печально; многие лишились не только лодок, но и жизни. Богатые, добродетельные люди всегда «дарили лодку потерпевшему кораблекрушение». Хороший правитель гордился тем, что не притесняет свой народ и заботится о нуждающихся в помощи. Он действовал как «отец для оставшихся без отца, как муж для вдовы, как защитник для сироты» и был особенно внимателен к тем, у кого не было матери. В тяжелые для страны времена он обеспечивал народ необходимым и с гордостью говорил, что в его время никто не голодал. Как судья он был абсолютно беспристрастен, и многие судьи утверждали, что приблизились к этому идеалу. Надпись, относящаяся к периоду правления VI династии, сохранила заявление судьи о том, что, рассматривая дела о наследовании, он делает все для того, чтобы не лишить сына отцовского наследства. В предписании о служебных обязанностях визиря Тутмос III особо настаивает на беспристрастности судьи, подчеркивает необходимость рассматривать все дела одинаково, не отдавая предпочтения друзьям и родственникам и «не допуская, чтобы пришедший последним был выслушан раньше пришедшего первым». Харемхеб (Хоремхеб), последний фараон XVIII династии, пошел еще дальше. В своем указе, «ища благое дело для Египта, исследуя дела», он перечисляет критерии подбора на должность судей: «немногоречивые, благонравные, умеющие судить, слушающие речь царя и законы судебной палаты»; любой судья, уличенный в злоупотреблениях своим служебным положением, подвергался позорной казни: ему отрезали нос и отправляли в ссылку. Рамсес III, назначая судей для суда над заговорщиками, пытавшимися его убить, наставлял их сначала убедиться в вине обвиняемых, прежде чем выдвигать обвинение.

Сановник Интеф, живший во времена правления VIII династии, в надгробной надписи сообщает о своей беспристрастности: «Я был свободен от пристрастий, когда подвергал наказанию виновных». Кроме того, он считает, что служил бедным, помогал тем, кто остался без отца, опекал сирот, защищал слабых.

В одной из надписей царский чиновник объясняет причину особого благоволения со стороны фараона тем, что он «всегда был спокоен и никогда не повторял злых слов».

Тех, кто вел правильный образ жизни и делал людям добро, ждет не только счастливая жизнь в загробном мире, но они оставят по себе добрую память в своем городе.

В 125-й главе Книги мертвых дается перечень грехов – отступлений от принятых норм поведения. Прежде чем предстать перед судом Осириса, умерший произносит речь перед загробным судом во главе с великим богом Ра, уверяя, что не совершал грехов во время жизни на земле. «Я не совершил несправедливостей против людей; я не был жесток к животным; я не совершал грехов в Месте Истины; я не пытался узнать то, что еще не стало; я не был безразличен, видя зло; я не был… мое имя не было сообщено водителю Ладьи; я не богохульствовал; я не отнимал (ничего) у бедняка; я не нарушал божественного табу; я не вредил служителю в глазах его хозяина; я не отравлял; я не заставлял (никого) рыдать; я не убивал; я не приказывал убивать; я никому не причинял страдания; я не преуменьшал пищевые доходы храма; я не портил хлеба для богов; я не крал печенья (поднесенные) для умерших; я не был педерастом; я не предавался прелюбодеянию в святилище моего городского бога; я не увеличивал и не уменьшал никаких мер; я не изменял (площади) аруры; я не обманывал и на пол-аруры; я не увеличивал веса гири; я не надувал на весах; я не отнимал молока от уст младенцев; я не лишал мелкий скот пастбища; я не ловил птиц (предназначенных) богам; я не удил их рыбу; я не устанавливал заслонов для (отведения) воды; я не тушил горящего (на алтаре) огня; я не нарушал мясной пост; я не останавливал скот… я не задерживал выхода бога (из храма)». Эта исповедь, не что иное, как нравственный кодекс, показывает,