вскочил и на негнущихся ногах направился к двери. Джуди догнала его и коснулась рукой.
— Я знаю, Джейми, что у всех нас есть свои… сомнения и секреты. Просто они так долго хранились, а сейчас… выплывают на свет. Они всегда
Джейми смотрел в пол. Хотел было коснуться ее плеча, но не собрался.
— И… — заключила Джуди. — Мне
Это запах утра, заключил Джейми: это запах утра, а не яркость его, напоминает мне. Мм — резкий аромат новизны и возбуждения в солнечных бликах и искрящихся отражениях. Но как он неуместен сейчас: совершенно неуместен, о да, совершенно. Ибо в то утро, которое я вспоминаю, в день, когда я впервые приехал сюда, я лихорадочно думал совсем о другом: я предвкушал в некотором роде будущее — может быть, даже ничтожный шанс на стабильность. Но то, как я выгружал свои жалкие и немногие, быстро побросанные в сумку пожитки из багажника этого кошмарного таксиста (разглагольствующий идиот, несмотря на всю свою болтовню, понятия не имел, куда меня везти) — это ведь совсем другое, нежели вид крепких и неулыбчивых профессиональных грузчиков, которые перетаскивают настоящие горы барахла в гигантский, похожий на пещеру фургон. Они экономят силы, эти решительные и коренастые мужчины — никаких лишних движений, аккуратно и точно приседают и поднимают груз. Они с легкостью несут вещи, при одной мысли о весе которых у меня дрожат коленки. Как тот филенчатый шкаф с резным узорчатым навершием, смотрите, — Кимми только что сказала мне, что он битком набит банками краски и стопками трехгранных коробок, кажется, она выразилась именно так, которые когда-то должны были стать основой некой инсталляции — в общем, очередная куча дерьма, беззаботно заключила Кимми, — но барахла так много, что проще перевезти все вместе, чем тратить время и нервы на то, чтобы тщательно разобрать и выкинуть ненужное.
— Как ты, Кимми? — осмелился Джейми (она наблюдала за грузчиками, бранила их — и, похоже, наслаждалась этим). — Ты ведь наконец это делаешь. Уезжаешь.
— Послушай, Джейми, о'кей? Все, типа,
Да, думал Джейми: она права. Большинство из нас в основном праздно слоняется — неразумно надеясь, что очень скоро (быть может, завтра?) все внезапно неким чудесным образом вернется на круги своя: все станет по-прежнему.
— И все же. Ты очень решительна. Чем-нибудь, гм, — могу я тебе помочь? А? Чем-нибудь?
— Можешь оттащить свой зад наверх и посмотреть, как у них там дела — у До и Мэри-Энн. Они здорово переживают. Но я должна приглядеть за этими парнями, ага? Я — я могу жить где угодно. Сюда я переехала только из-за До. Ты в курсе? Да наверняка. Она так рвалась переехать сюда с Мэри-Энн и придурком, которого называла своим мужем, — все эдак уютненько. Но потом придурок передумал, а я просто запрыгнула на ходу. К тому же я люблю ее. Она, возможно, не знает…
Джейми уставился на нее:
— Ты хочешь сказать?..
— Да. Да.
Это напомнило Джейми, что пальцы его уже тлеют. Он уронил окурок на землю и крепко растер носком ботинка, а сам тем временем рылся в карманах в поисках следующей.
— Мы собираемся переехать в, как его —
Джейми кивнул.
— Может быть, — сказал он.
— Я думаю… знаешь, что я думаю, Джейми? Мы с До прекрасно можем воспитать маленькую Мэри- Энн, как по-твоему? Я могу, ну —
Джейми улыбнулся и наклонился легонько ее поцеловать.
— Увидимся, Кимми, — сказал он, хотя думал, что вряд ли, да, вряд ли он когда-нибудь снова ее увидит. (Эрн, его звали, этого гребаного таксиста — он уже двадцать два года в этом деле, исполнилось на Рождество; теперь, значит, будет двадцать три.)
Какой удар — видеть это место пустым, как сейчас (опять напомнило, как я впервые сюда пришел). В смысле, эти комнаты — ну да, мы знаем, что они огромны, конечно, — но когда все вещи и мебель внезапно исчезают… И я даже не замечал никогда, что у Кимми и Дороти
Джейми направился к ним, проклиная стук каблуков по бескрайнему, безграничному полу.
— Ну, с вами обеими… — тихо сказал он, приблизившись. — С вами все хорошо? Вы готовы, гм?.. Кимми, ну… Да, вы не против, если я?.. — Он быстро зажег сигарету и глубоко затянулся. — Что ж… — сказал он. — Что ж. — Он даже подумывал было хихикнуть, но вскоре, слава богу, оставил эту идею.
— Бенни понравились его подарки?
Джейми на миг застыл. Приятный и холодный солнечный свет свободно струился сквозь множество окон, и когда Джейми вновь упрямо побрел к ним, их лица (по-прежнему такие далекие) упорно расплывались перед его глазами, а потом его на миг ослепила яркая вспышка света — и тут же померкла. И голос Мэри-Энн был тонким и слабым — слова ее, едва вылетев изо рта, целиком растворялись в громадной и гулкой громадной пустоте вокруг.
Но он так и не ответил, потому что, по правде говоря, не знал, что сказать (продолжал сосать сигарету: Иисусе, они поистине божий дар во многих отношениях). Он раза два, быть может, говорил по телефону с Бенни (с тех пор). Его мать говорила мало и быстро передавала трубку сыну (вот, Бенни, вот: поговори с папочкой). Но подарки… о них как-то речи не заходило. Я совершенно забыл, что именно подарил ему, вообще забыл, что это было — а он ничего не сказал ни об одном из них. Да и ни о чем другом, вообще-то; просто бормотал «Привет, па» и предоставлял мне самому выкручиваться. Она решила, заявила Каролина, что им лучше остаться у ее матери, пока, как она выразилась, Джейми не сочтет нужным