немного, но все-таки лучше. Кроме того, даже запах свежей рвоты вдруг показался приятным — он был поразительно живым на фоне холодного зловония разлагающегося трупа.

Дымов уперся ладонями в пол, попытался привстать на четвереньки. Глубины ящика почти хватило на это; он уперся покрепче и, застонав от напряжения, что было сил начал толкать крышку спиной. Что-то затрещало — не то дерево, не то мышцы, спину пронзила острая боль, руки скользнули на предательской подстилке из почтовых конвертов и фотографий, и Александр со стоном упал лицом в липкую теплую лужу, издающую отвратительный кислый запах.

— Что все это значит? — спросил Светлов, подпрыгивая на переднем сиденье джипа, который опять несся с самоубийственной скоростью навстречу выраставшей впереди стене соснового бора.

Позади снова клубилась пыль, скрывая поселок с недоумевающими по поводу столь поспешного отъезда столичных корреспондентов аборигенами во главе с рассерженным, сбитым с толку мэром. У Светлова зародилось очень неприятное подозрение, что господин мэр вовсе не торчит посреди площади, а уже названивает по всем телефонам, посылая им вдогонку весь личный состав районной милиции.

— Это значит, что мы идиоты, — сквозь зубы процедил Филатов, не отрывая пристального взгляда от бешено несущейся навстречу дороги. — Это значит, что нас обули в лапти, как двух сопливых пацанов. Это значит, Дима, что вместо одного жмурика мы с тобой рискуем найти двоих.

— Не понял, — строго сказал Светлов.

— А чего тут понимать? Ты просто не все знаешь.

Вернее, я тебе говорил, но ты, наверное, не обратил внимания или просто забыл… Понимаешь, возле гостиницы в райцентре, где мы с Никой остановились в тот раз, стояла синяя «Субару». Темно-синяя, если быть точным. И у Ники, как только она ее увидела, сразу же пропало настроение. Она даже притворилась, что у нее нет паспорта, лишь бы убраться оттуда подальше. Это я сейчас очень отчетливо вспомнил, как она стояла на пороге и смотрела на эту машину, как кролик на удава, а потом разыграла комедию с паспортом…

— Ты хочешь сказать, что это была машина Ольги Дымовой? Ну и что? В конце концов, для такого дела наш литератор вполне мог дернуть у жены тачку, чтобы не отсвечивать своим «апельсином» на четырех колесах! Помнишь, книжка такая была — «Заводной апельсин»? Очень модная.

— Тачку дернуть он, конечно, мог, — проигнорировав предпринятый Светловым отвлекающий маневр, сказал Юрий. — Только очень уж явно все в этом деле указывало на него. Смотри: сначала мы подрались, потом он написал рассказ и отправил его Нике… Если хотел убить, зачем было предупреждать о своих намерениях? Потом залез в квартиру, явно для того, чтобы этот свой чертов рассказ найти и убрать от греха подальше. Как будто не понимал, что Ника могла рассказать об этой посылочке мне. А если понимал, зачем оставил меня в живых? Ведь там, в квартире, после удара бутылкой в сочетании с хлороформом, я бы даже не пикнул. Меня тогда младенец мог зарезать, котенок загрыз бы, если бы не поленился… Тем не менее я отделался небольшой шишкой и легким похмельем после наркоза. А пока я валялся, кто-то присобачил к двери фотографию Ники с выколотыми глазами, чтобы мне было понятнее, кто меня по башке шандарахнул. Уж очень все очевидно, чересчур ясно и понятно. Отелло, дож венецианский… А его жена, заметь, ни словом не обмолвилась о наличии загородного дома, который она, оказывается, частенько посещает.

— По-твоему, выходит, что Ольга Дымова давно догадывалась о его связи с Никой и вынашивала планы мести?

А потом, значит, прочла рассказ и поняла, что представился удобный случай избавиться от соперницы… Так?

— Да. И с самого начала старательно переводила стрелки на мужа. Мы ведь почти купились на ее спектакль! Я, во всяком случае, купился.

— А я, честно говоря, до сих пор уверен, что убийца — Дымов. Ты ведь сам говорил, что он не профессионал. Только ты на этом основании утверждал, что вряд ли он отважится на убийство, а я считаю, что отважился, но наделал при этом массу ошибок. С этими гениями вечно так — обдумывают мировые проблемы, сидя на толчке, а воду за собой спускать забывают. Нет, ты подумай, до чего ты договорился! Разве могла женщина в одиночку провернуть такое дело?

— У нас равноправие, — возразил ему Юрий. — И потом, эта женщина — хирург. По слухам, очень хороший. Значит, умеет принимать решения быстро и не боится крови. И к хлороформу у нее свободный доступ.

— А Стрешневу тоже она убила?

— А что ей стоило? Усыпила все тем же хлороформом и сделала, что хотела.

— Но зачем?

— Возможно, Настя догадалась, что Ольга Павловна имеет отношение к исчезновению Ники. А может быть, это была просто очередная попытка перевести стрелки на мужа… Не знаю. Когда женщина начинает мстить, то мстит всем без разбору — не только тем, кто ее обидел, но и тем, кто про это знает. Потому я и не люблю женщин с оружием. Противоестественная это штука, Дима, — баба с оружием.

— Иди ты к черту, — после недолгой паузы сказал Светлов. — Такую тоску нагнал! Ведь это же твои домыслы! Могло быть так, а могло и этак…

— Не могло.

— Что?

— Этак — не могло. Ты, кажется, пропустил мимо ушей самое главное. Ящик, Дима! Ящик, который Дымова заказала, оплатила и увезла примерно неделю назад, едва ли не в день исчезновения Ники.

— Думаешь, это был гроб?

— Ты рассказ читал? Если судить по способу, которым была убита Настя Стрешнева, идея о погребении заживо должна была показаться Дымовой заманчивой. А хоронить человека заживо без гроба — дело рискованное. Даже связанный, он может как-нибудь выбраться наружу, протолкаться, как червяк… Знаешь, на что бывает способен человек, когда ему воздуха не хватает? Я-то знаю, попробовал однажды… Словом, если хочешь, чтобы все прошло гладко, без хорошего, крепкого ящика не обойтись.

— Блин, — с чувством произнес Светлов. — Но с чего ты взял, что она собирается прикончить мужа?

— Размеры ящика, — сказал Филатов. — Слишком просторный гроб, ты не находишь?

— Двуспальный, что ли? — догадался Светлов. — Слушай, если это правда… Гони, Юра, что ты тащишься, как вошь по мокрому месту!

Они мчались на восток — Светлов определил это по слепящему, малиновому, уже сплющившемуся снизу шару солнца, который отражался в пыльном боковом зеркале, предвещая на завтра хороший безоблачный денек. Стремительно надвигавшийся на них лес уже стоял по колено в тени; впереди машины тоже бежала тень, своими очертаниями отдаленно напоминавшая автомобиль. Закатное солнце простреливало джип навылет, и Дмитрий видел на дороге тень собственной головы. Он помахал рукой, и тень помахала ему в ответ. Филатов покосился на него, как на сумасшедшего, но ничего не сказал.

Этот взгляд снова напомнил Дмитрию, куда и зачем они едут. Он вспомнил о пистолете, который висел у Филатова под курткой, и ему стало совсем скверно. Дмитрий Светлов знал, что Инкассатору не раз доводилось убивать людей, но это, как правило, были мужчины — сильные, неглупые, хищные, способные постоять за себя и сами накликавшие на свою голову беду. Но если Юрий прав и Нику убила Ольга Дымова, то как, интересно, он собирается поступить в этом случае? Вряд ли Ольга полезет в драку с двумя мужчинами. А если даже и полезет, то хватит одной хорошей оплеухи, чтобы остудить ее боевой пыл. И что дальше? Расстрел? Что, Юрий Филатов, этот донкихотствующий чудак, вечно стремящийся встать на защиту слабых и обиженных, просто так вынет из кобуры пистолет и выстрелит в голову безоружной женщине? «Господи, хоть бы он ошибся в своих расчетах, — подумал Дмитрий. — Хоть бы это был Дымов, а не его жена…»

Похоже, Филатов думал о том же. Он задумчиво грыз нижнюю губу, а потом, когда машина уже въехала в лес и опять козлом заскакала по кочкам, сказал: