Он повесил влажное полотенце на спинку кровати, закурил и подошел к окну. За окном медленно сгущались синие теплые сумерки поздней весны, которой оставалось всего ничего, чтобы превратиться в настоящее лето. В открытую форточку тянуло странной смесью запахов: нагретым за день асфальтом, пылью, зацветающей сиренью и немножко навозом. Потом пахнуло дымком — очевидно, где-то неподалеку затопили печку. Пыльная площадь с нелепым пустым постаментом посередке потихоньку тонула в густых вечерних тенях; в здании управы горело всего одно окно, за которым, по всей видимости, скучал, попивая крепко заваренный чай, ночной дежурный. В пыльной витрине универмага тускло горели дежурные лампы, заливая ее сумеречным голубоватым светом; аборигены, час назад обсуждавшие какие-то свои дела у постамента с самоходной артиллерийской установкой, куда-то исчезли — очевидно, откочевали поближе к ресторану. Ресторан из окна виден не был, но Юрий слышал доносившуюся оттуда музыку — кажется, это было что-то блатное, лагерное. «Танцы», — подумал он с огромным неудовольствием и, отыскав на столе часы, взглянул на циферблат.

Было начало десятого. С учетом того обстоятельства, что ресторан закрывался в двадцать три ноль- ноль, времени на ужин и тем более на танцы у них с Никой оставалось всего ничего. Пожав плечами, Юрий застегнул на запястье ремешок часов, натянул рубашку и, вернувшись в прихожую, причесался перед зеркалом. В конце концов, чем меньше танцев, тем лучше…

Он заправил подол рубашки в джинсы, придирчиво осмотрел свое отражение в зеркале и решил, что так сойдет. Не денди, конечно, но для провинциального кабака, где с эстрады звучат блатные песни, а посетители — по крайней мере, добрая их половина — только и смотрят, кому бы начистить физиономию, такая форма одежды в самый раз. Скромно, прилично, без вызова, а если что — старых джинсов и рубашки не будет жаль…

Поймав себя на этой мысли, Юрий криво усмехнулся. Воистину, пуганая ворона куста боится. Для человека, который не может даже помыть машину, не ввязавшись при этом в безобразную потасовку, поход в провинциальный ресторан за полтора часа до закрытия и впрямь может стать рискованным приключением. «Прогулка в стиле кантри, — вспомнил Юрий собственные слова. — Бездорожье, джип и ночевка в сонном городишке, где из культурных развлечений есть только телевизор да вечерние драки в единственном шалмане… Надо было лететь на курорт».

Он снова посмотрел на часы. Ника отсутствовала уже четверть часа. Вернее, столько времени прошло с тех пор, как он впервые бросил взгляд на циферблат. До этого он выкурил сигарету, стоя у окна, а еще до этого как минимум четверть часа проторчал в душе. Он вернулся к окну и, прижавшись лицом к самому стеклу, осмотрел площадь, На которой уже зажглись тусклые, вполнакала, фонари. Они освещали пустую асфальтированную стоянку, на которой одиноко скучал его джип. Через освещенное пространство пробежала, помахивая лохматым хвостом, угольно-черная дворняга; на некотором удалении от гостиницы, в той стороне, откуда доносилась набирающая силу музыка, рубиновым светом горели габаритные огни милицейского «лунохода».

Юрий пересек номер, распахнул дверь и выглянул в коридор. Коридор был пуст и тих, даже дежурная отсутствовала за своим столиком — так же, впрочем, как и сорок минут назад, когда Юрий направлялся в душ. Видно, сидела внизу, пила чай с администраторшей и перемывала косточки жильцам — как старым, одного из которых увезла «скорая», так и новым, только что заселившимся. Дверь душа была слегка приоткрыта, и оттуда доносилось звонкое шлепанье воды о резиновый коврик.

Юрий дернул щекой, закрыл дверь и закурил еще одну сигарету. Это переставало ему нравиться. Куда, в самом деле, могла подеваться Ника? Наверняка не в ресторан — вон оно, платье, да и что ей делать в ресторане одной, без него? То есть с ее наружностью занятие в ресторане найти не так уж сложно…

Юрий отогнал эту подлую мыслишку раньше, чем она успела до конца оформиться в мозгу. Черт знает, какая чепуха лезет в голову, когда не знаешь, что думать!

Он сел в кресло, придвинул к себе пепельницу, в которой, к его удивлению, обнаружилось целых два окурка сигарет, которые курила Ника, и постарался спокойно, не давая воли фантазии, перебрать все мыслимые возможности. Впрочем, с фантазией у него во все времена было не ахти, так что особенно сдерживать ее полет Юрию не пришлось. Напротив, чтобы придумать, куда могла отправиться Ника в такое неурочное время, да еще и в чужом городе, да еще зная, что ее ждут, ему довелось основательно напрячь мозги.

Вещи Ники остались на месте, и вообще все выглядело так, словно она покинула номер буквально на минуту, рассчитывая сразу же вернуться. Она могла выйти, например, за сигаретами. Однако почти полная пачка сигарет лежала здесь же, на столе, рядышком с пепельницей… Правда, это были сигареты Юрия, но обычно Ника не смущалась подобными мелочами. Курила она нечасто, не отдавая предпочтения какой-либо марке сигарет. Она вполне могла дождаться Юрия, а не отправляться неведомо куда на поиски курева, которого к тому же в номере было навалом. И потом, в радиусе двухсот метров Юрий не заметил ни единой функционирующей торговой точки, за исключением все того же ресторана, так что идти за сигаретами Нике было, пожалуй, некуда.

Филатов снова покосился на пепельницу. Испачканные губной помадой непривычно короткие окурки — фактически просто обугленные фильтры — целых двух сигарет были вдавлены в пепельницу, расплющены и перекручены, как будто, гася их, Ника здорово нервничала. Осененный новой мыслью, он отыскал мусорную корзинку, но та была пуста. Значит, сигареты у Ники не кончились. Или она унесла пустую пачку с собой?

Еще Ника могла отправиться в туалет, расположенный в коридоре, прямо напротив душевой. Но просидеть в общественной уборной — Юрий посмотрел на часы и снова нервно дернул щекой, — так вот, просидеть в грязном гостиничном сортире битый час, конечно, можно, если тебя очень уж сильно скрутило, но для такого подвига требуется, как минимум, пищевое отравление, а еще лучше — внезапный приступ дизентерии. Или, скажем, холеры, или еще какой-нибудь острой кишечной инфекции. Час назад Ника выглядела совершенно здоровой, и вообще, весеннее Подмосковье — это все-таки не Кабул и даже не Грозный в разгар летней жары…

Не усидев на месте, Юрий сунул в зубы окурок, встал и быстро пошел к дверям. Потом, вспомнив, вернулся, сунулся в свою сумку и выкопал лежавший на самом дне мобильник. Телефон был включен — заслуга Ники, которая желала иметь доступ к Юрию в любое время дня и ночи. Более того, на дисплее темнела стрелочка, указывавшая на то, что за время его отсутствия кто-то пытался ему дозвониться или прислал сообщение.

Путаясь в кнопках — никак он не мог привыкнуть к этой чересчур мелкой штуковине, — Юрий вызвал меню и обнаружил, что сообщения не было, а был звонок, причем звонок с аппарата Ники. Это показалось ему чертовски странным: зачем ей понадобилось звонить, зная, что он отправился в душ? Или она рассчитывала, что он захватил аппарат с собой? Наверное, так; сама она не расставалась со своим мобильником ни днем, ни ночью, он был для нее таким же необходимым аксессуаром, как… Не найдя сравнения, Юрий махнул рукой и на ходу просмотрел запись. Судя по всему, Ника звонила ему минут за пять до того, как он вернулся в номер.

Все это было как-то очень странно и непонятно. Юрий не представлял, куда и, главное, зачем могла подеваться Ника, и для чего ей понадобилось звонить ему на мобильник, в то время как он спокойно плескался в душе. Он вспомнил полупьяных аборигенов возле универмага, вгляделся в сгущающиеся сумерки за окном, и ему стало не по себе. Мобильник все еще лежал в его ладони, и номер телефона Ники отчетливо чернел на медленно тускнеющем дисплее. Ника не расставалась с телефоном; следовательно, существовал простой и быстрый способ узнать, что с ней произошло. Большой палец Юрия сам собой лег на кнопку вызова и утопил ее.

В трубке послышалось электронное пиликанье — привычное, но от этого ничуть не менее противное. Затем там заиграла бравурная музыка, и бодрый женский голос сообщил Юрию, что абонент, которого он вызывает, временно недоступен. Юрий дослушал до конца, а когда безличный автоматический голос начал повторять то же самое по-английски, прервал связь.

«Ненавижу мобильные телефоны, — подумал он. — Абонент недоступен… Как прикажете это понимать? Вряд ли она за такое короткое время успела удалиться из зоны покрытия телефонной сети. Проще предположить, что телефон у нее просто выключен. Тогда получается какая-то ерунда: сначала она мне зачем-то звонит, а потом берет и выключает телефон, не дожидаясь ответного вызова, даже не сделав попытки еще раз до меня дозвониться…»