тайну, хожу слегка скованно и даже целую неделю отказываюсь охотиться верхом. Короче говоря, делаю все, чтобы показать, что только что утратила девственность. Выглядит это убедительно. Все верят — в общем-то, еще и потому, что никто не хочет верить во что-то другое.

Порез на ноге долго не заживает, давая о себе знать всякий раз, как я надеваю новые башмаки, те, что с большими пряжками в бриллиантах. Для меня это напоминание о той лжи, которую я сказала ради Артура, но, даже когда болячка заживет, я все равно о ней не забуду до конца моих дней. Я даже рада той боли, которую чувствую, когда сую правую ногу в башмак. Она пустяк, вздор по сравнению с болью, которая пронзает мне душу всякий раз, когда я улыбаюсь мальчику-королю и именую его, с восторженным трепетом в голосе, «супруг».

Гарри проснулся ночью и лежал так тихо, что Каталина проснулась тоже.

— Милорд?

— Спи-спи, — сказал он. — Еще темно.

Она соскользнула с постели, мелькая нежным розовым телом в разрезах ночной рубашки, от углей в камине зажгла тонкую свечку, а от той — обычную свечу.

— Не угодно ли эля? Или вина?

— Вина, пожалуй. И ты со мной выпей.

Она вставила свечу в серебряный подсвечник, налила вина и вернулась в постель, держа по бокалу в каждой руке. Понять по его лицу, что происходит, не удавалось, но она подавила свое раздражение. Почему, что бы там ни было, нужно просыпаться среди ночи, интересоваться, что его беспокоит, выказывать свою заботу. С Артуром она в секунду знала, в чем дело, что ему нужно, о чем он думает. Но Гарри! — расстроить его может все, что угодно: песня, сон, записка, брошенная из толпы. Его вырастили так, что он привык делиться своими мыслями, слушаться указаний. Ему необходимо окружение друзей и льстецов, он обожает обмен мнениями. Каталине приходится быть для него всем сразу.

— Я думаю о войне, — сказал он.

— В самом деле?

— Король Людовик надеется от нее уклониться, но мы все-таки навяжем ему войну. Говорят, он мечтает о мире, но я этого не потерплю. Я король Англии, победившей при Азенкуре. Придется ему понять, что со мной нужно считаться!

Каталина кивнула. Ее отец передал ей четкие указания всячески поддерживать воинственность Гарри, если речь зайдет о Франции. В своем письме, написанном в самых теплых выражениях, Фердинанд предлагал своей «дражайшей дочери» способствовать войне между Англией и Францией, причем начинать боевые действия следовало не на северных берегах, где обычно высаживались английские войска, а на границе между Францией и Испанией. По мнению испанского короля, англичанам следует вторгнуться в Аквитанию, жители которой с радостью избавятся от французов и поддержат своих освободителей, подняв восстание. Испания окажет англичанам всяческую поддержку. Кампания будет легкой и славной.

— Утром я намерен заказать себе новые доспехи, — заявил Гарри. — И не облегченные, для турнира, а тяжелые, боевые.

Она вовремя прикусила язык, чтобы не сказать: не стоит начинать войну, когда в стране столько дел. Не говоря уж о том, что как только английская армия отплывет во Францию, шотландцы наверняка этим воспользуются и пересекут северные пределы, невзирая на то, что шотландская королева — англичанка. А состояние налоговой системы в стране! Эта система — почва для корысти и несправедливости и непременно должна быть реформирована. Необходимо открыть школы, основать институт королевских советников, построить новые крепости, создать флот для защиты берегов. Все это пункты плана, разработанного Артуром, чтобы Англия стала воистину великой страной, и выполнить этот план гораздо важнее, чем удовлетворить мальчишескую воинственность Гарри!

— Я решил, что, когда уйду на войну, страна останется на мою бабушку, — сказал Гарри. — Я сделаю ее регентшей. Она знает, что нужно делать.

Каталина помолчала, собираясь с мыслями.

— Это верно, — сказала она, наконец. — Однако подумай, бедняжка уже немолода. Она столько сделала в своей жизни! Ты не боишься, что ноша окажется ей не по силам?

Гарри улыбнулся:

— Только не ей! Миледи бабушка всегда у руля! Ведет королевские счета, знает, где что лежит. Не думаю, что ей что-либо в тягость, если оно удерживает нас, Тюдоров, у власти.

— Тоже верно, — кивнула Каталина и тихонько ступила на тонкий лед мальчишеской независимости. — И посмотри только, как отлично она правила тобой! Не спускала с тебя глаз! Да что там, не думаю, что она выпустила тебя из узды и сейчас. Когда ты был мальчиком, помнишь, она не дозволяла тебе участвовать в турнирах, не разрешала играть в азартные игры, не подпускала к тебе друзей. Всю себя посвятила твоей безопасности и твоему благополучию. Словно ты не принц, а принцесса! — И рассмеялась. — Да-да, словно ты принцесса, а не полный сил юноша! Так послушай, не пора ли ей отдохнуть, а тебе — получить свободу?

По его глазам было видно, что стрела попала в цель.

— А потом, — улыбнулась Каталина, — если ты предоставишь ей власть, она наверняка заявит в Совете, что тебе не следует покидать страну, что война для тебя слишком опасна!

— Ну, уж нет! Не пустить меня на войну она не посмеет! — вскинулся он. — Я — король!

— Как скажешь, любовь моя. Однако, на мой взгляд, она вполне может не дать тебе денег, если война пойдет неудачно. Если она и Тайный совет усомнятся в правильности твоих действий… Да им только и надо, что сидеть сложа руки и не поднимать налоги на содержание армии. И может случиться, что ты столкнешься с предательством дома — из любви, заметь, из самых лучших намерений, — и военными действиями за рубежом. Столкнешься с тем, что старики попытаются помешать тебе делать то, что ты считаешь верным. Собственно, так они всегда и делают.

— Никогда в жизни она не причинит мне вреда! — возмутился Гарри.

— Нарочно — конечно, нет! — согласилась с ним Каталина. — Она всегда будет думать, что служит твоим интересам. Просто…

— Что?

— Просто она всегда будет думать, что разбирается в твоих делах лучше, чем ты. Для нее ты навсегда останешься маленьким мальчиком.

Он вспыхнул.

— Для нее ты всегда будешь вторым сыном, тем, кто после Артура. Не настоящим наследником. Видишь ли, старые люди не меняют своих мнений, они не в силах понять, что мир меняется. Да и в самом деле, как она может доверять твоему суждению, если всю твою жизнь она тобой управляла?

— Я не допущу, чтобы меня ограничивали! — заявил он.

— Твое время пришло, — подпела ему Каталина.

— Знаешь, что я сделаю? Я сделаю регентшей тебя! Ты будешь править страной, пока я в отлучке! Я больше никому не поверю. Мы с тобой будем править вместе. Ты как думаешь, справишься?

— Справлюсь, — улыбнулась она. — Я рождена королевой. Воюй спокойно, я сохраню для тебя страну.

— Вот и отлично, — вздохнул он. — Ведь твоя мать была отличным командиром, верно? Поддерживала своего супруга. Я часто слышал, что он возглавлял армию и воевал, а она собирала деньги и вербовала солдат.

— Так и было, — кивнула она, удивленная тем, что ему это интересно. — Да, она всегда была с ним рядом. Участвовала в военных советах, разрабатывала кампании, следила, чтобы у короля были силы в резерве, даже закладывала свои драгоценности, чтобы заплатить солдатам. А иногда и участвовала в атаках, скакала на боевом коне в сверкающих доспехах.

— Расскажи мне о ней, — жадно сказал он, удобней устраиваясь на подушках. — Расскажи об Испании