— Мы попросили бы вас, — сказал кардинал Хакер, — чтобы вы не ограничивались жестами, которые могут быть ошибочно истолкованы, а, прежде всего, изъяснялись словесно. Если только что вступивший в свои обязанности секретарь монсиньор Луиджи Бруно начнет впадать в двусмысленности, прежде чем приступить к сути, никому не будет от этого никакой пользы. Повторяю: согласны ли вы с регламентом?
— Да, согласен, — ответил брат Гаспар, но было во всем этом деле нечто абсолютно ужасающее.
— Хотите что-либо сказать?
Гаспар кивнул.
— Мне хотелось бы, чтобы мы все вместе вознесли молитву Святому Духу.
— С какой целью? — спросил Хакер.
— Так уж заведено у христиан.
Кардинал Хакер кивнул и с рутинным безразличием и холодностью, холодностью, которая могла разве что опечалить самого Господа Бога, затянул «Veni Sancte Spiritus»,[11] продолжая перелистывать интересовавшие его документы.
После молитвы брат Гаспар попытался хоть как-то освежить сгустившуюся атмосферу, в которой дышалось с трудом, шутливой выходкой.
— Вы будете меня пытать? — спросил он, однако острота не нашла никакого отклика и даже наоборот: Хакер не только пропустил ироничный вопрос мимо ушей, но и сказал с непривычной грубостью:
— По первому пункту, мы не будем касаться анархической методологии, легшей в основу композиции вашей книги, поскольку композиция эта заслуживает комментария разве что своим блестящим отсутствием, и сосредоточимся на выяснении некоторых понятий, имеющих отношение к толкованию дьявольской сущности.
— Дьявольской? — спросил монах, снова не в силах унять дрожь. — Как это понимать?
— А так, что вы пишете о дьяволе от первого лица. Откуда такая фамильярность?
— Но ведь и в Библии… — начал было защищаться доминиканец.
— Молчите! — прервал его Хакер и добавил: — Вы хотели что-то сказать?
— Так говорить мне или молчать?
Хакер кивнул.
— Я думал, что моя книга понравилась Священной конгрегации и Государственному секретариату, но…
— Поймите, брат Гаспар, — снова заговорил Хакер, на этот раз смягчив тон, — дело ведь не в том, «понравилась» или «не понравилась», а в том, чтобы дознаться о соответствии ваших слов святому учению.
— Искренне говоря, ваше высокопреосвященство, я никак не пойму, к чему весь этот разговор.
— Это дознание, брат Гаспар, и его ratio agendi[12] было установлено максимально конкретно.
— Однако, при всем моем уважении, у меня возникло чувство, что я на судилище.
— Не драматизируйте, брат Гаспар, и не думайте, что вы такая уж важная птица. Повторяю: речь идет о дознании в соответствии с тем, как оно определяется внутренним уставом Священной конгрегации по вопросам вероучения.
— Но если это не суд, то зачем мне адвокат? — возразил брат Гаспар, глядя на своего advocatus pro autore Хавьера Ксиен Кван Мина, который ограничился кивком, словно поддерживая довод своего подзащитного.
— Он вам не нужен, брат Гаспар, но и вреда от него не будет. Подумайте о том, что на протяжении этой беседы могут прозвучать обвинения, а я заверяю вас, что Священная конгрегация не хочет, чтобы вы оставались беззащитным. Короче говоря, считайте, что располагаете скрытым адвокатом, однако пока не действующим, поскольку на то нет причин.
Брат Гаспар посмотрел на своего адвоката, который снова кивнул.
— Итак, начнем?
Богословская перепалка, продолжавшаяся следующие два часа, охватила широчайший спектр вопросов, так что мне не остается ничего иного, как изложить ее в сжатой форме. Для начала брату Гаспару предложили говорить как можно свободнее, чтобы внести эти высказывания, если он посчитает необходимым, в только что начатый отчет, или, быть может, прочесть приготовленное заранее обращение; Гаспар пожал плечами и посмотрел на адвоката, который кивнул, по обыкновению не произнеся ни слова. Тогда кардинал Хакер громко зачитал несколько отрывков из книги и, остановив взгляд на брате Гаспаре, сказал:
— Что, черт побери, вы хотели этим сказать?
Брат Гаспар снова взглянул на своего адвоката, чтобы убедиться, может ли он рассчитывать на юридическую поддержку, но поскольку кореец не отваживался вмешиваться, он почел уместным высказать несколько соображений о христианском милосердии, связанном, в его понятии, со свободой мышления и даже правом на ошибку, а также заявил, что присутствующим следовало бы признать естественным, что в лоне живой и развивающейся Церкви могут существовать богословские разногласия, которые мало-помалу сформируют облик истинной доктрины. Потом он перешел к параллельному размышлению об обновлении языка пастырских посланий, обновлении, на котором настаивали трое последних Пап, старавшихся черпать свою аргументацию из сокровищницы традиций, а также из заслуженно знаменитых энциклик, и, наконец, сказал, что своими словами пытается лишь убедить слушателей в том, что необходимо избегать создания мрачно-бюрократического Бога, поскольку повторять одни и те же штампы значило отдалять читателя от чуда, а волшебно многообразное чудо и сокрыто в сердце Бога, сущего повсюду и проявляющего Себя в мельчайшей частице Творения, как…
Тут его прервал Хакер.
— Не увиливайте, — бесцеремонно произнес он.
Нимало не смутившись, доминиканец выразил свою твердость в повиновении и абсолютном послушании Святой Матери Церкви и Священной конгрегации по вопросам вероучения, а также высказался в том смысле, что вполне мог допустить невольные погрешности в своих книгах, беседах или проповедях и в этом случае готов внимательно выслушать все, что ему скажут, исправиться и даже без горечи воспринять известие об аресте своих книг. Такое чрезвычайное и благоприятное впечатление произвело на присутствующих смирение монаха — за исключением, разумеется, кардинала Ксиен Кван Мина, который, как мы уже видели, решил противостоять обвинениям в адрес своего подзащитного с бомбоустойчивой бесстрастностью, проявлявшейся в его параличной улыбке, — что было решено без дальнейших преамбул перейти к пункту второму, а именно — к очной ставке с кардиналом Кьярамонти, но случилось так, что в этот момент в дверь постучали и вошел некий монсиньор, который, увидев столько кардиналов вместе, шесть или семь раз склонился в глубоком поклоне.
— Что вам нужно? — спросил Кьярамонти, прерывая его пантомиму. — Разве вы не видите, что я занят?
— Простите, ваше высокопреосвященство, но я принес материалы брифинга по целибату. Мне показалось, что они вам срочно нужны.
— Дайте сюда, — сказал Кьярамонти.
Монсиньор подошел к столу, передал ему папку и, еще несколько раз поклонившись, удалился.
— Брифинг по целибату? — спросил Хакер у Кьярамонти, который кивнул с двусмысленной улыбкой. — Могу я рассчитывать на копию?
— Конечно, — ответил Кьярамонти.
— Надо сделать все, что в нашей власти, чтобы сдержать эту абсурдную тенденцию, — заявил Хакер, в упор глядя на Кьярамонти. — Священники, которым, видите ли, захотелось жениться! Шуты! Скрытые прелюбодеи! Вот кто они! — взъярился он. — А вы что думаете по этому поводу, брат Гаспар?
— Ничего определенного, ваше высокопреосвященство.
— Так вот лучше б вы обзавелись собственным мнением, — сурово произнес Хакер. — Совершенно очевидно, что речь идет о полной нелепости. Лучшее, что можно сделать, это навсегда избавиться от этой
