проклятие («да сгореть твоему дому», «да будет вырван с корнем род твоего отца и твой тоже», «да переломится хребет твоего обидчика» и т. д.); происхождение этих формул также связано с определенными реальными обстоятельствами, когда говорящий в самом деле желал собеседнику бед и несчастий. Возникли эти формулы в древние языческие времена и сохранились в основном в прозаическом фольклоре и живой речи.
Увлекательная фабула, стремительное развитие сюжета (погони, битвы, схватки), неистощимая народная фантазия ― основные черты курдской волшебной сказки, как, впрочем, и многих других. Однако следует отмстить, что наряду с классическими, восходящими к древности сюжетами, в которых сохраняются эти черты (№ 1, 4, 12, 13 и т. д.), есть и более поздние, деформированные произведения, где опущены многие детали и повороты, а иногда и главные особенности сюжета, а также черты, характерные для традиционного сказочного жанра. В них сохранились только «осколки» традиционных сюжетов (см. «Змееныш», № 16, «Акль и Дунья», № 75, и др.). Это особенно свойственно вариантам сказок («Усуб и Гулизар», «Сын гавани» и т. д.).
Можно отметить и такую закономерность: подобные «осколочные сюжеты» записаны от молодых сказителей («Мирза Махмуд», № 2, «Змееныш», № 16, сказитель Шкое Муса, 37 лет; «Гасан и Гусейн», № 5, сказитель Надире Джалили, 34 лет). Олитературенный, деформированный сюжет сказки «Кнут» (№ 28) записан от информатора 37 лет (Заиле шейх Калаш).
Примером бытования сказки на позднем этапе, с элементами городской тематики, является «Али и Вали» (№ 79).
Использование современной лексики в повествованиях «о давно минувших днях» ― результат исторического развития сказки и современного восприятия сказочных происшествий. Лексика позднего времени встречается в сказках очень часто (швейная машина, карета, фаэтон, командир, стул, метр, литр, доктор, кофе и т. д.). Все эти особенности поздних сказок, видимо, отражают современный этап бытования народной сказочной прозы и, в частности, как было отмечено, связаны со снижением возраста сказителей.
Герои курдских легенд ― чаще всего так называемые святые или реально существовавшие люди: Муса (библейский пророк Моисей), Сулейман (библейский царь Соломон), Али ибн Талиб ― двоюродный брат и зять пророка Мухаммеда, Искандер Зукурна (Александр Македонский), Харун ар-Рашид, Гасан ал-Басран. Харун ар-Рашид, или «Халиф Багдада», мог проникнуть в курдский фольклор не только через литературу, но и в результате прямого общения арабов и курдов. И в отличие от идеализированного героя «Тысячи и одной ночи», здесь он предстает несправедливым и жестоким властителем. Его антипод ― мудрый и справедливый Балули Зана, которому посвящен цикл курдских бытовых — сказок.
Главным действующим лицом одной из легенд является Кёр-Оглы ― известный эпический герой, для многих народов Ближнего и Среднего Востока ― символ мужественности и справедливости. Что же касается героя другой легенды Гасане Басраи (Гасана ал-Васраи), то он был исторической личностью, считался последователем и преемником основателя религии курдов-езидов Шихади (шейха Ади)54. О Гасане ал-Басраи говорит Е. А. Беляев: «Ортодоксальное мусульманское предание выдвигает в качестве примерного мусульманина первого века хиджры маулу Хасана ал-Басри (ум. в 728 г.), сына раба, принявшего ислам». Далее следует сообщение, что Гасан ал-Басраи так истово исполнял религиозные предписании, что от долгого стояния на молитвах у него распухали и болели ноги, а от бессонных, проводимых и молитвах ночей глаза были красными55.
В бытовых курдских сказках показана та же борьба добра и зла, что и в волшебных, но протекает она на фоне реальных бытовых отношений. Те же сказочные герои ― крестьяне, пастухи, охотники ― живут и действуют в своем привычном и обжитом мире.
В бытовых сказках более четко обозначено социальное неравенство, да и сказочные персонажи обретают черты живых людей. Так, падишах бывает и глуповат (№ 190). Если в волшебной сказке положительный герой, не желая быть узнанным, принимал внешний облик плешивца, то здесь плешивец выступает в роли главного герои. Он обычно мудрее и справедливее самого падишаха (№ 103), хотя в ряде бытовых сказок показан «справедливый падишах», т. е. такой, каким бы его хотел видеть народ (№ 109, 110, 125).
Наиболее значительная особенность бытовой сказки (еще ощутимее она в раздело притч и анекдотов) ― это своеобразное отношение сказочного героя к богу. При частом, чуть ли не постоянном упоминания бога и при ссылках и уповании на божью волю и могущество в сознании курда бог (худэ) ― точно такой же человек, как и он сам, с такими же достоинствами и слабостями, и сказочный герой обращается за помощью к богу только тогда, когда исчерпаны все остальные средства достижения цели: иногда бог выручает его, а порою и нет. Примером может служить сказка об удачливом бедняке (№ 101), мораль которой ― в обычной житейской мудрости: «Бог-то бог, но и сам не будь плох». Столь приземленное восприятие бога влечет за собой и соответствующее отношение к служителям культа ― без почтения и с насмешкой. Острый антиклерикализм звучит в сказке «Пусть кричит» (№ 198).
Особые циклы составляют сказки о лгунах (№ 280, 281) и безбородых (№ 96, 97). Рассказы лгунов при любой абсурдности обычно подчинятся определенным законам художественной логики. Что же касается безбородых героев (по-курдски «кёса»), то они обычно хитры, плутоваты, всегда готовы на обман.
Теме «женское коварство» посвящено несколько рассказов фривольного содержания в жанре фаблио, столь распространенном в средневековой лубочной литературе и в фольклоре Ближнего Востока (№ 208, 210, 217).
Близость подобных произведений к европейской средневековой литературе, в частности к сочинениям Боккаччо, отмечал И. Л. Орбели: «Интересные новеллы бытуют в наше время в устной передаче в Горном Курдистане, причем их сюжеты совпадают с целым рядом моментов из новелл Боккаччо и им предшествующих»56.
Отличительной чертой притч, анекдотов, забавных и нравоучительных рассказов является краткость. Для этого жанра характерна подчеркнутая социальная направленность. Наиболее четко она выражена в текстах, записанных в Сирии (№ 73, 109, 130. 132, 273, 307).
Циклы анекдотов о Мулле Мардане и Джихе родственны рассказам о популярнейшем герое мирового фольклорного фонда Мулле Насреддине. Именно в этих анекдотах сконцентрировано то «панибратское», без всякого почтения отношение к богу, которое характерно и для бытовых сказок (№ 73, 114, 192, 195, 204, 246, 264).
При весьма пестром тематическом содержании этого раздела иные тексты откровенно назидательны (№ 112, 113, 150. и др.), другие же действительно исполнены глубокого философского смысла (№ 111, 300).
Басни и сказки о животных ― весьма архаичный фольклорный жанр, в них отражены древние тотемистические представления о неразрывной связи человека с животным.
Сюжеты курдских сказок о животных аналогичны сюжетам, встречающимся в фольклоре не только народов Востока, но и европейских народов. Часто они восходят к басням Эзопа и Федра. Академик А. Н. Веселовский объяснял это явление «общечеловеческим самородным выражением бытовых форм и взглядов, которые существовали у всех народностей в известную пору их развития. При сходство или единстве бытовых и психологических условий на первых стадиях человеческого развития эти сюжеты могли создаваться самостоятельно и вместе с тем представлять сходные черты»57.
Курдские сказки о животных «населены» многочисленными представителями животного мира, невелики по объему. Эти сказки просты по композиции. Идея сказки или басни аллегорична, а животные являются носителями социальных отношений между людьми.
Наиболее популярный герой сказок о животных ― лиса ― напоминает лису и волка русских и европейских сказок, т. е. бывает и обманщицей и обманутой (№ 148–156, 167–109),
Для сказок о животных характерен тот же набор коллизий, конфликтов, фабульных поворотов, который присущ и бытовым сказкам, и занимательным историям.
В сказках встречаются случаи несоразмерности физических данных героев-животных и их поступков.
