'тэтэшные' с определённого момента были в дефиците. Два автомата и пять пистолетов под этот патрон после начала активных действий расстреляли практически все наши запасы.
- Это я от радости, товарищ Окунев. Там ещё два таких стоит. Их немчура отдельно поставила. Ещё и нагановских два ящика и три с винтовочными Б-32! Бронебойными!
- Круто! - этим новостям я обрадовался не меньше, чем предыдущей. - А простых тут не меньше, чем семь десятков ящиков. Позови пару бойцов, пусть вскрывают простые и народу раздают, а этот давай сюда, пока ходить будем, диск добью.
- Фермер Арту, - я поспешил поделиться хорошими новостями с командиром.
- В канале, - голос Саши был озабоченным, но не недовольным. - Что у тебя?
- Патронов хоть… на зиму соли, - несколько смягчил я первоначальный вариант сообщения. - Винтовочных семьдесят ящиков с простой пулей, три ящика бронебойных и три ящика для ТТ!
- Некисло! Больше шестидесяти тысяч только 'мосинских', - влёт прикинул Саша. - Там шмоток никаких нет? 'СидорОв', подсумков? Не в карманах же всё это выносить…
- Я поищу. Это всё?
- Пока да.
Вскрыв ножом ящик, я вытащил несколько завёрнутых в вощёную бумагу упаковок патронов, но потом решил не продолжать - карманы оттопырились да и потерять недолго.
В наушнике раздался голос Алика:
- Здесь Тотен. У нас гости: две подводы с барахлом и при них четыре немца. Командир, брать нам?
- Отставить! - немедленно ответил Саша. - Пропустите их, у нас как раз транспорта не хватает.
Взгляд со стороны. Тотен.
'Наконец-то, настоящее дело!' - это было первое, что пришло в голову, когда 'герр командер' объявил, что я буду старшим в одной из групп прикрытия. Достала меня бумажная работа конкретно! В будущем с договорами и соглашениями возился, на войну попал - вся та же бодяга…
Я понял, что где-то даже завидую Антону, постоянно попадающему во всяческие переделки.
Плохо только то, что под начало мне дали 'новеньких', фактически, я единственный из 'Котов', кто на этом участке оказался. И, несмотря на одобрительное Сашино: 'Давай, не дрейфь! Тут твоя рассудочность и обстоятельность нужнее…', нервничал я страшно. Командовать тремя десятками воевавших, битых жизнью людей мне, вчерашнему офисному работнику, даже в армии не служившему…
Но приказ, он и в Африке приказ. Первым делом мне пришлось хоть как-то распределить скудный запас оружия между своими бойцами. Себе я оставил МГ-34, а 'ЗБ-26' сплавил одному из бывших пленных, хорошо, по его словам, обращавшемуся с 'дегтярём'. Чешский пулемёт мне откровенно не нравился, несмотря на надёжность и простоту устройства. Во-первых, бесило идиотское расположение магазина. Воткнутый сверху, он наглухо перекрывал для обзора сектор 'с часа до полтретьего', а во-вторых, двадцать патронов - по моим меркам просто смешно. От 'игрушечных' привычек, с принятыми там 'короткими, пристрелочными очередями на пятьдесят шаров', я уже отошёл, но необходимость замены магазина каждые полминуты раздражала. А 'эмгач' уже стал родным и близким, да и ленты я сцепил так, что сотни полторы патронов всегда готовы 'порадовать' противника. Емельян мне даже специальную торбу сшил.
Оказавшись на месте, я, поминутно мысленно сверяясь с 'заветами Фермера', определил наилучшие места для стрелков и 'нарезал' сектора. К немалому моему удивлению никто из подчинённых, хотя среди них были пехотный старший лейтенант и несколько сержантов, мои действия не осудил и не оспорил. Поверить, что они ещё хуже меня разбираются в вопросе, было сложно, и я решил, что всё сделал правильно. Распихав народ по позициям и обговорив со всеми условные знаки, благо в программу наших страйкбольных соревнований несколько лет подряд входили соревнования по передаче сообщений жестами. Ты смотришь в бинокль, а твой товарищ по команде предаёт тебе текст, выданный организаторами. С числами от одного и до нескольких тысяч, направлениями, расстояниями и прочим. Редко когда при передаче ошибались. Семь строк текста за сорок секунд иной раз передавали. Так что с этим особых проблем не возникло, тут именно бывалость народа помогла. После такой подготовки я приготовился скучать, уж что-что, а это мы делать умеем. Моя страйкбольная карьера как раз с суточного сидения в двухместном окопе началась.
Спустя четверть часа мимо нас на грузовике проехали Антон с Бродягой, и операция вступила в заключительную фазу. В бинокль я отчётливо видел сосредоточенное, осунувшееся лицо Тохи. 'А ведь мы даже отчёта себе не даём, как изменили нас эти три недели! - мысль была неожиданной. - Это просто пока привычные образы не 'отклеились' в нашем собственном сознании. Антон всё также балагурит, но тональность его шуток изменилась, Ваня Казак по-прежнему оптимистичен, но как-то обмолвился, что никогда не думал, что его 'огненные забавы' будут убивать людей и обрушивать мосты.
Неизменными оставались только наши 'старые солдаты' - три Александра, да Док оставался таким же профессионально-циничным.
Два дня назад в одном из сёл я случайно наткнулся на зеркало - сам себя поначалу не узнал! Тощий, поджарый, взгляд исподлобья… Встретил бы себя такого в родном Перово - отдал бы мобильник без разговора. Что же говорить об Антоне, которому куда как больше за этот месяц досталось, а он и до этого был куда резче меня'.
От размышлений меня отвлёк радиообмен между командиром и Артом. Я подобрался и, тронул лежащего рядом бойца за плечо:
- Внимание! Передай по цепи, что скоро стрельба начнётся, пусть не волнуются.
Цыганисто-итальянского вида красноармеец, чем-то неуловимо похожий на меня, кивнул и пополз к ближайшей позиции. Глядя на то, как ловко он ползёт, я отчего-то вспомнил, что всего на пару сотен километров южнее, на Юго-Западном фронте, сейчас воюет мой дед, а также то, что до рождения моего отца ещё целых шесть лет. 'А вот интересно, сколько новых, до того не существовавших людей появится из-за наших действий? Окруженцы, встреченные нами в первый день, группа солдат у самолёта, пленные, которых мы выручили, когда зерно тырили. Четыре сотни из лагеря, из которых до сорок пятого дожила бы пара человек, а теперь у многих появился пусть призрачный, но шанс. И было бы смешно встретить деда… Как представлю, я ему: 'Сержант госбезопасности Демченко!', а он мне: 'Старший лейтенант Демченко!' - вот смеху-то будет! Особенно, если учесть, что меня в честь него назвали…'.
Стрельба, начавшаяся в отдалении, была еле слышна даже нам, так что можно с уверенностью сказать, что ближайший к нам немецкий гарнизон не всполошится. Да и длилась она от силы пару минут.
Четверть часа спустя в кустах поднялся один из моих бойцов и замахал руками. Я привстал на колено и жестом показал, что заметил его телодвижения. В ответ он жестами показал, что приближается противник - четыре немца на телегах. Присев (рациями, во избежание ненужных вопросов, в присутствии наших новых союзников мы старались не пользоваться), я связался с Фермером и получил указание пропустить.
- Саш, я, всё-таки их проверю. Может, что новое узнаю.
- Как фельджандарм?
- Так точно!
- Ладно, разрешаю. Только, - в голосе командира была лёгкая неуверенность, - новички твои не проколются?
- Они в сторонке постоят, говорить буду только я.
- Добро. Отбой.
Встав во весь рост, я показал всем засадникам, что атаковать противника мы не будем и скомандовал:
- 'Патрульные', на выход!
Из чащи выбрались два бойца, отобранные мною за наиболее европейский вид: словно сошедший с немецкого пропагандистского плаката московский латыш Сморгонис и белокурый зенитчик Женя Монастырский. Москвич, студент и вообще приятный в общении парень, который, после того как его переодели в немецкий мундир и повесили на шею бляху фельджандарма, невесело пошутил: 'Вот теперь я настоящий арийско-масонский воин! То-то бы мой дедушка Наум Коган порадовался!'
Ребята вытолкали из кустов спрятанный БМВ, и мы приготовились встречать гостей.
'Вот они, голубчики! А телеги-то у вас не штатные, крестьян, похоже, обобрали', - после десятиминутного 'пинания продолговатых предметов', как выражается наш командир, я встретил немцев как любимую тещу, правда, заменив поцелуйчики и объятия взмахом регулировочного жезла.
Похоже, встреча с патрулём наших 'гостей' нисколько не удивила, а сидевший на передней телеге
