гауссовых орудий предупредит нас о присутствии врагов. Но солдаты не обладали теми преимуществами, которые мне давало мое чувство туннелей, присущее жителям ульев; они бы слепо спотыкались в темноте, производя больше шума, чем грокс в посудной лавке. Так что мы просто двигались вперед с удвоенной скоростью, легкой ритмичной поступью бывалых воинов, которая съедает километры, не заставляя падать от истощения, и лучи наших осветителей все так же ярко, как и прежде, отражались от замерзших стен.

– Что-то впереди, – произнес Симла спустя несколько километров, когда настала его очередь быть ведущим.

Мои ладони заныли от жуткого предчувствия, пока наш строй замедлил шаг, взяв оружие на изготовку.

– Что? – спросил я.

– Не знаю. – Голос Симлы в микронаушнике звучал скорее озадаченно, чем беспокойно. – Тут много крови.

Ну, это было уже неплохо: если оно способно истекать кровью, это точно не некроны. Мы сошлись плотнее, ускорили шаг и примерно через сотню метров нагнали Симлу, который с опаской продвигался вперед, высвечивая лучом люминатора что-то похожее на освежеванную мясником тушу. Лед вокруг нее был ярко-красным, блестящим от застывшей крови, как и сообщил солдат. С некоторой отстраненностью я понял, что тело – слишком большое для человеческого; потом, когда мы подошли ближе, это стало совершенно очевидно.

– Амбулл, – произнесла Хейл голосом, полным удивления.

– Был, – совершенно излишне добавила Маго.

– Откуда он взялся? – спросил Юрген, как всегда проявляя свой талант задавать очевидные вопросы.

Грифен пожала плечами:

– Вероятно, шестереночка немного ошибся в их численности.

Это, конечно, тоже было очевидно. Я подошел ближе, чтобы изучить останки, и практически сразу пожалел об этом. Под корочкой льда их покрывали глубокие кровавые раны, тянувшиеся через все тело амбулла. Кто бы его ни убил, сделано это было в рукопашной, и убийца орудовал бритвенно-острыми лезвиями с точностью опытного врача.

– А где его шкура? – вслух полюбопытствовал Симла.

Грифен опять пожала плечами:

– Некроны любят коврики возле камина?

– Я за ними такого не замечал, – признался я, поторапливая всех снова начать движение.

Что-то в этом мертвом животном нагоняло на меня страху, и я не боюсь этого признать. Некроны, которых я видел до сих пор, убивали эффективно и бесстрастно, но этот изуродованный труп говорил о тонком и радостном садизме того сорта, который я привык связывать с темными эльдарами, охотящимися за своими собственными сородичами с такой же страстью, что и за человеческими существами.[49]

Когда мы оставили позади этот грубый трофей чьей-то охоты, следы которого вскоре поглотила удушливая темнота, сомкнувшаяся вокруг крохотного оазиса света, отбрасываемого нашими люминаторами, мое предчувствие только усилилось. С каждым шагом мы приближались к затерянной гробнице и тем ужасам, которые она могла скрывать. Я имел о них несколько большее представление, чем остальные, после опыта, который получил в глубинах других катакомб, и вы должны простить мне признание, что делать каждый новый шаг становилось все труднее. Более того – я использовал всю до капли силу воли, чтобы не повернуться и не побежать с воплями в сторону дневного света.

Но, наконец, меня обуяла фаталистическая бесчувственность. В любом случае отступление было невозможно: попытайся мы предпринять его, орочьи армии прикончили бы нас не менее эффективно, чем некроны. Наш единственный шанс оказаться в безопасности заключался в том, чтобы вернуться в перерабатывающий комплекс, к защите, которую он давал, как бы бледно она ни выглядела теперь, когда помимо гарганта нарисовался ужас начала времен.

Мое чувство направления, как обычно, не подвело. Я точно знал, когда мы должны будем подойти к входу в гробницу, заваленному нами, так что я потребовал от своих спутников проявлять еще большую осторожность. К моему облегчению, особенно заставлять их и не потребовалось, потому как давящая обстановка туннелей и понимание того, что нас могло ожидать, висели на их душах столь же тяжелым грузом, как и на моей. Я держал лазерный пистолет в правой руке все то время, что прошло с перестрелки с орками, а теперь потянулся левой, чтобы проверить, как ходит в ножнах верный цепной меч. Как и пистолет, я пронес его через столько лет, что и не вспомнишь, когда он перестал быть для моего сознания просто оружием и даже самостоятельной вещью; теперь, когда я вынимал его, он был просто продолжением моего собственного тела.[50]

Ощущать его рукоять в ладони было приятно, и я вздохнул немного свободнее, когда мы обогнули последний изгиб туннеля перед тем местом, где заставили крышу обрушиться.

Мы затушили все источники света, кроме люминатора Симлы, позволяя глазам лучше приспособиться к полумраку и прикрывая идущего впереди солдата из темноты, в то время как он освещал нам дорогу. Поначалу все казалось в порядке: гора обрушившегося камня и льда лежала поперек туннеля точно так же, как я это запомнил. Но мои ладони опять стало покалывать – а это было верным сигналом опасности, которую уже определило подсознание, еще не успев передать информацию в аналитический отдел мозга. Поэтому я замедлил шаг и осмотрел нагромождение обломков в свете люминатора Симлы, ожидая, пока мои инстинкты туннельной крысы подскажут, какая же неправильность окружающего ускользает от нас.

Обломки казались непотревоженными, как бы я ни вглядывался в них, так что дело было не в этом. Мой ищущий взгляд пробежался по клочку глубокой тени в нескольких метрах от кучи, потом перебежал на слабо просматривающуюся текстуру стены туннеля, где свет нашего люминатора отражался блестящими искрами, которые стали столь привычны, что мы их практически не замечали…

– Симла. Стена туннеля, примерно в пяти метрах от ответвления, – подсказал я, ожидая, когда идущий впереди солдат перекинет свой люминатор, чтобы осветить указанное место.

– Кишки Императора! – Грифен вскинула свое лазерное ружье, и ее ошеломленное высказывание было