вдоль валашского берега.

День выдался тяжелым как для барж, так и для нашего рыболова. Тем не менее около пяти часов пополудни они были уже напротив болгарского города Силистра. Этот главный город санджака, включающего всю восточную Болгарию и крепости Нижнего Дуная[119], — один из трех турецких плацдармов. В западной части города находится цитадель, окруженная очень высокой стеной. В Силистре проживают две тысячи душ. Здесь развита торговля шерстью, деревом, скотом, все это направляется в Валахию, а взамен оттуда поступают соль и пенька. Улочки здесь кривые и узкие, дома приземистые, никаких памятников архитектуры. Понятно, почему господин Егер не выразил желания посетить город. Впрочем, для этого пришлось бы вновь пересекать реку, поскольку Силистра, так же как и Рущук, находится на правом берегу. Господин Егер довольствовался тем, что прошелся взад-вперед вдоль берега мимо барж, бросивших неподалеку свои якоря.

На следующее утро в обычное время лодка отчалила. Однако стоит отметить, что две из трех барж направились в сторону Силистры, где они, несомненно, должны были разгрузиться.

Только одна, последняя, баржа, та, чей лоцман не раз доказывал свое профессиональное мастерство, продолжала плыть вниз по течению, несмотря на явное ухудшение погоды.

Плоскодонка пустилась в путь, держась как можно ближе к правому берегу.

Отметим лишь одно событие, а именно: утром к барже подошла лодка, отплывшая от маленькой болгарской деревушки. С лодки на баржу пересел один человек.

После полудня погода совсем испортилась: ветер стал таким сильным, а волны такими высокими, что Илья Круш решил прервать плавание.

— А что же будет делать баржа? — спросил господин Егер.

— Скорее всего то же, что и мы, — ответил Илья Круш. — Думаю, ее лоцман слишком опытен, чтобы продолжать путь в этих условиях. При таких волнах баржа может затонуть.

Илья Круш был прав, и, когда лодка уже стояла в маленькой бухточке под защитой мыса, баржа приблизилась к берегу, чтобы переждать в укрытии вплоть до того момента, когда затишье позволит ей плыть дальше.

Когда баржа отдала якорь, Илья Круш удивился и сказал господину Егеру:

— Лоцману стоило бы стать на якорь ближе к суше… Он не меньше чем в двадцати саженях от берега, это не очень надежно… Если он не сумеет закрепиться или якорь не удержит. Правда, здесь неглубоко, но, в конце концов, даже при полной загрузке осадка не должна быть больше трех-четырех футов. Он мог бы подойти ближе.

Однако лоцман и не подумал изменить место стоянки. Господин Егер разглядел, что человек, прибывший на баржу утром, и матросы на носу внимательно изучали обстановку. Но в итоге баржа осталась на месте.

Быстро спустилась ночь, темная, дождливая, безлунная. До восьми часов господин Егер прохаживался по берегу, несмотря на яростные порывы ветра. Но вскоре дождь пошел с удвоенной силой, и наблюдателю пришлось присоединиться к своему компаньону.

В половине девятого оба они уже вытянулись в рубке, тщательно укрывшись, но уснуть не могли, настолько бешеным стал шторм. А около двух часов ночи сквозь завывание бури послышались отчаянные крики.

Около восьми часов утра после ужасной ночи баржа, стоявшая близ правого берега, подняла якорь и пустилась в путь. На ее корме мужчина с помощью двух матросов держал в руках длинный рычаг руля. На носу еще три человека, и в том числе тот, что сел на баржу накануне, наблюдали за рекой.

Волнение ослабло, ветер, дувший с запада, начинал утихать. На небе, в стороне моря, виднелось несколько голубых просветов. Иногда их пронзали яркие лучи солнца.

С того места, где предыдущим вечером Илья Круш спрятался от бури, можно было разглядеть валашский берег и высившиеся на заднем плане горы.

Одинокая баржа продолжала свой путь по Дунаю. Еще до наступления вечера она должна была достигнуть поворота, после которого река течет на север, — это неподалеку от городка Чернаводэ, который соединяется небольшой железнодорожной веткой с черноморским портом Кюстендже[120].

А где же плоскодонка? Неужели ночью яростная волна настигла ее и разбила о берег?.. Неужели Илья Круш и господин Егер погибли почти в самом конце путешествия?..

Так или иначе, но лодки не было ни вблизи болгарского берега, ни вблизи валашского. Однако если Илья Круш и его компаньон сумели избежать гибели, то напрасно было бы искать того и другого на песчаном берегу или в деревне, около которой лодка стояла до самого утра.

Вот что произошло, к большому удивлению и к большой досаде лауреата «Дунайской удочки». Его втянули в приключение, развязка которого могла оказаться губительной.

Буря, остановившая судоходство на реке, продолжалась всю ночь. Поставив второй якорь, который удерживал лодку у берега, Илья Круш и господин Егер спрятались от проливного дождя в рубке. Но ветер так бросал плоскодонку из стороны в сторону, что им практически не удавалось уснуть.

Итак, было около часу ночи, когда раздались крики отчаяния — то ли с берега, то ли с баржи, стоявшей на якоре ниже по течению. Оба путешественника, выбравшись из-под крыши, в глубокой темноте пытались разглядеть, что происходит.

Нет, крики раздавались не с берега и не из деревни. Они шли с баржи. Сигнальные огни загорались то сбоку, то на корме, то на носу, на секунды выхватывая из темноты картины суматохи и переполоха на борту.

До ушей Ильи Круша и господина Егера доносились обрывки фраз:

— Сюда! Сюда!

— Он упал здесь!

— На воду, шлюпку на воду!

По звукам Илья Круш догадался, что на барже спешно отвязывают шлюпку.

— Должно быть, кого-то смыло волной! — догадался он.

Если это было так, то хозяин сделал все возможное, чтобы спасти несчастного. В самом деле, рискуя перевернуться, шлюпка уже плыла вниз, так как человека могло унести только по течению.

Что до Ильи Круша, то он ничем не мог помочь бедняге — выйти на середину реки означало добровольно отдать себя на растерзание бушующим волнам.

Оба ждали. Сигнальные огни по-прежнему качались на верхней палубе баржи. Через полчаса вновь показался свет фонаря, освещавшего путь шлюпке. Она с помощью весел возвращалась на баржу, и похоже было, что попытка спасения не удалась, так как послышался крик одного из матросов:

— Он пропал! Его нигде нет!

— Разве можно было его спасти? — с сомнением промолвил Илья Круш.

— Течение быстро вынесло его на середину реки, — предположил господин Егер.

— Да, именно отсюда оно направляется к левому берегу.

В общем, казалось, что все закончилось. Шлюпка, не без труда подойдя к барже, была поднята на борт. Затем огни погасли, и все погрузилось если не в тишину, то в темноту.

Илья Круш и его компаньон вернулись в рубку, где тщетно пытались поспать хотя бы несколько часов.

С первыми лучами солнца буря почти утихла, и Илья Круш услышал, как его зовут снаружи.

Он вышел, господин Егер последовал за ним.

Шлюпка с командой из шести человек на борту стояла бок о бок с плоскодонкой.

Один из мужчин, лет сорока, среднего роста, который, казалось, командовал остальными, поднялся на ноги. У него были жесткие черты лица, живые глаза под нахмуренными бровями, лицо грубое, но