Круш находился уже в добром лье от столицы.

Пройдя Эсслинг и круглый и необитаемый остров Лобау — два знаменитых географических названия в исторической летописи Первой империи[76], Илья Круш продолжал мирное плавание к Прессбургу.

Расстояние между Веной и Прессбургом показалось ему весьма изрядным. Он так хорошо знал реку, что открывавшиеся виды уже не представляли для него интереса. Однообразное плавание, главным образом вдоль правого берега, до местечка Фишамент, между довольно низкими берегами, которые несколько возвышаются в окрестностях Регалсбрюна. Дальше лишь гора Хайнбург заслужила с его стороны рассеянный взгляд. Он ловил рыбу утром, плыл целый день, снова ловил рыбу вечером, ходил продавать улов на хуторах, а лучше в деревушках и городках, проводил там ночь и с рассветом отправлялся дальше.

Таким образом Илья Круш добрался до границы между эрцгерцогством и Мадьярским[77] королевством, границы, которая проходит слева по Лайте, а справа по Марху[78] — двум крупным дунайским притокам[79] . Несколько барж выплывали с Марха, первого левого рукава, который является судоходным, тогда как правые — Инн, Энс и Трайзен — мало пригодны для речного транспорта.

Пройдя теснину, именуемую Венгерскими воротами, обогнув многочисленные мысы Малых Карпат, врезающихся в реку наподобие зубьев пилы, один из которых увенчан легендарной башней Тебен, проплыв вдоль острова, будто перегораживающего в этом месте Дунай, Илья Круш прошел под понтонным мостом и остановился на ночь у последнего дома Прессбурга.

Он все время думал о господине Егере. Нет! Судя по письму, им не суждено вновь встретиться в этой официальной столице Мадьярского королевства[80]. Случится ли это в венгерской части реки, в Коморне[81], в Буда-Пеште? Если бы господин Егер был в Прессбурге, возможно, он захотел бы остановиться на несколько часов в городе, насчитывающем сорок пять тысяч жителей, который по-настоящему оживает, лишь когда собирается венгерский сейм, в городе мирных людей, мелких рантье, где жизнь не очень дорога, ибо эта часть Венгрии богата винами и зерновыми. Правда, Прессбург почти не обладает туристическими и архитектурными достопримечательностями, но само его расположение и, пожалуй, еще огромный четырехугольный замок с угловыми башнями довольно живописны.

Господин Егер не пришел и на следующее утро, 23 мая, и его компаньон в одиночестве пустился в дальнейшее плавание по Дунаю.

Почти тридцать лье от Прессбурга до Рааба[82], почти пятнадцать — от Рааба до Коморна, столько же от Коморна до Грана, около двадцати лье от Грана до Буда-Пешта, всего около восьмидесяти лье должна была пройти плоскодонка, прежде чем достигнуть столицы Венгрии. Восемь дней потребовалось Илье Крушу, чтобы добраться от Прессбурга до Пешта. И все это время он думал о том, что его интересное путешествие было бы еще интереснее, если бы рядом находился господин Егер.

Тем временем лодка плыла на юго-восток вдоль левого берега. Плоская, но плодородная равнина простиралась справа и слева. Ложе реки тут во многих местах усеяно островами, некоторые из них довольно обширны, и, в частности, тот, что венгры называют Золотым садом.

Переход прошел без всяких происшествий, о чем Илья Круш и не думал сокрушаться. То, что никто не знал его имени, не слишком сказывалось на продаже рыбы. Рыба легко находила покупателей. Такое впечатление, что наш герой обладал даром выбирать их в быстрой воде, не покупателей, конечно, а рыб. В действительности он точно и со знанием дела выбирал подходящие по размеру крючки и подходящую для каждой рыбы наживку! Нет, к нему никак не подходила знаменитая фраза, лживая, как большинство подобных фраз: удочка — это такое приспособление, за один конец которого иногда хватается глупая рыба, а за другой всегда держится глупец!

Рааб стоит на месте впадения в Дунай реки, носящей то же название, что и сама крепость. Этот главный город комитата[83] насчитывает около четырнадцати тысяч жителей. Благодаря Илье Крушу его население возросло на одну единицу, а могло бы и на две, если бы господин Егер занял свое место под гостеприимным кровом плоскодонки.

За крепостью Рааб последовала крепость Коморн, не менее знаменитая. Илье Крушу пришлось дойти до рынка, чтобы продать свой улов. Там он услышал о стычке в Малых Карпатах банды Лацко и отряда, возглавляемого самим Карлом Драгошем. Говорили, что полицейские потерпели поражение. С тех пор никто Карла Драгоша не видел и не знал, что с ним сталось. Никаких точных сведений на сей счет не было.

— Эх! — вздохнул Илья Круш. — Вот новость, которая здорово расстроила бы господина Егера!

Но, в конце концов, то было всего лишь рассуждение Ильи Круша, которое его компаньон мог бы подтвердить или опровергнуть, если бы в тот час не находился…

«Где? — беспрестанно спрашивал себя Илья Круш. — Где же он?»

Мысль, что в этом отсутствии кроется что-то таинственное, все чаще посещала его.

Здесь уже упоминалось о том, что венгерские земли своим богатством обязаны виноградникам. На холмах, чье расположение столь же благоприятно, как расположение холмов Бургундии, зреют гроздья знаменитого токайского винограда и других первоклассных сортов[84]. В то же время здесь в огромных количествах выращивают зерновые и табак. Несомненно, в этих краях Лацко мог загрузить свои корабли под завязку и спуститься по Дунаю. С этого места река, питаемая левыми и правыми притоками, становится настолько глубокой, что даже военные корабли среднего тоннажа, при условии правильного выбора фарватера, не рискуют здесь процарапать себе днище.

Горы вновь показались у города Гран, резиденции примаса[85], одного из главнейших лиц в королевстве. Возможно, в этот день, а то была пятница, епископ увидел на своем столе щуку весом в пятнадцать фунтов и пару великолепных карпов, ловко извлеченных из Дуная удочкой Ильи Круша.

Нет смысла добавлять, что в этих местах судоходство очень оживленное, здесь господин Егер, который так любил наблюдать за плывущими кораблями, мог бы полностью удовлетворить свое очень особенное любопытство. Иногда даже образовывались заторы из судов, поскольку река сужалась у первых отрогов Норийских Альп и Карпат.

Корабли часто сталкивались и даже переворачивались, но при этом терпели небольшой ущерб. Главное — терялось драгоценное время. Капитаны и лоцманы ни на миг не должны были ослабить бдительность. Но когда столкновение все же происходило, поднималось столько крику, обвинений и ссор! Как вы понимаете, в такие моменты Илья Круш остерегался вмешиваться в конфликт.

Тем не менее одна баржа водоизмещением двести тонн обратила на себя его внимание: ему показалось, что ею управляет опытная рука. Ветер был попутным, хозяин судна поднял большой парус на мачте, установленной над верхней палубой. Такого рода суда оснащены своеобразной надстройкой, мостиком, тянущимся до кормы и закрывающим каюты, в которых живут матросы, небольшая мачта на носу служит флагштоком для национального стяга.

Чаще всего, особенно во время сплава по течению, эти суда управляются с помощью двух длинных кормовых весел, установленных в задней части этого мостика. Но на корабле, о котором идет речь, все было устроено иначе, он использовал попутный ветер всякий раз, когда позволяло направление течения. Руль с широким пером, возмещавшим в ширине потерянное в высоте, позволял лоцману при слабом течении придерживаться нужного курса.

Итак, кораблем управляла умелая и надежная рука. Ловко проскальзывая меж других судов, он изредка мешал им, но его команда не обращала никакого внимания на шум, поднимавшийся на борту оставшихся позади.

«Хороший лоцман, — подумал Илья Круш, вспоминая прежнее свое ремесло. — Нас было несколько таких в порту Раца, там лоцманское дело в почете, я и сейчас при необходимости не погнушался бы подобной работенкой — глаз у меня по-прежнему верен, рука тверда».

Простим приступ тщеславия нашему милому герою. Да, он не забывал своих товарищей и соотечественников из Раца, но, по правде говоря, у старых лоцманов это в крови до конца дней.

Ближе к верховьям берега Дуная становились все более суровыми. Там царило особое оживление, нараставшее при приближении к крупным городам. Тенистые, покрытые зеленью острова становились все многочисленнее, порой от реки оставались лишь узкие каналы. Но были и протоки, позволявшие кораблям