– Это, это пирожки с мясом, которые вы ему прислали, – ответил мальчик.
– Я ничего не посылал.
Ренатус смутился.
– Но… мажордом сказал, что вы их специально заказали.
Джоанна взглянула на корчившегося от боли Льва. В голову закралось страшное подозрение.
– Беги, – приказала она Ренатусу, – позови командующего и гвардейцев. Валдиперт не должен покинуть дворец.
Мальчик выбежал из комнаты.
Дрожащими руками Джоанна приготовила сильное рвотное из горчицы и корня бузины и ложечкой влила смесь в рот Льву. Рвотное быстро подействовало. Лев содрогался от конвульсий, но вышла только зеленоватая жидкость.
Слишком поздно. Яд покинул желудок и уже действовал, сжимая мышцы челюстей, горла и всего тела.
Джоанна пыталась что-нибудь придумать и спасти Льва.
Джеральд приказал обыскать все комнаты дворца. Валдиперт исчез. Его сразу объявили преступником.
Валдиперта искали в городе и в окрестностях, но тщетно. Он словно сквозь землю провалился.
Уже потеряв надежду, люди нашли его тело в Тибре. Горло Валдиперта было перерезано от уха до уха.
Священники и высшее руководство Рима собрались в спальне Папы. Они столпились в ногах кровати, словно прячась друг за друга.
В серебряных лампадах горел огонь. С первыми лучами солнца слуга вошел и загасил их. Джоанна видела, как старик осторожно опускал их, ослабив цепочки, чтобы драгоценное содержимое не пострадало. Привычные обыденные движения казались неуместными в этой печальной обстановке.
Джоанна не ожидала, что Лев протянет до утра. Он давно не реагировал на голое и прикосновение. В течение четырех часов его дыхание становилось все более шумным, потом внезапно затихало. Наступала пауза, во время которой никто не дышал, но все начиналось с начала.
Джоанна услышала шум одежды. Через комнату шел Евстафий, первосвященник, зажимая рот рукавом, чтобы скрыть рыдания.
Лев шумно выдохнул и затих. Тишина длилась бесконечно. Джоанна подошла к кровати. Жизнь покинула Льва. Закрыв ему глаза, она упала на колени возле него.
Ефстафий заплакал в голос. Епископы и вельможи преклонили колени. Премицерий Паскаль перекрестился и вышел, чтобы сообщить печальную новость тем, кто ждал снаружи.
– Лев, Pontifex Maximus, Servus Servorum Dei, верховный епископ церкви, Папа апостольской епархии Рима, умер.
Похоронили Льва в базилике Святого Петра, перед алтарем новой часовни, посвященной ему. В это время года похороны проводили быстро. Какой бы святой ни была душа усопшего, тело неумолимо разлагалось на июльской жаре.
Сразу после похорон правящий триумвират сообщил, что в трехдневный срок состоятся выборы понтифика. Когда Лотар стоит на севере, с юга угрожают сарацины, а между ними ломбардийцы и византийцы, Рим не мог допустить, чтобы престол Святого Петра пустовал долго.
«Слишком быстро, – с сожалением подумал Арсений, услышав новость. – Слишком быстро должны пройти выборы. Анастасий не успеет приехать раньше. Валдиперт, этот идиот, все испортил. Он получил подробные инструкции: давать яд постепенно, маленькими дозами. Так Лев протянул бы еще месяц. И тогда его смерть не вызвала бы подозрений».
Но Валдиперт запаниковал и дал Льву слишком большую дозу, убив его сразу. А потом имел наглость явиться к Арсению, прося о защите. «Но теперь он недосягаем для закона, хотя и не так, как было задумано», – размышлял Арсений.
Он и прежде приказывал убивать людей, это была цена за власть, и только слабые не решались платить ее. Но никогда еще Арсений не убивал тех, кого знал так хорошо, как Валдиперта. Это было неприятно, но иначе он поступить не мог. Если бы Валдиперта схватили и допросили, он признался бы под пытками во всем. Арсений сделал все, чтобы защитить себя и свою семью. Он уничтожит любого, кто осмелится угрожать безопасности семьи, раздавит ногтем, словно вшей.
И все же смерть Валдиперта оставила в его душе неприятное чувство и страх. Такие жестокие события, несмотря на их необходимость, неизбежно вызывали реакцию в обществе.
Усилием воли Арсений заставил себя думать о насущных делах. Отсутствие сына осложняло ситуацию. Прежде всего следовало заставить первосвященника Евстафия отменить отлучение Анастасия. Для этого придется воспользоваться политическими уловками.
Подняв со стола драгоценный пояс, Арсений вызвал секретаря. За слишком короткое время предстояло сделать очень многое.
Джоанна стояла у стола в своей комнате и растирала сушеные цветы иссопа в тонкую пудру. Перемешать, растолочь, перемешать, растолочь, привычные движения руки смягчали боль утраты.
Лев умер. Это казалось невозможным. Он был таким бодрым, сильным, жизнелюбивым. Останься Лев жив, он вытащил бы Рим из трясины невежества и нищеты, в которых город прозябал в течение столетий. У него было для этого желание и воля, но не хватило времени.
Дверь открылась и вошел Джеральд. Джоанна встретилась с ним взглядом. Она чувствовала его присутствие так, словно он прикоснулся к ней.
– Сейчас получил сообщение, что Анастасий покинул Аахен, – быстро сказал он.
– Неужели едет сюда?
– Да. Но зачем ему покидать дворец императора так внезапно? Он возвращается, чтобы претендовать на престол, которого не получил шесть лет назад.
– Но Анастасий не может быть избран, он же отлучен.
– Арсений делает все, чтобы отменить приговор.
– Benedicite! – Новость была неприятная. После того, как Анастасий провел столько лет при королевском дворе, никто не сомневался, что он человек императора. Если Анастасия изберут, власть Лотара распространится на Рим и все его территории.
– Анастасий не забыл, как ты выступила против него на выборах Папы, и если сейчас изберут его, оставаться в Риме тебе будет опасно. Он не из тех, кто прощает обиды.
Джоанне, скорбевшей по Льву, эта мысль показалась невыносимой. Глаза ее наполнились слезами.
– Не плачь, сердце мое, – Джеральд обнял Джоанну сильными, уверенными и ласковыми руками. Он коснулся губами ее висков, щек, всколыхнув в ней бурю чувств. – Ты многое сделала, многим пожертвовала, пойдем со мной, будем жить вместе, как муж и жена. – Джеральд покрыл поцелуями лицо Джоанны. – Скажи да, – нетерпеливо просил он. – Скажи да.
В глазах у Джоанны помутилось.
– Да, – прошептала она, – да.
Она импульсивно отреагировала на его порыв. Но едва слова сорвались с ее уст, в душе воцарился покой. Решение было принято; оно казалось правильным и неизбежным.
Джеральд склонился, чтобы снова поцеловать ее. Именно в этот миг зазвонил колокол, созывая всех на полуденную трапезу. Через мгновение послышались голоса и торопливые шаги за дверью.
Они быстро отпрянули друг от друга, поклявшись встретиться снова после избрания Папы.
В день выборов Джоанна пошла помолиться в небольшую английскую церковь, где служила, только прибыв в Рим.
Сгоревшая дотла во время пожара, она была выстроена заново из того, что взяли с развалин древних храмов и памятников. Преклонив колена перед высоким алтарем, Джоанна заметила, что на мраморном пьедестале сохранился символ Magna Mater, древней богини земли, почитаемой языческими племенами в незапамятные времена. Под грубой резьбой было высечено на латыни: «На этом камне возносился фимиам Богине». Вероятно, когда этот кусок мрамора принесли сюда, никто не понял этого символа или его не заметили. В этом не было ничего удивительного, многие римские священники почти не знали грамоты.
Несовместимость святого алтаря с его языческим пьедесталом, как казалось Джоанне, символизировало
