Гром прогремел очень близко, и девочка проснулась. Она повернулась, чтобы прижаться к старшим братьям и согреться теплом их тел, но вспомнила, что их нет рядом.

Шел весенний ливень, наполнявший ночной воздух кисло-сладким запахом свежевспаханной земли. Толстая соломенная крыша немного протекала, и вода медленно капала на утоптанный земляной пол.

Поднялся ветер, и ветви стоявшего около дома дуба начали биться о стену. Их тень проникла в комнату. Замерев, девочка следила, как чудовищные темные «пальцы» перемещались по краю кровати, тянулись к ней и куда-то манили. Она съежилась от страха.

Девочка хотела позвать мать, но промолчала. Если она издаст хоть один звук, гигантская рука вцепится в нее. Ребенка сковал страх. Но вскоре она упрямо вздернула подбородок: если это нужно сделать, значит, она сделает. Очень медленно, не отводя глаз от врага, девочка слезла с кровати, коснувшись босыми ногами холодного земляного пола. Знакомое ощущение успокоило ее. Едва дыша, она пробралась к двери, за которой спала ее мать. Сверкнула молния, страшная рука пошевелилась, сделалась еще длиннее и стала преследовать девочку. Она подавила крик, напряглась всем телом и заставила себя двигаться медленнее.

Вот уже совсем близко. Вдруг над самой головой снова прогремел гром, и в тот же момент что-то коснулось ее спины. Она отскочила и обернулась, споткнувшись о стул.

В этой части дома было темно и тихо, слышалось только спокойное ровное дыхание матери, и девочка догадалась, что та крепко спит. Шум не потревожил ее. Ребенок быстро подошел к кровати, поднял шерстяное одеяло и шмыгнул под него. Мать лежала на боку, слегка приоткрыв рот. Теплое дыхание ласкало детскую щеку. Девочка прижалась к матери, чувствуя тепло ее тела через тонкую льняную рубашку.

Потревоженная Гудрун зевнула» повернулась, открыла глаза и сонно взглянула на дочь.

– Малышка, тебе нужно спать.

Быстро тоненьким, испуганным голосом Джоанна рассказала матери про страшную руку.

Гудрун слушала, поглаживая и успокаивая дочь. Она легонько коснулась пальцами ее лица, едва различимого в темноте. «Девочка некрасива, – печально отметила Гудрун, – слишком похожа на мужа. – Маленькая Джоанна была плотной и коренастой, а не стройной и грациозной, как все женщины в роду Гудрун. Но большие выразительные серо-зеленые глаза с темным ободком вокруг зрачка были прекрасны. Гудрун погладила белокурые локоны Джоанны, любуясь их блеском, отливавшим золотом даже в сумерках. – А волосы мои. Не такие жесткие и темные, как у ее отца и у всех его сородичей. Мой ребенок. – Намотав локон на палец, Гудрун улыбнулась, хотя бы эта моя.

Материнская ласка успокоила Джоанну. Играя, она расплела косу Гудрун, и волосы рассыпались по подушке. Девочка залюбовалась красивыми волосами матери. Она никогда еще не видела их распущенными. По настоянию каноника, Гудрун всегда заплетала волосы в тугую косу и убирала ее под грубый льняной чепец. «Женские волоок – говорил муж, – это сети, в которые сатана ловит души мужчин». А у Гудрун были очень красивые, длинные и мягкие волосы, чистого светло-золотистого цвета, совсем не тронутые сединой, хотя она прожила уже тридцать шесть зим.

– Почему уехали Мэтью и Джон? – вдруг спросила Джоанна. Мать объясняла ей это несколько раз, но Джоанна хотела услышать снова.

– Ты знаешь почему. Отец взял их с собой в миссионерскую поездку.

– А почему мне нельзя?

Гудрун терпеливо вздохнула. У ребенка так много вопросов!

– Мэтью и Джон – мальчики; когда-нибудь они станут священниками, как твой отец. А ты – девочка, поэтому эти дела тебя не касаются. – Заметив, что Джоанна недовольна ответом, она добавила: – Кроме того, ты еще очень маленькая.

– В январе мне исполнилось четыре! – возмутилась Джоанна.

Гудрун лукаво посмотрела на дочь.

– Ах да! Совсем забыла, ты теперь большая, верно? Четыре годика! Совсем взрослая.

Джоанна лежала тихо, пока мать гладила ее по волосам, и, наконец, спросила:

– Кто такие язычники?

Перед отъездом отец и братья много говорили о язычниках. Джоанна не понимала, что такое язычники, хотя и догадывалась: это очень плохо.

Гудрун поежилась. Слово обладало колдовской силой. Нго произносили воины, которые разрушили ее дом, вырезали всю семью и друзей. Темные, беспощадные люди короля франков Карла. Теперь, когда он умер, люди назвали его «Великим». «Назвали бы они так короля, если бы видели, как его воины вырывали у саксонских матерей младенцев и разбивали их головы о камни?» – подумала Гудрун и, убрав руку с головы Джоанны, легла на спину.

– Спроси об этом своего отца.

Джоанна не понимала, что плохого она сделала, но в голосе матери услышала необычную суровость и испугалась, как бы та не отослала ее, если она не исправит ошибку. Девочка быстро попросила:

– Расскажи еще про древних.

– Не могу. Папа не разрешает рассказывать эти сказки, – голос матери звучал неуверенно.

Джоанна знала, что делать. Торжественно положив руку на сердце, она поклялась именно так, как учила мама, именем Тора Громовержца сохранить тайну.

Гудрун засмеялась и крепко обняла дочь.

– Ну хорошо, перепелочка моя. Я расскажу, ты так славно улещаешь меня.

Голос ее снова смягчился, стал задумчивым и певучим, когда она начала рассказ про Вотана, Тора, Фрейю и про других богов, о которых слышала в детстве до того, как Карл принес с кровью и мечом в Саксонию Слово Христа. Гудрун нараспев говорила об Агарде, сияющем дворце богов, сделанном из серебра и золота. Чтобы добраться туда, нужно было переправиться через Биврест, таинственный радужный мост, Охранял этот мост Хеймдалль, страж богов. Он никогда не спал и слышал, как растет трава. В Вальхалле жил Вотан, бог-отец, а на его плечах сидели два ворона Хугин, «думающий», и Мунин, «помнящий». Сидя на