безопаснее, если я выйду первой.

Они тут же приземлились. Азадэ открыла свою дверь и вышла, чтобы поприветствовать сестер и мачеху, третью жену отца, которая была моложе ее. Его первая жена, Ханша, была одного с ним возраста, но теперь была прикована к постели и никогда не покидала своей комнаты. Его вторая жена, мать Азадэ, умерла много лет назад.

Охранник остановил Азадэ. Вежливо. Эрикки задышал свободнее. Они были слишком далеко, чтобы он мог слышать, о чем шла речь, – да и в любом случае ни он, ни Ноггер не говорили ни на фарси, ни на турецком. Охранник сделал жест в сторону вертолета. Она кивнула, потом повернулась и махнула рукой, подзывая их. Эрикки и Ноггер закончили остановку двигателей, следя за охранником, который с серьезным лицом наблюдал за ними.

– Ты же оружие любишь так же сильно, как и я, Эрикки? – проговорил Ноггер.

– Еще сильнее. Но этот человек, по крайней мере, профессионал, он умеет им пользоваться – кто меня пугает, так это любители. – Эрикки вынул блок прерывателей сети и сунул в карман ключ зажигания.

Они пошли присоединиться к Азадэ и ее сестрам, но охранник встал у них на пути. Азадэ крикнула им:

– Он говорит, что мы должны немедленно пройти в Зал для приемов и там подождать. Пожалуйста, идите за мной.

Ноггер шел последним. На глаза ему попалась одна из красавиц сестер, и он улыбнулся про себя, взлетев по лестнице через ступеньку.

Зал для приемов был огромным и холодным, по нему гуляли сквозняки, и в воздухе пахло сыростью; зал был обставлен тяжелой викторианской мебелью со множеством ковров и подушек на полу и старомодными водяными батареями-обогревателями. Азадэ поправила волосы перед одним из зеркал. Ее лыжный костюм был модным и элегантным. Абдолла-хан никогда не требовал, чтобы его жены, дочери или служанки носили чадру, он не одобрял ношение чадры. Тогда почему Наджуд сегодня вышла в чадре? – спросила себя Азадэ, нервничая все больше. Слуга принес чай. Они прождали полчаса, потом в зал вошел другой охранник и что-то сказал Азадэ. Она сделала глубокий вдох.

– Ноггер, тебе нужно будет подождать здесь, – сказала она. – Эрикки, мы с тобой пойдем с этим охранником.

Эрикки пошел за ней следом, напряженный, но уверенный, что вооруженное перемирие, заключенное им с Абдоллой-ханом, выдержит эту встречу. Прикосновение ножа пукко к спине добавляло ему спокойствия. Охранник открыл дверь в конце коридора и знаком показал им, чтобы они прошли вперед.

Абдолла-хан полулежал на ковре лицом к двери, опершись спиной на подушки; позади него стояли охранники, комната была богато обставлена в викторианском стиле, выглядела очень официальной – и какой-то упадочной и грязной. Два незнакомых человека, которых они видели на ступенях дворца, сидели рядом с ним скрестив ноги. Один был европейцем, крупным, хорошо сохранившимся мужчиной лет под семьдесят, с тяжелыми плечами и светлыми глазами, смотревшими с дружелюбного славянского лица. Второй был моложе, лет тридцати с небольшим; черты его лица были азиатскими и кожа имела желтоватый оттенок. Оба гостя были в зимних костюмах из плотной шерсти. Настороженность Эрикки тут же подскочила, и он остановился у дверей, пока Азадэ прошла к отцу, опустилась перед ним на колени, поцеловала его толстые, унизанные перстнями руки и благословила его. Бесстрастным жестом отец предложил ей сесть сбоку и уставился своими темными, почти черными глазами на Эрикки, который вежливо приветствовал его, но остался стоять рядом с дверью. Пряча свой стыд и страх, Азадэ снова села на колени, опустившись на ковер лицом к нему. Эрикки заметил, как оба гостя окинули ее оценивающе одобрительным взглядом, и его температура поднялась еще на градус. Молчание сгущалось.

Рядом с ханом стояло блюдо с пахлавой, маленькими квадратиками медовых турецких сладостей, которые он обожал, и он время от времени выбирал себе кусочек, сверкая перстнями.

– Итак, – заговорил он суровым тоном, – похоже, ты убиваешь людей без разбора, как бешеный пес.

Глаза Эрикки сузились, но он не сказал ни слова.

– Ну?

– Если я убиваю, то не как бешеный пес. И кого же это я, как предполагается, убил?

– Старика в толпе недалеко от Казвина ударом локтя, проломившим ему грудь. Есть свидетели. Потом трех человек в машине и одного снаружи, он был видным борцом за свободу. Там тоже были свидетели. Дальше по дороге пятеро убитых и еще больше раненых после спасательного рейда вертолета. Опять есть свидетели. – Снова молчание. Азадэ сидела не шевелясь, хотя в лице у нее не было ни кровинки. – Итак?

– Если есть свидетели, то вы тогда знаете и то, что мы мирно пытались проехать в Тегеран, мы не были вооружены, на нас набросилась толпа, и если бы не Чарли Петтикин и не Ракоци, мы, вероятно, были… – Эрикки на мгновение замолк, заметив взгляд, которым внезапно обменялись между собой незнакомцы. Потом, еще более осторожно, он продолжил: – Мы, вероятно, были бы мертвы. У нас не было оружия, у Ракоци оно было, в нас стреляли первыми.

Абдолла-хан тоже заметил перемену в лицах людей, сидевших рядом с ним. Он задумчиво перевел взгляд на Эрикки.

– Ракоци? Тот же самый, что и в истории об исламско-марксистском мулле и людях, которые напали на вашу базу? Советский мусульманин?

– Да. – Эрикки тяжелым взглядом окинул незнакомцев. – Агент КГБ, который заявил, что он из Грузии, из Тбилиси.

Абдолла-хан улыбнулся одними уголками губ.

– КГБ? Откуда ты знаешь?

– Я достаточно повидал их, чтобы знать. – Оба незнакомца смотрели на него; тот, что был постарше, дружелюбно улыбался, и от этой улыбки у Эрикки мурашки пробежали по коже.

– Этот Ракоци, как он оказался в вертолете? – спросил хан.

– Он захватил капитана Петтикина на моей базе в прошлое воскресенье. Петтикин – один из наших пилотов, он прилетел в Тебриз, чтобы забрать нас, Азадэ и меня. Мое посольство пригласило меня по поводу моего паспорта; это было в тот день, когда большинство правительств, включая мое, приказали всем иностранцам, чье пребывание здесь не являлось необходимостью, покинуть Иран, – сказал Эрикки, без труда вставляя это преувеличение. – В понедельник, когда мы тронулись отсюда, Ракоци заставил Петтикина отвезти его в Тегеран на вертолете. – Он кратко рассказал о том, что произошло. – Если бы он не заметил финский флаг на крыше машины, мы были бы мертвы.

Человек с азиатскими чертами лица мягко рассмеялся.

– Это было бы огромной потерей, капитан Йокконен, – сказал он по-русски.

Тот, что был постарше, со славянской внешностью, спросил на безукоризненном английском:

– Этот Ракоци, где он сейчас?

– Не знаю. Где-то в Тегеране. Могу я спросить, кто вы? – Эрикки пытался выиграть время и не ждал, что ему ответят. Он хотел определить, был Ракоци врагом или другом этих двоих, явно советских, явно из КГБ или ГРУ, тайной армейской полиции.

– Пожалуйста, как его звали по имени? – спросил старший приятным голосом.

– Федор, как и венгерского революционера. – Эрикки не заметил никакой новой реакции и мог бы продолжать, если бы не был слишком умен, чтобы сообщать какую бы то ни было информацию КГБ ил ГРУ. Азадэ сидела на коленях на ковре с прямой спиной, неподвижная, сложив руки на коленях, ее губы алели на бледном лице. Внезапно Эрикки стало очень страшно за нее.

– Ты признаешь, что убил этих людей? – проговорил хан и съел еще один кусочек пахлавы.

– Я признаю, что убил людей около года назад, чтобы спасти вам жизнь, ваше высочество, и…

– И свою собственную! – сердито оборвал его Абдолла-хан. – Убийцы прикончили бы и тебя тоже. Это была воля Бога, что мы остались живы.

– Я не начинал той драки и не искал ее. – Эрикки старался подбирать слова с большой осмотрительностью, чувствуя себя поглупевшим, уязвимым и ни на что не годным. – Если я и убил тех остальных, то сделал это не по своей воле, а лишь затем, чтобы защитить вашу дочь и мою жену. Наши жизни были в опасности.