– Это было лучшее, что я смог придумать на тот момент, черт возьми. Я сказал: «Вертолет никому не приписан для полета». Руди опять начал чертыхаться, но мне показалось, что голос у него теперь звучал по-другому, с каким-то облегчением, что ли. «Черт подери, о чем вы говорите?» – сказал он.

«Я просто говорю вам, капитан Лутц, что согласно нашим записям в журнале полетов, НВС по-прежнему находится в ангаре в Дошан-Таппехе. Если его там нет, его, должно быть, угнали», – говорю я, предполагая, что голос мой прозвучал убедительно. Мак, я шарил наугад, я и до сих пор не знаю, в чем тут проблема. Потом этот другой голос сказал: «Этот вопрос будет немедленно передан наверх по инстанциям. Я требую, чтобы вы немедленно предоставили ваш журнал с записями разрешений на полеты в мое распоряжение». Я ему говорю, хорошо, куда вам его прислать. Это его немного сбило с толку, потому что, конечно же, мы никак не могли бы предоставить ему журнал немедленно. В конце концов, он сказал, чтобы мы сохраняли все наши записи в неприкосновенности, а указания нам пришлют позже. Потом к микрофону подошел Том и сказал что-то вроде: «Капитан Петтикин, пожалуйста, передайте мистеру Мак-Айверу мои извинения за опоздание из отпуска, но из-за снегопадов я оказался запертым в деревеньке к югу от Керманшаха. Я прибуду сразу же, как только смогу». – Петтикин выдохнул, бросил взгляд на Дженни, потом опять на Мак- Айвера. – Вот и все. Больше ничего. Ну, и что вы думаете?

– По поводу Тома? Не знаю. – Мак-Айвер, тяжело ступая, подошел к окну, и Петтикин и Дженни увидели, какой тяжестью легло на него все это.

На подоконнике лежал снег, и ветер немного усилился. Вдалеке раздавалась беспорядочная стрельба, винтовочная и автоматическая, но никто из них ее не замечал.

– Дженни?

– Я… это лишено всякого смысла, Чарли, совершенно всякого смысла, если говорить о Томми. – Слабея, она налила закипевшую воду в заварочный чайник, чашки уже стояли на столе, она была рада, что ее рукам нашлось хоть какое-то занятие, чувствуя себя беспомощной, и ей хотелось разрыдаться, хотелось закричать от несправедливости всего произошедшего, она понимала, что Том и Дункан в ловушке – ее Дункан подписал план полета, – знала, что не может ни словом обмолвиться ни об Аннуш, ни о детях, ни о Валике – если они были на борту, они должны были быть на борту, но тогда кто пилотировал вертолет, если это был не Томми? – Угон… ну, Томми ясно указан в разрешении здесь, и Дункан тоже. Разрешение на полет также находится у тегеранских властей. В этом разрешении стоит имя Дункана, поэтому угон не… особого смысла в этой идее нет.

– Теперь я и сам вижу, но в тот момент эта история показалась мне подходящей. – Петтикин чувствовал себя ужасно. Он поднял со стола журнал с записями. – Мак, а может, нам это потерять, избавиться от него?

– В тегеранском центре управления полетами все равно остается оригинал, Чарли. Том дозаправлялся, об этом тоже где-то будет запись.

– В обычное время да. Но теперь? Со всей этой неразберихой?

– Возможно.

– А может, нам удастся заполучить обратно и оригинал?

– Да брось ты, ради Бога, на это ни единого шанса нет, скорее ад замерзнет.

Дженни начала разливать чай в три чашки. Молчание сгущалось. Терзаясь и мучаясь, Петтикин сказал:

– Я все-таки не понимаю, как это получается, если Том взлетел из Дошан-Таппеха, а потом… если только вертолет не угнали по дороге или когда он дозаправлялся. – Он раздраженно взъерошил пятерней волосы. – Это должен быть угон. Где он дозаправлялся? В Ковиссе? Может, они смогут помочь?

Мак-Айвер не ответил, он просто стоял и смотрел в ночь. Петтикин подождал, потом полистал журнал, нашел нужный дубликат и снова поднял глаза.

– Исфахан? – удивленно пробормотал он. – Почему Исфахан?

Мак-Айвер опять не ответил.

Дженни добавила в чай сгущенного молока и протянула одну чашку Петтикину.

– Мне кажется, ты очень хорошо справился, Чарли, – сказала она, не зная, что еще сказать. Потом она отнесла вторую чашку Мак-Айверу.

– Спасибо, Джен.

Она увидела его слезы, и ее собственные слезы хлынули из глаз. Он обнял ее одной рукой за плечи, думая об Аннуш и о рождественской вечеринке, которую они с Дженни устроили для детишек всех своих друзей, так недавно это было – маленькие Сетарем и Джалал, звезды всех игр и конкурсов, такие удивительные дети, теперь обугленные тела или мясо для стервятников.

– Хорошо, что с Томми так получилось, дорогой, не правда ли? – произнесла она сквозь слезы, забыв о Петтикине. Петтикин, смущенный, вышел и закрыл за собой дверь, они и не заметили его ухода. – Хорошо, что с Томми так получилось, – сказала она снова. – Хоть это-то хорошо.

– Да, Джен, хоть это-то хорошо.

– Что мы можем сделать?

– Ждать. Мы подождем и посмотрим. Будем надеяться всем сердцем, что они не погибли, но… почему-то я знаю, что они были на борту. – Он нежно вытер ее слезы со щек. – Только вот в воскресенье, Джен, когда полетит 125-й, ты отправишься на нем, – мягко сказал он. – Я обещаю, что только до тех пор, пока мы со всем этим не разберемся – но в этот раз ты должна полететь.

Она кивнула. Он выпил свой чай. Вкус у чая был превосходный. Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

– Умеешь же ты приготовить чашку чая, Джен, – сказал он, но его слова не прогнали ее страх, не унесли с собой ее горя и не утолили ее ярости, вызванной всеми этими убийствами, бесполезным и трагичным насилием, беззастенчивым присвоением их средств к существованию, или тем, что все это старило ее мужа сильнее, чем годы. Тревога убивает его. Она убивает его, думала Джен с нарастающим гневом. И тут в одно мгновение ответ пришел к ней.

Она огляделась, чтобы убедиться, что Петтикина нет рядом.

– Дункан, – прошептала она, – если ты не хочешь, чтобы эти ублюдки украли наше будущее, то почему бы нам не убраться отсюда и не захватить все с собой?

– А?

– Вертолеты, запчасти, людей.

– Мы не можем этого сделать, Джен. Я уже пятьдесят раз тебе говорил.

– О нет, мы можем, если захотим, и если у нас будет план. – Она произнесла это с такой непоколебимой уверенностью, что его захлестнуло с головой. – Есть Энди, он поможет. Энди может составить план, мы не можем. Ты можешь его осуществить, он – нет. Они не хотят, чтобы мы здесь оставались, так тому и быть, мы уйдем – но уйдем со своими вертолетами, со своими запчастями и с чувством собственного достоинства. Нам нужно будет вести себя очень скрытно, но мы можем это сделать. Мы можем это сделать. Я знаю, что можем.

Ковисс. 06.38. Мулла Хусейн сидел скрестив нога на тонком матрасе и проверял исправность своего АК-47. Коротким отработанным движением он со щелчком вставил в автомат новый рожок с патронами.

– Хорошо, – сказал он.

– Сегодня опять будут стычки? – спросила его жена. Она стояла у противоположной стены комнаты рядом с топившейся дровами печкой, на которой закипала кастрюлька с водой для первого кофе дня. Ее черная чадра зашелестела, когда она шевельнулась, скрывая то, что она снова носит ребенка.

– Как будет угодно Аллаху.

Она повторила эти слова вслед за мужем, пряча свой страх, опасаясь того, что станется с ними со всеми, когда ее муж обретет мученичество, которое он так истово искал, желая в самой потаенной глубине своего сердца кричать со всех минаретов о том, как невыносимо то, что Бог требовал подобной жертвы от нее и от их детей. Семь лет замужества, три живых ребенка, четыре мертвых ребенка и глубокая бедность