Не хочу, чтобы она оттуда видела все это. Не хочу, чтобы она узнала, как закончил ее сын.

Холмену стало стыдно, что он говорит такое. Поллард застыла как статуя. Губы сжались в тонкую линию, лицо помрачнело. Холмен посмотрел на нее и увидел, как из-под темных очков по щекам стекают слезы.

Холмен растерялся, и его тело сотрясли рыдания. Он старался побороть их, но в горле стоял комок, слезы катились градом, и его захлестнуло осознание того, сколько боли он причинил близким людям.

Он почувствовал прикосновение Поллард. Она бормотала что-то, но он не разбирал слов. Она крепко прижалась к нему, и он обнял ее, не переставая рыдать. Он не мог точно сказать, как долго он плакал. Через некоторое время Холмен успокоился, но по-прежнему продолжал обнимать Поллард. Так они и стояли, прижавшись друг к другу. Затем до Холмена дошло, что происходит. Он отшатнулся.

— Простите.

Поллард не выпускала его руки, но молчала. Холмену хотелось, чтобы она хоть что-то сказала, но она отвернулась, чтобы вытереть слезы.

Холмен откашлялся. Ему по-прежнему нужно было поговорить с Донной, и он не хотел, чтобы Поллард слышала это.

— Послушайте, я хочу немного побыть один. Все будет в порядке.

— Конечно. Я понимаю.

— Почему бы не устроить сегодня выходной?

— Нет-нет. Я хочу просмотреть отчеты. Управлюсь сама. Вы не возражаете?

— Конечно нет.

Поллард снова коснулась его руки, и он потянулся, чтобы дотронуться до нее, но она отвернулась. Холмен смотрел, как она идет к машине под невыносимо палящим солнцем, садится в нее и уезжает. Затем он перевел взгляд на могильную плиту.

Глаза Холмена снова наполнились слезами, и он был рад, что Поллард ушла. Он присел на корточки и поправил цветы. Они уже начали вянуть.

— В чем бы он ни провинился, он был нашим ребенком. Я сделаю то, что должен.

Холмен улыбнулся, зная, что эти слова не понравились бы ей, но он уже примирился со своей судьбой. Дурная кровь — что тут поделаешь.

«Сынок пошел в отца».

Холмен услышал, как сзади хлопнула дверца машины, и обернулся. Солнце светило ему в глаза. К нему направлялись двое мужчин.

— Макс Холмен.

Еще двое шли с той стороны, где проходили похороны, и один из них был ярко-рыжим.

Вукович и Фуэнтес шли с одной стороны, еще двое — с другой. Холмен не успел бы сесть в машину. Подходя, они рассыпались, словно ждали, что Холмен бросится бежать. Однако он стоял неподвижно, сердце тяжело билось в груди. На пустынном кладбище он был как муха на обеденной тарелке — не спрятаться.

— Спокойно, приятель, — сказал Вукович.

Холмен направился к воротам. Фуэнтес и тот, другой, что шел сзади, пропустили его.

— Не дури, — предупредил Вукович.

Холмен побежал мелкими шажками, и все четверо внезапно ринулись за ним.

— На помощь! Помогите! — закричал Холмен, обращаясь к присутствовавшим на похоронах.

Холмен свернул к машине, хотя понимал, что не успеет добежать до нее, как бы он ни старался.

— Сюда! На помощь!

Стоявшие под тентом люди услышали его как раз в тот момент, когда на него накинулись двое офицеров. Холмен подставил плечо, и тот, что был пониже, тяжело врезался в него, после чего Холмен развернулся и бросился к автомобилю.

— Хватайте его! — рявкнул Вукович.

— Помогите! Сюда, сюда!

Кто-то с силой ударил его сзади, но Холмен устоял на ногах и обернулся в тот момент, когда Фуэнтес напал на него сбоку.

Вукович без остановки кричал: «Ловите его, черт возьми!»

Началась рукопашная, и стало трудно что-либо разобрать. Холмен резко развернулся и ударил Фуэнтеса в ухо, затем кто-то сделал ему подсечку, и он упал. Еще кто-то уперся коленями ему в спину и скрутил руки.

— Помогите! Помогите!

— Заткнись, паскуда. Думаешь, эти люди тебе помогут?

— Свидетели! Они все видели, сволочи!

— Утихомирься, Холмен. Ты сгущаешь краски.

Холмен не прекращал сопротивляться, пока не почувствовал, как в запястья впивается пластиковая лента. Вукович приподнял Холмена за волосы и повернул его голову так, чтобы они могли видеть друг друга.

— Расслабься. Ничего страшного с тобой не случится.

— Что вы делаете?

— Проводим твое задержание. Расслабься.

— Черт возьми, я ни в чем не виноват!

— Ты у нас как заноза в заднице, Холмен. Мы старались уладить все по-хорошему, но разве такие, как ты, понимают намеки? Ты у нас как заноза в заднице.

Когда его подняли на ноги, Холмен увидел, что все пришедшие на похороны теперь смотрят на него. Двое копов на мотоциклах, сопровождавшие катафалк, направлялись в сторону потасовки, но Фуэнтес уже спешил им навстречу.

— Они свидетели, черт возьми, — сказал Холмен. — Они это запомнят.

— Они запомнят, что на их глазах арестовали какую-то паскуду. Кончай истерику.

— Куда вы меня поведете?

— Туда.

— За что?

— Да расслабься, приятель. Тебе будет хорошо.

Холмену не понравилось, как Вукович произнес последнюю фразу. Она прозвучала слишком похоже на напутствие перед смертью.

Его прислонили лицом к машине и стали обшаривать карманы. Отобрали бумажник, ключи и сотовый, затем проверили лодыжки, живот и мошонку. Подошел Фуэнтес, а двое копов вернулись к похоронной процессии. Холмен искоса следил за ними, как за спасателями, которых относит течением.

— Ладно, грузи его, — разрешил Вукович.

— А как же моя машина? — спросил Холмен.

— Будет тебе машина. А пока покатаешься на лимузине.

— Люди знают, черт возьми. Люди знают, что я делаю.

— Нет, Холмен, никто ничего не знает. А теперь заткнись.

Фуэнтес уехал на «хайлендере» Холмена, а двое незнакомых парней запихнули его на заднее сиденье своей машины. Мужчина покрупнее устроился рядом с Холменом, а его напарник сел за руль. Как только двери захлопнулись, машина тронулась с места.

Холмен понимал, что его собираются убить. Копы не разговаривали между собой и не глядели на него, поэтому Холмен заставил себя напряженно думать. Они ехали в типичной для детективов машине, «краун-виктории». Как во всех полицейских автомобилях, задние двери и окна запирались снаружи. Холмен не сумел бы выбраться, даже если бы освободил руки. Ему придется ждать, пока его выведут из машины, но