загустевшую слюну. Получалось, что он мог гарантированно прикончить меня два-три раза. Если бы не трусость, то сейчас не я, а он праздновал бы победу.

— Имя?! – мой рык прозвучал так грозно, что вызвал уважение даже у меня самого, пленника же он поверг в панический ужас, сопроводившийся непроизвольной дефекацией.

— Джеки, – пролепетал он и дернулся, будто я его ударил.

Продолжать беседу не хотелось. Нормальные люди редко беседуют с предметами вроде этой куклы, похожей на субстанцию, запах которой распространяли его штаны.

— Фамилия?!

— Колбаса, – тихие слова сложно было расслышать из-за громких всхлипов.

— Как?!! Говори разборчивее!!! – Я легонько стукнул его носком ботинка по лбу.

Не чтобы унизить или сделать больно, а чтобы привести в чувство, не пачкая рук.

— Колбаса, – прошептал он и расплакался. – Фамилия такая.

Мальчишка! Кого они посылают на войну? Небось, гребут всех подряд. Минимум подготовки – и в бой. Пушечное мясо из вчерашних школьников. Мой пленник рыдал от страха и позора, стараясь сделать это как можно тише и незаметнее, чтобы не вызвать моего раздражения. Мне не было его жалко. Некоторые люди рождаются рабами, и коленопреклоненная поза их нормальное состояние. Впрочем, причинять ему вред я не собирался. Никто и никогда не заставит меня воевать с безоружными. Я поднял кобуру, собрал оружие и зашагал к госпитальным обломкам. Кобуру я прицепил себе на пояс, а трофейные лучеметы в полном соответствии с местной традицией оказались настроенным на биополя владельцев, поэтому я забросил их в самую большую кучу мусора и через минуту уже забыл о неприятном инциденте и о его выжившем участнике.

Боль требовала макомина. Макомин нужно было искать. Боль мешала поискам и требовала макомина. Заколдованный круг. Прокусив себе губу и оросив язык кровью, я заставил себя сосредоточиться и действовать.

Приоритетным местом для мародерства были выбраны санитарные антигравы. Во-первых, мне там один раз уже повезло, а во-вторых, за их обгоревшими титановыми бортами несложно было спрятать спину. Юнец не отважится напасть, но ведь мы с ним не одни в этом гадостном мирке. Кроме меня здесь могут быть и другие хищники. В первом антиграве не нашлось ничего, кроме трухи, пепла и обугленного собачьего скелета. Салон полностью выгорел, медицинский саквояж отсутствовал. В следующем пожара не было, и я поначалу понадеялся на хорошую поживу. Тщательнейший обыск, проведенный с воистину жандармским усердием, не увенчался ничем. Кто-то уже забрал все медикаменты.

Чтобы дать больной ноге отдых, я уселся в фельдшерское кресло и с тоской посмотрел сквозь покрытое трещинами ветровое стекло на унылый пейзаж. Ну, найду я макомин и что дальше? Куда ехать? Где искать своих?

Я закрыл глаза и почти сразу услышал торопливые шаги.

— Господин, – захныкал знакомый голос.

Паренек не дошел до меня двух десятков шагов и остановился. Наверное, наивно полагал, что с такого расстояния мне будет сложнее убить его. Я с трудом вылез из кресла. Боль усилилась, и через некоторое время я смогу перемещаться только на четвереньках, поджимая больную ногу под живот, как собака.

— Господин, не оставляйте меня. Возьмите меня в плен или убейте, пожалуйста, – захныкал мой знакомый. – Мне страшно.

Он снова стоял на коленях и тянул ко мне выпачканные в грязи руки, демонстрируя таким дикарским способом свои чистые намерения. Детский сад, штаны на лямках! Следовало грохнуть его в пылу схватки, и сейчас не нужно было бы думать, что с ним делать. Держать при себе подобную тварь не хотелось. Прогнать тоже жалко. Человек все-таки. Чей-то сын, внук и все такое. Кто-то с ним нянчился и радовался его первому зубу, готовил ему обеды. Пропадет один. Нет, гнать нельзя. И с собой тащить опасно. Кто знает, как он себя поведет?

Может быть, только и будет ждать момента, чтобы порвать глотку своему новому господину? И ведь лично он не будет ни в чем виноват. Среда его сформировала именно таким, какой он есть, а битва всех со всеми у них тут норма жизни. Всадит стилет в затылок и не усомнится ни на секунду в своей праведности. Послать его, что ли? Впрочем, сначала надо подумать, куда мне самого себя послать. Ни карты, ни дороги, ни цели в жизни.

— Подойди сюда, – приказал я, и он, не вставая на ноги, торопливо прополз на коленях все двадцать шагов.

— Я вас умоляю, господин… – хныкал он на ходу.

«Господин. Надо же», – с отвращением к самому себе восхитился я и мысленно примерил пробковый колонизаторский шлем. Почему он так унижается, называя меня «господином»? Ведь господа бывают только у рабов. Я же не принуждаю его ни к чему подобному. Почему?

— Скажи мне, приятель, – я взял парня за шкирку и заставил его встать на ноги. Так мне было легче с ним разговаривать, – как называется сия благословенная местность, где обитает такая знатная быдлятина вроде тебя?

— Курск дистрикт, – по-военному четко ответил Джеки.

Умеет служить, засранец. Курск дистрикт. Ну, конечно же! Опять тот же язык, который Ломакин называл австралийским. В нашем мире он сохранился только в Австралии. На самом деле это был американский вариант английского. Ну, или подражание ему. Курск дистрикт, вероятно, означает Курскую область.

— Хорошо. – Я поправил ему воротник, стряхнул пыль с волос и похлопал по плечу.

При каждом движении он испуганно втягивал шею в плечи и опасливо косился на мою руку, будто ожидал, что сейчас на ней вырастут когти, которыми я располосую ему лицо.

— До Курска далеко? – спросил я его как можно ласковее, дабы окончательно не искалечить неокрепшую кохоновскую психику.

— До Курск-Таун? Тридцать миль.

— А в километрах это сколько? – Мне был противен мой притворно-приторный голос, но на юношу фальшивые интонации действовали весьма благотворно.

— Не знаю, френд, – он расплылся в улыбке и тоже похлопал меня по плечу.

Я мгновенно сменил тон. Люди, вроде Колбасы, вслед за потерей страха перед собеседником могут утратить и уважение к нему.

— У меня для тебя задание, – мой голос стал строгим, а брови сошлись на переносице.

Я едва успел схватить его за локоть, прежде чем он опять бухнулся на карачки. В моем сердце начало просыпаться сочувствие к древним рабовладельцам. Они делали очень полезную и очень трудную работу. Жестоким обращением они добывали из таких существ, как Джеки Колбаса, вполне нормальную человеческую ненависть к поработителям, продвигая их, таким образом, вверх по эволюционной лестнице.

— Иди туда, – я указал пальцем на разрушенный госпиталь, – и притащи мне все, на чем есть красный крест и красный полумесяц. Меня интересуют коробки, где могут быть лекарства. Понял?

Джеки торжествующе закивал.

— Действуй. – Я устало оттолкнул его от себя.

Толчок оказался неожиданно сильным и пренебрежительным. Джеки упал на спину, но ничуть не огорчился. Быстро вскочил и побежал исполнять задание.

Он казался мне чем-то похожим на насекомое в человеческом облике с одним-единственным, но очень большим отличием. У насекомых инстинкты разнообразные, а у этого только один – подчиняться. Стоило ему потерять прежнего хозяина, как он тут же нашел себе нового среди врагов своего племени. Впрочем, чему я удивляюсь? Пора привыкнуть к тому, что некоторые территории на девяносто процентов заселены подобными особями. Если завтра правительство Солнечной Системы падет, то целые народы завопят о том, что столетиями мечтали освободиться от гнета богопротивного мегаколлективистского режима. Сначала будут красочно вещать, как их всех мучили и обижали, заставляя вылизывать сапоги мерзким оккупантам, а потом начнут смачно харкать на могилы своих же предков, которые и были этими самыми «оккупантами». Может, даже музей оккупации создадут. В моем родном мире подобные вещи были