Всех в карцер! Недоумки! Гоблины! Не сметь портить материал!

Жандармы еще пару раз, исключительно ради сохранения собственного достоинства, пнули меня по ребрам, а потом ловко подхватили под локти и рывком поставили на ноги. Мои колени подогнулись, но защитники закона удержали меня на весу. Лебедь медленно выпрямился и стер рукавом кровь с лица. На чистой ткани остались безобразные красные разводы.

— Уведите его, – процедил он и ткнул пальцем в платформу телепорта.

На его шее галстуком болтался обрывок прямой кишки. Я криво ухмыльнулся и сдался. Сил сопротивляться не было. Жандармы легко втянули меня на телепортационную площадку. Спустя секунду мы уже стояли на платформе пункта назначения. По резко уменьшившейся силе тяжести я понял, что мы находимся на какой-то околоземной орбитальной станции. Никуда дальше земной телепорт забросить не мог. Жандарм, охранявший приемную платформу, секунд тридцать целился в меня и моих сопровождающих из крупнокалиберного лучемета и, только получив от начальства разъяснения по мыслетелефону, утратил к нам интерес.

Справа от телепорта вплотную к платформе притерся межорбитальный грузовичок с эмблемой конторы по доставке тропических фруктов. Краска на герметичном кузове обгорела, и горка апельсинов на рекламной картинке смахивала на ржавые пушечные ядра. Из грузовика выкатывали бочки со сжиженным электричеством. Слева от нас ощетинился лазерными пушками истребитель метеоров. В его борту зияла пробоина размером два на три метра. Из истребителя выгружали трупы.

Штатный экипаж «ИММ-71» составляет пять человек, вспомнил я. На погрузочном пандусе лежало три блестящих мешка. Пожилой спасатель, стоя на четвереньках, складывал в эмалированное ведро с надписью «44 – от-к. сануз.» черные страшные куски – останки еще двух членов экипажа.

Меня стащили вниз по ступеням. Здесь платформа телепорта была довольно высокой и чем-то напоминала одноместный средневековый эшафот. К счастью, невзирая на войну, Человечество еще не дошло до того, чтобы четвертовать своих преступников, плахи на платформе не было. Меня поволокли по пешеходной дорожке, не давая встать на ноги. Я уперся пятками в пол и выпрямился. Жандармы неожиданно подчинились моему молчаливому требованию, остановились и ослабили захваты. Прибывший вслед за нами Лебедь поощрительно пихнул меня ладонью в спину, и дальше я смог идти сам.

Интересное место было выбрано для моей казни. Памятное. Оказалось, что я очень хорошо помню строительство орбитальной крепости, на которой мне суждено завершить свой жизненный путь. Сквозь сотни лет я четко видел, как тысячи сварщиков с риском для жизни скрепляли циклопические конструкции прямо на орбите. Никаких силовых супинаторов и презренного синтигрона тогда еще не существовало. Только титан и сталь. Сплошной металл и могучая пневматика. Крепость «Товарищ Киров» предназначалась для ликвидации Кливлендского укрепрайона, но противник сдался раньше, чем подняли второй бронепояс, и станцию так и не довели до ума. Не встав в строй как боевая единица, она превратилась в тюрьму для врагов социального прогресса. Когда враги кончились, тут разместили научные лаборатории и перевалочные базы, а двадцать лет назад Верховный Совет решил реконструировать крепость и заново переоснастить ее на случай внеземного вторжения. Человечество очень встревожилось, когда к внешним границам Солнечной Системы приблизился чужой космический флот. Инопланетяне тогда всего лишь расстреляли из лазерных пушек ничем не примечательный астероид и исчезли, так и не послав нам ни одного вразумительного сигнала, а озадаченное Человечество сразу же начало готовиться к войне. К сожалению, враг оказался гораздо ближе, чем мы думали.

На посадочных площадках прямо под системами сброса я насчитал десяток грузовиков и пару пассажирских лоханок. И те, и другие были изрядно потрепаны и во многих местах заштопаны. Мне удалось заметить несколько мусоросборщиков. У всех были выжжены огромные дыры на месте водительских кабин. Очевидно, эти безобидные аппараты представляли какую-то опасность для врага и их старательно уничтожали.

Повсюду суетились беспредельно усталые люди с серыми неживыми лицами. Слышались злые окрики маленьких начальников и вялые ругательства их задрюченых подчиненных. Нас никто не замечал. Если и обращали внимание, то только для того, чтобы уступить дорогу или не раздавить транспортной тележкой. Жаль, что у гарнизона орбитальной крепости не было сил удивляться. Со стороны наша процессия выглядела довольно забавно. Впереди, прихрамывая, брел изможденный босой человек в больничной пижаме. Это был я.

Мое лицо украшали свежие кровоподтеки, а на руке мигал синим глазком арестантский браслет. На один шаг позади меня следовали два жандарма. Их искрящаяся новенькая броня и цветущий здоровый вид вызывающе смотрелись на фоне потрепанной техники, покореженного снаряжения и изможденного персонала. Думаю, мои конвоиры были в немалой степени смущены своей незавидной ролью и предпочли бы при первой возможности отправиться в атаку на врага, а не сопровождать на казнь беззащитного осужденного. Замыкал процессию судебный исполнитель, который своим изысканным офисным костюмом не мог вызвать у окружающих ничего, кроме отчетливой классовой ненависти.

Мы немного задержались в архаичном шлюзе. Похоже, что из-за повреждений внешней оболочки давление в разных отсеках станции было неодинаковым. Нас слегка потрепало сквозняком, когда открывались створки, и чуть обожгло горячим воздухом от тепловой завесы. В новом отсеке было холодно. Кое-где на стенах поблескивал иней. По углам виднелись лужи, покрытые коркой льда. Мы остановились и довольно долго проторчали под большим и пестрым, как леденец, гербом Советского Союза. Еще романовским, с девятнадцатью ленточками. Я все это время жался к тепловой пушке, обдувавшей затянутую синтигроном пробоину в борту.

От пробоины веяло космической стужей, а сквозь неаккуратные швы посвистывал вырывавшийся в вакуум воздух. От одного этого звука становилось труднее дышать, хотя рассудок подсказывал, что автоматика бдительно держит в отсеке нормальное давление.

— Все готово для приведения приговора в исполнение, – неожиданно громко провозгласил судебный исполнитель. Очевидно, он получил информацию о приготовлениях к казни по мыслетелефону. – Думаю, что не имеет смысла затягивать печальную процедуру, – добавил он с некоторым сожалением.

— Действительно, – хладнокровно поддакнул я. – Надеюсь, печальная процедура будет стандартной?

— Не факт, – пожал плечами Лебедь. – В тяжелый для Человечества час даже преступники обязаны служить нашей победе.

Его слова меня несколько озадачили, но задать конкретный вопрос я почему-то не решился. Мы двинулись дальше. Холод обжигал голые пятки. Успокаивало только то, что обратно мне идти не придется. На этот раз процессию возглавлял не я, а встретивший нас человек в комбинезоне техника. Даже в своем нынешнем плачевном состоянии я мог бы взять его в заложники, добраться с ним до какого-нибудь орбитального грузовичка, которых здесь было полно, и попытаться бежать. Наверное, я бы так и поступил, если бы не электронные кандалы. Стоило мне подумать о побеге, как запястье пронзало болью. Вне всяких сомнений, браслет убьет меня, если я сделаю хоть два шага в сторону. А может быть, лучше умереть таким образом? Кто знает, что приготовил для меня судебный исполнитель с птичьей фамилией Лебедь?

Мы вошли в ангар. Если учесть, что изначально помещение проектировалось под невесомость, а уже потом в него напихали кучу всяких лесенок, помостов и дорожек для пешей ходьбы, то здесь было, мягко говоря, тесновато. Рабочие суетливо бегали по стенам и потолку, где с сюрреалистической непосредственностью были прикручены толстые панели искусственной гравитации. По краям ангара в мощных металлических захватах покоились угрюмые цилиндры ракет самых примитивных модификаций. Такие устройства обожают рисовать дети младшего детсадовского возраста. Много красного огня, черного дыма, и такой вот обрезок трубы чудесным образом взмывает в синее небо. Техник подвел нашу компанию к одному из реликтов архаичного ракетостроения. Кроме самой ракеты и восьмирукого робота-ремонтника, нас встретил угрюмый мужичок в заляпанном бурыми пятнами халате. Он посмотрел на меня исподлобья и погладил грязноватыми пальцами многодневную щетину на сизой щеке.

— Этот вроде короткий, – неприятно растягивая слова, сказал он и с надеждой добавил: – Может, обойдемся без кровянки, Кириллыч?

— Может, и обойдемся, – мрачно предположил техник, который нас привел. – Лишь бы голова прошла. Остальное некритично.

Во рту у меня стало сухо. Я беспомощно оглянулся на судебного исполнителя.