— В эшелоне было труднее. Корбач, в момент прыжка прикрываешь огнем. Не давай им высовываться. Анна, упрись во что-нибудь, опусти ремень автомата. Попытаюсь схватиться. Готов? — спросил он Арзамасцева через несколько минут.

— Давай.

— Корбач, не стреляй! Поговори с ними по-немецки. Предлагай уйти.

Несколькими кувырками Андрей приблизился к ефрейтору и залег. Немцы не стреляли. Корбач выкрикивал что-то о том, что сейчас подойдет отряд партизан и тогда всех их казнят. Сгруппировавшись, словно для прыжка с большой высоты, лейтенант несколько минут пролежал так, пытаясь предугадать свою судьбу, потом скомандовал самому себе и ефрейтору: «С богом!», двумя огромными прыжками преодолел расстояние между ними и Арзамасцевым и, ступив ему на плечо, с ходу перебросил тело через выступ, словно через планку для прыжков в высоту. Пули врезались в самую кромку этого ледяного водопада, обдав его и Анну фонтаном крошева, и со свистом ушли в высоту. Поздно!

Однако там, в долине, уже услышали выстрелы и тоже открыли стрельбу, отморзянив несколько длинных, щедрых очередей. Тех, кто залег за валунами, это насторожило. Они как-то странно притихли.

— Корбач, повтори бросок!

— Теперь уже не дадут! Срежут!

— Не забудьте обо мне, стратеги! — зло прокричал Арзамасцев, совершенно не радуясь возможности остаться на площадке. Он-то понимал, что вырвать его оттуда будет очень трудно.

— Тогда замрите оба! Попытаюсь обойти! Беречь патроны!

Немцы видели, как он уползал с террасы, но ни одного выстрела не прозвучало.

«Значит, с патронами у них еще хуже, — яростно улыбнулся Беркут. — Ничего, сейчас для вас многое прояснится».

В том месте, где боковая гряда упиралась в гору, Беркут обнаружил поросшую кустарником расщелину. Пробираться к ней пришлось чуть повыше, чем на гряду, зато кусты и выступающие камни делали ее доступнее. Ветер немного утих, и сразу же потеплело. Поднимаясь на вершину, лейтенант чувствовал, что изморозь начинает расплываться и кожаные офицерские перчатки насквозь промокли.

«А в долине еще теплее, — подумал он. — Напрасно мы пошли в горы. Показалось, что здесь безопаснее. Впрочем, если бы не эти непонятно откуда взявшиеся фрицы… котловинка в самом деле удобная».

Нет, не мог старик, направивший их сюда, знать, что здесь немцы. Беркуту не хотелось верить в это. Слишком искренней была радость, с которой хозяин признал в них, «немцах», своих. И предупреждение о том, что на переезде выставлен усиленный патруль, подтвердилось. Поднимаясь в горы, они видели его. Да и тропинка, приведшая их к «каменному броду», где реку можно было пройти, перескакивая с камня на камень, тоже оказалась очень кстати… Нет, старик не знал о немцах. Он даже рискнул провести их за село, хотя понимал, что соседи могут заметить чужаков.

Вот и перевал. Последний рывок — и Беркут оказался в удобной, похожей на окоп, седловине, о существовании которой даже не догадывался. Осторожно выглянув из своего укрытия, лейтенант понял, что отсюда ему открывается позиция только одного немца, того, что лежит крайним слева. Зато этот был как на ладони…

Солдат сидел на корточках и, держа в зубах кончик бинта, пытался потуже завязать его на левой, раненой, руке. Убивать его в эту секунду показалось бесчеловечным. Лейтенант еще дал ему возможность завязать бинт, приподняться, взять автомат, — и только тогда нажал на спусковой крючок. Уже с двумя пулями в спине этот приземистый широкоплечий солдат сумел оглянуться, найти взглядом противника и потянуться к нему именно той, забинтованной, рукой, как бы проклиная его или вопрошая: «Что ж ты?! Зачем?!»

Его сосед справа, очевидно, тот самый унтер-офицер, который вел переговоры с партизанами, высунулся из-за уступа, выстрелил короткой очередью и закричал:

— Нас обошли! Они наверху!

— Прекратите огонь! — приказал Беркут по-немецки, чувствуя, что самое время диктовать условия. — Выбросьте автоматы за уступ и дайте моим людям возможность уйти. Только тогда останетесь живыми!

Два автомата и две винтовки легли туда же, где лежал автомат убитого. Но легли так, что к ним можно было дотянуться из-за выступа.

— Мы свое слово сдержим, — на всякий случай успокоил немцев Беркут. — А пока покурите. Корбач, ефрейтор — наверх! — скомандовал по-русски.

Корбач неуклюже затоптался на плечах Арзамасцева, пытаясь повторить стремительный рывок лейтенанта. И даже здесь слышно было, как Кирилл сочно матерится под его коваными сапогами. Так же неуклюже загребал ногами и сам Арзамасцев, когда Корбач и Анна затаскивали его на влажную леденистую полку. Глядя на эти муки «восхождения», Беркут окончательно утвердился в мысли, что иной возможности спасти своих товарищей, кроме как предложить немцам разойтись по-мирному, у него не существовало. При таком отходе фрицы сняли бы их в два счета. А ведь в какое-то мгновение ему показалось, что стоило бы еще немного повозиться с ними — глядишь, и выкурили бы.

— Слушай, ты что, действительно немец?! — долетел до него басистый голос унтер-офицера. Лейтенант уже легко узнавал его.

— Чистокровный, — бросил Андрей, внимательно наблюдая, как, все еще не решаясь подняться, уползают по террасе Анна, Арзамасцев и Корбач.

— И стал партизаном?

— Можете присоединиться к моей группе. Легкой жизни не обещаю, но, если уцелеете, вернетесь в Германию свободными и честными людьми.

— Да он, наверно, из этих, из тельмановцев! — вмешался другой немец. — Эй ты, обер! Гитлер вывалял нас в этой войне, как в дерьме, — что правда, то правда. Но и вы со своим коммунизмом тоже не святые!

— Где бы мы еще поговорили об этом, как не здесь? Видит Бог: я давал вам шанс. — Он посмотрел на террасу. Ребята уже ушли. То, что они вырвались отсюда, похоже на чудо. Но оно состоялось. Эта засада — один из сюрпризов войны. В такой ситуации бывать ему еще не приходилось. — Мы уходим. А вы посидите полчаса, пока мои ребята поднимутся в горы. Каждого, кто высунется раньше, пристрелю.

Ответа не последовало. Подождав еще несколько минут, Беркут, стараясь не шуметь, чтобы немцы не догадались, что он спускается, медленно добрался до расщелины, однако в последнюю минуту остановился.

— Слушай, унтер! Я ответил на все твои вопросы. Ответь и ты на мой. Один староста села, который попался нам в пути, сказал, что солдаты, полевая жандармерия и полиция по всей округе разыскивает группу дезертиров. Их хотели арестовать за неповиновение офицеру и прочие грехи, но не успели. Группа ушла в лес. Это не о вас речь? Только честно.

Он слышал, как там, у подножия, разбирали оружие и снова о чем-то вполголоса спорили.

— Может, и сбежали, — это их дело! — наконец подал голос унтер-офицер. — Теперь многие понимают, что война с Россией будет проиграна.

— Брось! Это ты увел группу, — резко ответил Беркут. — И теперь мне понятно, почему у вас не оказалось гранат. Я с ужасом ждал, когда вы начнете забрасывать нас ими. Будь вы патрулем, у вас обязательно нашлись бы гранаты.

— Ты что, и вправду офицер? — поинтересовался унтер-офицер, уже другим, более миролюбивым тоном.

— Естественно.

— Наш или русский?

— Русский, конечно. Так что, пойдем вместе?

— Англичанам или американцам мы бы сдались. Русским — никогда! — снова вмешался тот, второй