— Тебя не устраивает?
— Мне очень нравится, если дело только в этом. Но разве ты не говорил, что у тебя итальянское гражданство?
Яирам утвердительно кивнул:
— Но у меня есть и ливанский паспорт. Расскажи про твою секту.
— Расскажу. Когда пойму, что ты лишен предрассудков.
— Риччи, не хочешь сделать небольшую передышку?
— И не подумаю. Если не можешь больше бежать, признавайся, что проиграл.
— Я очень вынослив. И упрям.
— Я тоже. Вот увидишь.
Но бежать, запыхавшись, и разговаривать было все труднее. Джакомо снова заговорил:
— Наша организация — это лига обиженных. Мы хотим совершенствовать самих себя и стать примером.
— Примером? Но кому и для чего он нужен?
— У нас есть духовный отец для тех, кто в нем нуждается. Это предсказатель, монах-гузманианин. Уверен, что в скверном двухтысячном году его сделают святым.
Яирам оценил двусмысленность шутки. Он подумал: «А если двухтысячный год будет хорошим, то отправят в ад?» — но ограничился вопросом:
— Это он — ваш предводитель?
— Нет. У него даже нет права голоса. Но его это устраивает, и нас тоже.
— Странное братство…
— Наша цель — поиск. — Помолчав немного, Джакомо добавил: — Идеологии уходят, нужда в вере — нет. Сегодня, как никогда прежде, необходимо искать веру. Тебе не кажется?
— Какую веру?
— Ту, которую найдешь в себе. Веру в самого себя, веру в человека. Не найдешь эту, ищи другую.
— Ты хочешь сказать, веру в Бога?
— Она тоже может сгодиться, мой друг.
— Не слишком ли рано ты назвал меня другом? Прежде чем сделать это, такой человек, как ты, должен не раз подумать.
Джакомо промолчал, не желая углубляться в тему. Оба продолжали бежать, запыхавшись, понемногу замедляя бег.
— А с кем ты общаешься, Винчипане?
— Настоящих друзей у меня нет. В последнее время часто вижусь с профессором Ремо Борги. Знаешь его?
— Нет.
— Это ясновидящий, оккультист, хиромант. — Яирам засмеялся. — Видел бы ты, что это за тип!
— И что же?
— Он без ума от войны как таковой. Любая война приводит его в восторг.
— А что у тебя с ним общего?
— Вот я и хотел рассказать. Но ты не даешь даже слова вымолвить.
— Я не даю? Да это у тебя уже не хватает дыхания. Не пора ли сдаться?
— Мы с Борги хотим воссоздать все самые важные исторические сражения, — сказал Яирам.
— Может получиться забавная игра.
— Это куда больше чем игра. Это позволяет лучше изучить историю.
— А потом?
— Мы изучаем сражения, с которыми связаны какие-нибудь странные, загадочные обстоятельства. По мнению Борги, все великие битвы отличаются чем-то неуловимым.
Они пробежали несколько километров, не раз преодолевая довольно крутые склоны. Наконец Джакомо приметил неподалеку, у края дороги весьма привлекательный фонтан и, взглянув на товарища, сказал:
— Я понял тебя, Яирам, ты точно такой же, как я. Готов умереть от разрыва легких, лишь бы не уступить. Если не возражаешь, я предлагаю тебе почетный финал. Остановимся у того фонтана и завершим наше соревнование ничьей, то есть равенством.
Яирам нашел силы улыбнуться, но с сомнением взглянул на Джакомо:
— Согласен. А не получится, что потом ты пробежишь еще несколько лишних метров и окажешься победителем?
— Не доверяешь?
— Доверяю, Джакомо. Вон там, идет?
Добежав до фонтана, где несколько камней огораживали небольшой бассейн, они повалились на влажную траву. Состязание завершилось ничьей, но породило дружбу, которая становилась все прочнее. Дружбу, соединенную с соперничеством, — и оттого еще более притягательную…
Джакомо, так и не раздевшись на ночь, встал с постели и опустился на колени перед византийской Мадонной. Прочитав воскресную молитву из сборника Льва III, он подошел к окну, выходящему на небольшую площадь у церкви Санто-Стефано. Раннее январское утро было еще тихим и сонным.
Внезапно его внимание привлекли легкие торопливые шаги и звонкие голоса. Несколько ребятишек, тепло одетых, затеяли странную игру в пятнашки прямо в центре площади.
Джакомо поспешил выйти на улицу. Неизвестно почему, но ему невероятно захотелось посмотреть, как они играют. И больше всего его поразили слова песни, похожей на детский стишок, которую хором пели дети:
Что означали эти слова, звучавшие все быстрее и быстрее, в бешеном ритме?
Девять рыцарей. Столько же ветвей и у канделябра, изображающего рыцарей.
Глава четвертая