сорочка сбилась до талии. Он все еще был в ней, но должен же мужчина рано или поздно ретироваться. Похоже, скорее поздно, чем рано.

— Да, — выдохнула она. — Я тоже.

В ее ушах отдавался стук собственного сердца, хотя уже и не такой громкий. Его сердце тоже начинало успокаиваться.

— В жизни не подозревала, что может быть такое, — удивленно протянула озадаченная Хелен. — Столько книг прочитала, столько рисунков видела, но нигде не написано, что всего за несколько минут мужчина способен совершить такие подвиги.

— Исключительно вместе с тобой, — вставил Спенсер. — Без тебя я ничего бы не достиг.

Он выглядел таким же сконфуженным, как и она, но в его голосе звучали какие-то странные нотки.

— Все равно не понимаю, — настаивала она.

— Чего именно? Что ты женщина страстная? Что я невероятный любовник?

Обычная маска высокомерного мужского превосходства вновь вернулась, а глаза торжествующе сверкали. Как он доволен своей победой!

— Нет, — протянула она, гладя его по спине, ощущая через батист сорочки каждую мышцу, кости, тепло его плоти, восхитительную гладкость кожи. — Я не понимаю, почему ты так напуган.

Бичем отпрянул и вскочил на ноги, натягивая панталоны и разглядывая распростертую на полу женщину. Длинные белоснежные ноги широко раздвинуты, лицо светится неким внутренним сиянием, руки подняты над головой. Ослепительная красота!

— Черт побери, ничего я не боюсь! Перестань делать абсурдные заключения, основанные на дурацкой женской логике. О каком страхе идет речь?

Хелен медленно села и одернула сорочку. По внутренней стороне бедер текло его семя. Как непривычно… давно уже она не испытывала ничего подобного. Со вчерашнего дня.

Она принялась расчесывать волосы пальцами и, почувствовав его взгляд, подняла глаза. И заметила, что Спенсер судорожно сжал кулаки.

— Я ничего не боюсь, — повторил он. — Это все чушь. Вздор. Бессмыслица.

Хелен с жалостью посмотрела на сломанный стул — прелестную белую с золотом вещицу в стиле Людовика XV, принадлежавшую еще ее бабке. Одна ножка просто отломилась, вторая расщеплена. Возможно, опытный краснодеревщик сумеет его починить, хотя это будет весьма затруднительно.

Она перевела взор на разбросанные по полу страницы. Странно, что они не смяли их, катаясь на ковре и сжимая друг друга в объятиях.

— Мне это не нравится, Хелен.

Она со вздохом поднялась, но пошатнулась и схватилась за край стола, чтобы не упасть.

— Я иду к себе, — с трудом выговорила она, уставясь на узкую полку со своими любимыми романами. — Вы проделали невероятную работу, переведя свиток. Так и знала, что речь идет о лампе. Но до сути мы так и не добрались.

Он пожал плечами, заправляя рубашку в панталоны.

— Верно. Разумнее всего было бы предположить, что лампа должна быть вместе со свитком в шкатулке. Почему же послание лежит отдельно? В чем смысл? И где чертова лампа?

— Возможно, — предположила она, едва дотрагиваясь до свитка, — эту шкатулку кто-то нашел гораздо позже, уже после того, как Эдуард привез лампу в Англию. Вероятно также, что этот кто-то примерно знал, где зарыли лампу, и спрятал шкатулку поблизости, с тем чтобы если и то и другое найдут, можно было узнать всю правду. Но я обыскала всю пещеру и больше ничего не обнаружила. Может, лампа неподалеку…

— Хелен!..

Она подняла голову. В свете свечи его лицо казалось жестким, осунувшимся, почти зловещим. Ей вдруг захотелось броситься ему на шею и повалить на пол. Тот самый пол, при виде которого она всегда станет вспоминать, что произошло в кабинете. Она улыбнулась. Он взял ее, не снимая туфель!

— И не смей улыбаться! Послушай, я ничего не боюсь, но вот что тебе скажу: это должно прекратиться! Раньше я всегда сознавал, где нахожусь и что делаю, а теперь… мне в голову не пришло выйти из тебя в самый ответственный момент, ни вчера ни сегодня. Если это будет продолжаться, ты забеременеешь.

Не успели слова слететь с языка, как он тихо охнул, и, как ни странно, совсем не от ужаса. Нет, просто в это мгновение увидел живот Хелен, набухший его ребенком, а она смеялась и говорила что-то такое, отчего он принялся целовать ее и тоже расхохотался. Видение тут же исчезло.

Нет. Это немыслимо! Должно быть, во всем виновата проклятая лампа! Еще немного — и он окончательно рехнется.

Хелен сосредоточенно уставилась на окно, плотно прикрытое светло-желтыми шторами. Плечи ее устало опустились.

— Об этом можешь не волноваться, — заверила она. Бичем не понял, что именно она имеет в виду. Перед глазами вновь плыла та же картина: сияющие глаза, живот, в котором спит их ребенок, и сам он, не в силах оторваться от нее.

— Что именно не должно меня волновать?

— То, что ты остаешься во мне. Это не важно.

— То, что я пролил в тебя свое семя, да не один, а много раз, не важно?

«А ведь это действительно не важно», — вдруг подумал он. Но вслух сказал:

— Ты с ума сошла, женщина? У меня нет побочных детей, потому что я всегда был крайне осторожен. Но с тобой отчего-то все по-другому.

— Я бесплодна.

Этого не может быть! Он так ясно ощутил ее большой живот, прижатый к нему, когда она целовала его!

— Откуда ты знаешь, черт побери?

— Я когда-то была замужем, очень давно, едва мне исполнилось восемнадцать. Отец считал, что я слишком молода, но я была отчаянно влюблена, поэтому он сдался. Мой муж, человек почти твоих немалых лет, очень хотел наследника. — Хелен пожала плечами. — Он был убит, когда снова началась война и Амьенский мирный договор был нарушен.

— Это произошло много лет назад.

— Да. Мы прожили вместе всего два года. Потом я вернулась к отцу и снова взяла свое девичье имя.

— Не знал.

— Об этом вообще мало кто знает.

— Помню, что спрашивал, была ли ты замужем, но ты уклонилась от ответа.

— Я и сейчас бы ничего не сказала, но ты так испугался моей возможной беременности. Ну так вот, не стоит. Я бесплодна, — бросила она и, повернувшись, вышла.

Лорд Бичем медленно нагнулся, чтобы собрать бумаги. Сейчас ему было не до перевода. Он сложил листочки на письменный стол и отправился к себе. Было почти три часа ночи, когда он наконец задремал и снова увидел Хелен, ясно, как наяву. Она была голой, и он целовал ее губы, груди, гладил круглый живот, ощущая, как брыкается в нем младенец.

Бичем проснулся и сел. Он никогда не считал себя человеком суеверным, не верил ни в призраков, ни в пророчества. Потом он подумал, что, если Хелен родит девочку, она станет настоящей амазонкой, прелестной, острой на язык амазонкой. А если мальчик? Он вырастет великаном, повелителем и вождем…

Бичем удовлетворенно улыбнулся в темноту, но при этом подумал, что окончательно теряет разум.

Он снова растянулся на перине, подложив руки под голову. Хелен — его партнер, а остальное — чистый бред. Ладно, она и партнер, и возлюбленная, но что тут такого? Даже она должна смириться с существующим положением. Они найдут лампу, чего бы это ни стоило.

Но почему она обладает свойством сводить его с ума? С ней он превращается в похотливого юнца, не