Капитан усмехнулся.
– И что же танкист делает в тысяче километров от линии фронта?
– Обкатывает новые машины, например. Тут неподалеку на холмах есть замечательный полигон. Ну и следит за тем, чтобы немецкие шпионы не подобрались к КУМЗу.
– К чему-чему?
– Металлургическому заводу. Знаешь, какой гигант здесь строят? Ого-го, ты не поверишь, Шайба! Когда мы введем его в строй, Гитлер удавится от зависти. Мы будем выпускать по сто танковых двигателей в день!
– Мы, – задумчиво повторил Шибанов. – Мы пахали, Леша.
– Что? – подозрительно прищурился Бричкин.
– Бык с плугом на покой тащился во трудах, – с чувством продекламировал капитан. – А муха у него сидела на рогах. И муху же они дорогой повстречали. «Откуда ты, сестра?» – от этой был вопрос. А та, поднявши нос, в ответ ей говорит: «Откуда? Мы пахали!».
– От мухи слышу, – Бричкин ткнул его кулаком в живот. Точнее, попытался ткнуть – Шибанов мгновенно перехватил его запястье и обозначил прием. – Ох, нет, прости, не от мухи – от быка, от быка!
– То-то, – нравоучительно сказал капитан, отпуская его руку. – Ну, а теперь докладывай по существу.
– Может, по дороге? – Алексей махнул рукой в направлении города. – Ехать минут двадцать, я все тебе успею рассказать. Тем более, что и рассказывать почти что нечего.
Ехали на новеньком американском «Виллисе» – Шибанов только диву давался, как везунчику Бричкину в его заштатном Каменск-Уральском удалось оторвать такую шикарную машину. Водителем Алексей был лихим, автомобиль несся по степной дороге, подпрыгивая на ухабах и оставляя за собой огромное облако пыли, в багажнике тяжело брякали канистры. Чтобы перекрыть свист ветра, Бричкину приходилось кричать.
– Разговоры давно уже ходили… знаешь, как это бывает… один случай, второй, и уже начинают складывать легенды. В общем, есть такая девчонка, медсестричка, работает в нашей медсанчасти… зовут Катя… сама из эвакуированных, из Ленинграда. И представляешь, все раненые мечтают, чтобы она за ними ухаживала. И не потому, что красивая – красивых-то много – а потому, что те, за кем она ухаживает, всегда выздоравливают. Понимаешь, Шайба? Всегда! Даже самые тяжелые!
– Ты проверял? – крикнул в ответ капитан.
– Естественно! По документам, правда, не проверишь – там только фамилии врачей указываются. Но я не пожалел времени, переговорил с врачами – и ты знаешь, все подтверждается! У меня в блокноте двенадцать историй болезни переписано. Все заверены врачами, с которыми эта Катя работала.
– Всего двенадцать?
– Ты не понял, Шайба! Эти двенадцать – самые-самые. Ну, представь, человек с железкой в легком. С дыркой в пузе. Общее заражение крови. Газовая гангрена. Ну и так далее, сам ознакомишься, я человек впечатлительный, мне такие ужасы читать на ночь вредно. Но больше всего меня знаешь, что поразило? Она, когда еще в Ленинграде была, работала на строительстве оборонительных сооружений. И вот их однажды накрыло артиллерийским огнем. Так эта соплячка – ей сейчас восемнадцать, значит, тогда не больше семнадцати было – у одного раненого бойца вырезала снаряд!
– Что сделала? – Шибанову показалось, что он ослышался.
– Снаряд, говорю, вырезала! Он у него в боку застрял! Ну, то есть, не видно было, что это снаряд – такая дура размером с огурец, под кожей! Как он не разорвался – непонятно! Все перепугались, хирург говорит – я не буду оперировать, он же здесь все разнесет на хрен! Тогда эта соплюха, Катерина, берет у него скальпель и говорит – всем отойти на двадцать метров! И представь, все слушаются. Она зажимает эту выпуклость рукой, а скальпелем вскрывает парню бок. Шайба, она до этого в жизни не оперировала! Вырезает снаряд – а это все-таки был снаряд – и со всей дури швыряет его как можно дальше, а сама падает на землю. Бабах! Все живы, включая раненого. Хирург в шоке. Девочка, говорит, дай я тебя расцелую! А она ему – я с трусами не целуюсь. Представь?
– Откуда сведения? – спросил капитан. – Сама рассказала?
– Обижаешь, – Бричкин крутанул баранку и машина вильнула влево, объезжая глубокую рытвину на дороге. – Хирург раскололся. Тот самый, которого она целовать отказалась. Таким, знаешь, не хвастаются…
– Он тоже здесь?
– Да, они одним эшелоном прибыли. В общем, налицо интереснейшая ситуация, друг мой Шайба. Не советская комсомолка, а просто какая-то французская королевишна.
– Почему французская?
– Эх, Шайба-Шайба! Басни про мух цитируешь, а то, что нам Абрамыч в спецшколе про французских королей рассказывал, забыл?
Абрамычем курсанты звали старого коминтерновца, читавшего им курс лекций о странах Западной Европы. Как его звали на самом деле, никто не знал, но акцент и характерная внешность не оставляли сомнений в том, что прозвище свое он получил не зря. Коминтерновец за свою долгую жизнь успел побывать во всех европейских странах, за исключением, может быть, Албании, пережил массу приключений, и его лекции слушались с большим интересом.
– Я с королями редко дело имею, – засмеялся Шибанов. – А с мухами – регулярно.
– Французские короли лечили наложением рук! – торжественно заявил Бричкин. – Когда они выходили на улицы, им прохода не давали паралитики и золотушные! Исторический, между прочим, факт!
– Хочешь сказать, что эта твоя Катя тоже наложением рук лечит?
– Да! – закричал Бричкин и машина снова вильнула. – Именно так! Если бы у нее было какое-нибудь чудо-лекарство, вот как этот английский пенициллин, я бы понял! Но у нее ничего нет! Йод, перекись, хлороформ! То же, что и у других! Только у других тяжелые больные умирают, а у нее – выздоравливают!
Машина уже катила по улицам города. Деревянные домишки за покосившимися штакетниками напомнили Шибанову родной Таганрог. Вот разве что палисадники в Таганроге были зеленее и богаче…
– Это наша медсанчасть, – Бричкин выехал на площадь, где стояли крытые брезентом грузовики, лихо развернулся перед крыльцом длинного деревянного барака, и заглушил мотор. – На самом деле медсанчасть – одно название. Госпиталь, огромный, на полторы тысячи коек. Крупнейший на всем Южном Урале!
– Да ты, как я посмотрю, стал патриотом Каменск-Уральского, – капитан хлопнул его по плечу. – Не завел ли ты себе здесь зазнобу, Леха?
Бричкин ничуть не смутился.
– А если бы и завел? Я парень видный, серьезный, к тому же настоящий джентльмен. Вполне естественно, что я пользуюсь большим успехом у противоположного пола…
– Вот что, джентльмен с Богатяновки, – Шибанов повернулся к приятелю и, слегка наклонив голову, уставился ему в глаза немигающим взглядом. – Скажи честно, ты к этой Катерине тоже подкатывал?
Алексей театрально вздохнул. Попробовал отвести взгляд, но черные глаза капитана держали его цепко.
– Что значит «тоже»? Ну, да, я попробовал установить с ней дружеские отношения. Девчонка симпатичная, веселая. Позвал ее пару раз прогуляться над рекой… Но не сложилось. Очень уж принципиальная. «Я, – говорит, – вас, Алексей, уважаю, как человека, так что давайте останемся друзьями». Ладно, я же джентльмен! Подарил ей цветочки, поцеловал ручку и больше ничем не тревожил ее трепетную душу. Правда, хмыренка этого, который к ней клеился, с лестницы все-таки спустил. Но она, если честно, его и не любила. Она, если хочешь знать, вообще никого не любит. Ждет своего принца…
Шибанов хмыкнул и прикрыл глаза. Бричкин растерянно заморгал.
– Ты что это, Шайба? Ты опять эти свои штучки? Как в школе?
– Да нет, – капитан кривовато усмехнулся. – Я уже давно этим не балуюсь. Так, случайно вышло, извини.
Алексей отвернулся, побарабанил пальцами по баранке «Виллиса». Сказал глухо:
– Больше так не делай, а то морду набью.
Шибанов не успел ответить. С крыльца скатилась толстая девица в очках и белом халате, подбежала к