— Что это? Сон?

Да, для нее это был сон, и сон счастливый: ее отец, пощаженный на этот раз судьбой, вышел из- под развалин невредимым […].

Столыпин уцелел, но революционеры продолжали свою деятельность. По счету Пуришкевича, за время Первой революции они убили и ранили 20 тыс. человек. На террор снизу Столыпин ответил террором сверху. Тут счет скромнее. Революционеры утверждали, что по приговорам военно-полевых судов было расстреляно 2,5 тыс. бомбометателей и иных насильников.

Печальные цифры. Но все относительно. Если сравнить с разгулом смертной казни, наступившим со времени учреждения Чека, то дореволюционные цифры покажутся детскими упражнениями недоучившихся палачей.

Все, начиная с казней, продолжая административной ссылкой, пристрастными, вытянутыми за волосы, судебными приговорами этих, ныне сменяемых судей, проводится под ложным предлогом «борьбы с революцией» и, по моему глубокому убеждению, готовит новый взрыв ее. Когда обыватели (у нас граждан нет) видят, что политика «успокоения» является синонимом политики «отомщения», то что, кроме ненависти, эта политика может воспитать в сердцах нескольких поколений? Вот этим путем и формируются революционеры […].

Счел бы себя счастливым, если бы понемногу приступили к тому, что нам было обещано манифестом государя императора 17 октября 1905 г. До сих пор ни правительство, ни Государственная дума ничего в этом смысле не делали и ничего не предприняли. Вместо законов о неприкосновенности личности нам дали усиленную и чрезвычайную охрану, вместо реформы судебных установлений их подчинили полному произволу министра юстиции, а принцип несменяемости судей свели на нет. Множество дел изъяли из ведения гражданских судов и передали судам военным. Вместо нового закона о печати подчинили прессу произволу губернаторов […].

О свободе вероисповедания теперь и заикаться нельзя […]. Никакой конституции у нас нет.

Разбиты все надежды на мирное преобразование политического и социального строя: я чувствую, как все ближе и ближе наша дорогая родина приближается к пропасти, в которую ее толкает правительство […]. Страшно становится, когда видишь все усиливающуюся деморализацию, проникающую все классы населения. Причина ее коренится в лицемерии и неправде, составляющих основу деятельности нашего правительства, и в эгоизме привилегированных классов. Благодаря этому пропасть, отделяющая государственную власть от страны, все расширяется, и в населении воспитывается чувство злобы и ненависти, которые заглушают в нем веру и любовь. […] От представительного строя по форме не отказываются, но, в сущности, с представительством не считаются и сводят его на нет, так что самодержавная бюрократия теперь проявляет гораздо больше произвола, чем когда-либо прежде. Политические свободы включены в наши основные законы, но где они? […] Народ видит причину своих разочарований в господах и господской Думе, а потому предстоящая неизбежно революция легко может вылиться в форму пугачевщины.

Революция имеет многочисленные кадры в виде выбитых из колеи людей — безработных, голодных и холодных. Ими наводнены не только города, но и деревня. Еще хуже возрастающая беднота населения […]. Невольно у людей является мысль, что единственное спасение от голода в революции […], которая должна одним ударом разрубить гордиев узел запутавшихся социальных отношений.

Давно взяточничество так не процветало на Руси, как теперь. Так как полиция теперь у нас царствует и держит население в страхе, то последнее прибегает к взяткам или откупается […]. Перешагнув через грань законности, администрация не знает больше удержу и даже не может понять, что революционный угар миновал и надо вступить на почву закона. Этот метод только возмущает народ, и его стремление сбросить с себя это беззаконие не только естественно, но и законно […]. Правы были те, кто скептически относился к манифесту свободы, — данные обещания не исполняются.

[…] В Киеве начался процесс Менделя Бейлиса. Этот простой, безгрешный человек был обвинен в совершении ритуального убийства малолетнего мальчика-христианина Андрея Ющинского. Было бы большой несправедливостью по отношению к России и ее народу, если бы я не подчеркнул, что по всей стране прокатилась огромная волна возмущения. Свой открытый протест заявили не только независимые круги общественности, но даже и общественные организации, включая чиновников Министерства юстиции, которые расценили этот процесс как личное оскорбление. Высшая иерархия русской церкви решительно отказалась подтвердить, будто ритуальные убийства детей-христиан являются частью иудейской веры […].

23 октября 1913 г., за пять дней до того, как присяжные признали Менделя Бейлиса невиновным в совершении преступления, коллегия адвокатов Санкт-Петербурга единогласно приняла следующую резолюцию:

«Пленарное заседание членов коллегии адвокатов Санкт-Петербурга считает своим профессиональным и гражданским долгом поднять голос протеста против нарушения основ правосудия, выразившихся в фабрикации процесса Бейлиса, против клеветнических нападок на еврейский народ, проводимых в рамках правопорядка и вызывающих осуждение всего цивилизованного общества, а также против возложения на суд чуждых ему задач, а именно сеять семена расовой ненависти и межнациональной вражды. Такое грубое попрание основ человеческого сообщества унижает и бесчестит Россию в глазах всего мира. И мы поднимаем наш голос в защиту чести и достоинства России».