столкнуться с такой проблемой. Мне очень жаль. По-моему, наш план мог бы сработать. Ты ведь понимаешь, на что идешь? Тебя могут убить, выследить где-нибудь на Заставе и прикончить, лишив воздуха. Но все-таки нам следует попытаться.
— Но что будет с тобой? — спросила Люсиль.
— Не знаю. Возможно, меня схватят и расстреляют. А если повезет, я по-прежнему останусь здесь, в лагере, или вернусь на «Ариадну».
— Тогда оставайся здесь и выживи. Я сжигаю за собой все мосты. Один из нас должен наверняка уцелеть.
— Ты поручила мне слишком легкую работу.
— Густав, ты — мой враг. Мы на войне, и я и ты. Но я хочу, чтобы ты выжил. Я возненавижу себя за предательство в сто раз сильнее, если по моей вине погибнешь ты.
К'астилль в замешательстве смотрела, как Колдер взяла Густава за руки и крепко пожала их, прежде чем отпустить. Оба человека обменялись совершенно особыми взглядами, а затем отвернулись, очевидно чем-то взволнованные.
— Это невозможно, Люсиль. Но Бог свидетель, я… нет, даже выговорить не могу…
— Я тоже, Джонсон. Нам лучше вернуться, пока нас не хватились.
Они попрощались с К'астилль, договорились о встрече на следующий день и вернулись к джипу.
Задумавшись, К'астилль еще долго смотрела вслед людям. Прикосновение этих двоих казалось странным, непривычным, как будто оба они хотели… К'астилль не могла признаться даже себе, чего они могли хотеть.
Но эти инопланетяне не могли быть монстрами. Кроме того, К'астилль встревожило не только их необычное поведение. Переводчик лишь приблизительно передавал ей смысл разговора, который люди вели на английском, и К'астилль могла примириться с некоторыми неточностями. Но у нее сложилось впечатление, что они говорили о медицине, но не как о странной, ужасающей и опасной науке, а как о чем- то заурядном и привычном.
К'астилль вернулась на поляну, где еще работали строители. Каждый раз, когда она считала, что уже привыкла к людям, стала как следует чувствовать их, ей доводилось узнавать что-нибудь совершенно новое.
Только в последние несколько недель она пришла к выводу, что все люди принадлежат к одному виду, а не ко множеству родственных видов, работающих сообща. Но люди настолько различались между собой по росту, размерам, цвету кожи и форме, а также сотням мелких черт, что впасть в такое заблуждение было немудрено. Ни один вид живых существ на планете К'астилль не обладал таким разнообразием форм. Она считала, что все люди изменились благодаря мутации общего предка, и разработала на этот счет сложную социальную теорию о расе, которая выращивает мутантов и посылает их на рискованные задания, вроде исследования новых планет. Но эта теория ничего не прояснила, а люди казались гораздо более здоровыми, чем обычно бывают мутанты. Да, К'астилль предстояло узнать о них еще очень многое и многому научиться.
Если, конечно, Д'еталлис прежде не уничтожит их.
10
Башня Слоновой Кости. Планета Бэндвид
Только оказавшись за дверью своего кабинета, Рэндолл Меткаф чувствовал себя в полной безопасности. Его поселили в полностью автоматизированном отеле, где Меткаф ничего не мог поделать с повышенной активностью роботов-служащих, но в своем кабинете, окруженный четырьмя стенами, он имел право делать что хотел и пользоваться любым оборудованием. Здесь не было техники сложнее ручки и прибора сложнее электрической лампы. Здесь Меткаф мог остаться наедине со своими бумагами, мог целыми днями ради развлечения дубасить кулаком по столу, швыряться просмотренными отчетами о результатах расследования. Он мог терпеливо обдумывать какую-нибудь хитрость, тактическую уловку, которая пригодится в будущей войне, если, конечно, у Лиги найдется противник.
Сегодня, как обычно, в отчетах он не обнаружил ничего нового. Заключенных допрашивали слишком долго, из них выжали все возможные сведения. Но приказ оставался приказом, а Меткафу было поручено лично просматривать протоколы допросов. Кроме того, такая работа помогала скоротать время.
Озверев от скуки, Рэндолл только возрадовался, когда в дверь его кабинета постучал Джордж. Охотно бросив работу, Меткаф покинул кабинет вместе с товарищем. Джорджу поручили столь же захватывающую и затягивающую работу, как и Меткафу, предоставив возможность день за днем читать одни и те же отчеты и топтаться на одном месте. В разведке Лиги явно придерживались мнения о наибольшей эффективности длительных допросов.
Они вышли из здания вдвоем. Наступал тихий вечер, освежающий ветер дул со стороны проспекта. Поскольку Меткаф на время отказался от посещений бара на углу, друзья запаслись снедью у робота- продавца в углу вестибюля и решили перекусить в парке.
Башня Слоновой Кости, крупнейший город Бэндвида, напоминал лес из высоких строений, окруженных обширными парками. Башни и небоскребы всех мыслимых архитектурных стилей привлекали взгляд. Город казался более старым, чем был на самом деле; роботы вели строительство без волокиты. Здесь стеклянные дома-коробки в стиле двадцатого века соседствовали с изысканными башнями эпохи барокко и средневековыми соборами, пагодами чудовищных размеров, многочисленными копиями Эйфелевой башни, памятником Вашингтону и похожими на утесы небоскребами — последним криком земной архитектуры. Взгляду в этом городе всегда находилась работа.
Более скромные по размерам, но столь же причудливые по виду здания окаймляли широкие бульвары. Парки были засажены деревьями, травой и цветами, привезенными с Земли; самые настоящие утки крякали и плескались в декоративных бассейнах и искусственных озерах. Меткафу нравилось сидеть на пологом холме в парке Единства, близ здания штаб-квартиры Лиги. Он был вынужден признать, что Бэндвид — не самая бедная из планет.
Вечер был великолепен, солнце еще окрашивало небо в алые тона, ветерок приносил волнующий соленый запах со стороны Несского моря, на лиловом бархате неба на востоке уже появлялись звезды. Растянувшись на траве, оглядывая парк и окрестные строения, пожевывая кошерный хотдог, которым гордился бы даже Нью-Йорк, и попивая еще холодное пиво, Меткаф в очередной раз убеждался, что жизнь прекрасна.
Именно в такой вечер когда-то давно, еще на родине, он решил, что небо и звезды созданы для него. Запрокинув голову, Меткаф посмотрел в небо, и по его телу пробежал знакомый трепет.
— Только взгляни на эти звезды, Джордж, — почти прошептал он голосом, в котором не слышалось привычной насмешливости. — Они чертовски далеко — но люди достигли их! Мы преодолели эти расстояния! Знаешь, при мысли об этом меня переполняет гордость. Гордость — и ощущение своего ничтожества.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Через десяток лет после изобретения двигателя С2 к Ригелю был запущен корабль, и оттуда подали сигнал — на случай, если корабль не вернется. Этот сигнал достиг Земли лишь в следующем веке! Господи, как я горжусь человечеством! Мы уже не просто разумные животные, не решающиеся узнать, что ждет нас за поворотом улицы. Мы летаем среди звезд!
Долгое время оба молчали. Небо постепенно темнело, звезды появлялись на нем во всей красе. Темный фон рассекла вспышка метеора. По всему городу зажигались фонари — неяркие, не затмевающие великолепие звезд, но продуманно окружающие здания и создающие причудливую игру света и тени.
— Здесь звезды совсем другие, — заметил Джордж.
— Это мы уже знаем, — с мягкой иронией отозвался Меткаф. Никто из гардианов не узнавал ночное небо планет Лиги — это давало возможность предположить, что планета гардианов находится довольно далеко.
— Знаешь, я вспомнил Аннаполис, — проговорил Рэндолл. — Я поступил в военную академию космофлота, как только достиг нужного возраста. Помню, как однажды вечером я получил известие, что принят, вместе с несколькими моими приятелями. Мы бросились к берегу и долго бродили, показывая пальцами на звезды. Мы кричали друг другу: «Видишь вон ту звезду слева от Большой Медведицы? Я полечу туда!»
— Большая Медведица? Что это?
