так близко, что могла бы коснуться их, но обнаруживает, что не в состоянии ни слушать, ни говорить.

— Да, черт возьми, забыл объяснить: на левом рукаве скафандра находятся кнопки, помеченные «МИК» и «ДИН». Нажмите их и еще одну, самую крайнюю. Тогда мы тоже сможем слушать. Я начинаю запись. Камеры направлены на вас и на аборигенов, наружные микрофоны шлюпки уже работают. Мы сделаем и видео-, и аудиозапись.

Люсиль подняла левую руку и нашла кнопки, осторожно нажала три из них неловким из-за толстого скафандра движением.

Внезапно внутрь скафандра влился шорох листьев, далекие крики каких-то птиц и животных — тысяча негромких звуков незнакомой планеты.

Люсиль шагнула навстречу хозяевам этой планеты. Трава оказалась выше, чем она предполагала, — достигала почти метра в высоту, земля была влажной и скользкой. Люсиль все острее ощущала, что от окружающего мира ее отделяет только скафандр и хрупкое стекло шлема. Что подумают аборигены? Может, примут скафандр за ее кожу? Разглядят ли они ее голову в шлеме, поймут ли, что она живое существо, облаченное в нелепую одежду?

Она шагала к ним медленно и неловко, избегая резких движений. Пятнадцать метров, десять, пять, три… Люсиль остановилась.

Аборигены нервно зашевелились, не сводя с нее черных кукольных глаз.

Теперь Люсиль сумела разглядеть их вблизи. Их головы казались огромными и безлицыми, глаза — непроницаемыми, а рты — маленькими, почти незаметными. Впервые она заметила, что кожа вокруг глаз и на черепе аборигенов постоянно и ритмично пульсирует. Вероятно, эти движения были как-то связаны с дыханием, в процессе которого участвовала вся голова.

Жители Заставы казались огромными. Люсиль решила, что размером они превышают небольшую лошадь. Покров тел был гладким и кожистым.

Ближайший из аборигенов сделал жест правой рукой. Его пальцы выглядели непривычно: четыре штуки, гибкие, взаимопротивопоставленные, словно каждый из них был большим пальцем.

Существо неопределенного пола, которое Люсиль решила пока именовать «он», издало несколько звуков — гулких, бухающих звуков странного тембра и тона. В его речи отчетливо прозвучали гласные и согласные звуки, но ничего похожего на слова. Люсиль терялась в догадках — кричал ли ее собеседник, произносил ли речь, пел или визжал, оттого, что кто-нибудь наступил ему на хвост? Что это было — приветствие или угроза?

Люсиль широко развела руки и разжала ладони, показывая, что они пусты. Смутившись, она долго подыскивала слова, прежде чем остановилась на простейшей фразе:

— Мы пришли с миром.

Пристально глядя на незнакомцев, она вспомнила гардианов и их многочисленный флот. «По крайней мере, я надеюсь на это», — мысленно добавила она.

Абориген-оратор шагнул ближе, и процесс переговоров начался.

Главный штурмовой флот покорил Новую Финляндию, и об этой новости трубили на каждой улице городов Столицы. Играли оркестры, маршировали войска, день был объявлен выходным. Даже на такой отдаленной границе, как «Ариадна», праздновали победу, хотя и не все обитатели станции пожелали присоединиться к празднику. «Левиафан» вскоре последовал за флотом, чтобы упрочить победу и управлять новыми территориями; это событие некоторые обитатели «Ариадны» тоже не сочли нужным отмечать.

Но ни основной флот, ни «Левиафан» так и не вернулись. Однажды после того, как «Левиафан» покинул орбиту станции, ликующие, лихорадочные сообщения о великих завоеваниях попросту прекратились. Слыша это молчание, военнообязанные иммигранты ОСГ «Ариадна» вздохнули с облегчением.

Медленно и нехотя слухи и новости распространялись по станции, и никто не знал, чему верить. Армия Лиги появилась словно из-под земли, говорили одни, и разгромила войска гардианов. Жестокая битва завязалась в космосе и в небесах над Новой Финляндией, и в ходе этой битвы «Левиафан» был уничтожен.

У ВИ на станции «Ариадна» не было других источников информации. Но внезапное молчание и отсутствие сообщений с Новой Финляндии пробудили в них надежду.

Гардианы выдали себя, открыто заявили о своем существовании. Рано или поздно Лига должна была отыскать их. Бывшие курсанты провели в плену уже больше года. Но корабли Лиги наверняка пустятся в погоню за гардианами. Они прилетят. Непременно прилетят.

И все-таки на это понадобится немало времени — так предупреждали некоторые из пленников. Ибо даже если Лига выиграла великую битву, зачастую победителям подолгу приходится ждать, когда затянутся раны…

Март 2116 года. Здание Адмиралтейства. Планета Кеннеди

Пит Гессети последовал за командиром флота Республики Кеннеди Терренсом Маккензи Ларсоном, повернул ручку, открыл дверь и шагнул в зал, где ему предстояло услышать приговор трибунала. «Он не мог не знать, что все кончится именно так, — думал Пит. — Он знал и все-таки пошел на риск».

В старомодном мрачном зале с высоким потолком стены и полы покрывало полированное дерево ценных пород, выращенных на Кеннеди. Судьи ждали за массивным столом, за их спинами спускались тяжелые складки темно-красной драпировки с флагом Республики Кеннеди и эмблемой флота. На стенных панелях были искусно вырезаны орнаменты, героические сцены битв на море и в воздухе, славные события истории флота Республики Кеннеди. В зале царила подавляюще серьезная атмосфера.

Пит вошел в зал вслед за Маком Ларсоном и его адвокатом, капитаном Брауном, и оглядел резьбу на стенах. «Им следовало бы оставить здесь место для подвига Мака, — подумалось Питу, — а вместо этого они собираются пригвоздить к стене его самого».

Мак Ларсон выглядел героем, способным занять достойное место в истории; впрочем, такое сравнение ему самому не пришлось бы по вкусу. Высокий белокурый загорелый мускулистый красавец с волевым лицом представлял собой внушительную фигуру в черном мундире Республики Кеннеди.

А Пит Гессети, заместитель министра государственного департамента Республики Кеннеди по делам Лиги, был невысоким и круглолицым — из тех мужчин, на которых любой костюм кажется мятым. От прежней буйной шевелюры у него сохранилось лишь несколько жидких каштановых прядей. Профессия и неисправимо дурные манеры научили Пита придавать внешности большое значение. Пит не сомневался, что внешность Мака станет его преимуществом: Мак был вовсе не похож на предателя. Кроме того, Пит твердо верил в то, что успех зависит от каждой пущенной в ход карты: он заставил Мака надеть все его ордена — никогда не помешает напомнить трибуналу о репутации обвиняемого.

С суровым выражением на лице Мак твердым и размашистым шагом приблизился к столу, отдал честь членам трибунала, вынул из кобуры револьвер и положил его перед председателем, контр-адмиралом Луи Левенталем.

— Командир Терренс Маккензи Ларсон приказание выполнил, сэр.

— Благодарю, командир. Сержант, примите у обвиняемого оружие. Садитесь, командир. — Левенталь поправил лежащие перед ним бумаги и отвернулся, не глядя, как сержант уносит револьвер. Пит не отвел взгляд, но ему было больно видеть позор Мака.

Древний ритуал — подсудимый сдает оружие. Приказывая унести револьвер в сейф, судьи безмолвно задавали вопрос: достоин ли обвиняемый носить оружие? Виновен ли он в преступлении, или, что для военного трибунала имело равное значение, оправдал ли он оказанное доверие? Сам револьвер был бесполезной игрушкой; он не был заряжен, возможно, из него еще не сделали ни единого выстрела. Но это оружие считалось символом доверия, которое оказывало государство своим молодым гражданам. К примеру, космические корабли были мощным оружием. Достоин ли Терренс Маккензи Ларсон командовать таким кораблем?

Пит Гессети исподтишка рассматривал председателя трибунала, человека, которому предстояло разобраться в этом деле. Председатель был стар, настолько стар, что, вероятно, провел на планете не меньше двадцати лет и присутствовал на десятках трибуналов. Его лысина поблескивала, лицо было усталым и суровым. Должно быть, в молодости он прикрывал волосами оттопыренные уши, теперь же был настолько стар и известен, что никто не осмелился бы смеяться над неустранимым недостатком. Его