сверхчеловек, эксперимент, утопия и футурология.

Автор монографии практически ни одно свое положение не оставляет голословным и приводит огромное количество примеров из книг фантастов. Указатель имен в конце работы занимает 9 страниц. Вот только несколько фамилий авторов, произведения которых Лем тщательно анализирует в «Фантастике и футурологии»: А. Азимов, Дж. Баллард, Дж. Блиш, Х. Л. Борхес, Р. Брэдбери, Ф. Дик, А. Кларк, Б. Олдисс, О. Стэплдон, Р. Хайнлайн… Поскольку книги этих авторов ныне широко известны читателям нашей страны, уверен, что многие разборы Лема и удивят, и откроют новые грани известных произведений, и вызовут возмущение…

Тем не менее пан Станислав неоднократно признает, что одному человеку просто не под силу проанализировать весь массив выходящей в мире фантастики, и попутно обильно разбрасывает идеи о том, под каким углом было бы интересно рассмотреть этот вид литературы. В одном из примечаний он пишет: «Внушительно выглядел бы каталог всех технических изобретений, сделанных научной фантастикой. Но никто пока такого издания — а было бы оно не под силу одному человеку — еще не предпринял». Не совсем так: попытку создания такого каталога в нашей стране предпринимал Генрих Саулович Альтшуллер (Генрих Альтов), зафиксировавший в своем «Регистре фантастических идей», который и сегодня остается неопубликованным, десятки тысяч самых разных фантастических открытий и изобретений.

Отдельная часть монографии — исследование прогностической функции фантастики, размышления о футурологии и о будущем человечества. Сейчас становится отчетливо ясно, что взгляды Лема на расслоение земного мира по экономическому признаку, на возрастание энерговооруженности общества, на совершенно фантастические еще вчера направления развития науки (генная инженерия, информационные технологии, биоконструирование) не умозрительны, что рассматриваемые им проблемы требуют незамедлительного участия самых широких кругов общества. Разница между возможностями передовых технологий и нравственным состоянием общества существовала всегда, но лишь в наше время эта проблема (точнее, отсутствие ее разрешения) может привести человечество к уничтожению.

И здесь Лем вовсе не требует от писателей-фантастов удачных предсказаний, не предлагает им заменить футурологов. По его мнению, фантаст должен быть проектировщиком «иных» реальностей, миров, сколь угодно отличающихся от нашего. Но эти модели, если уж автор берется за их разработку, должны быть внутренне непротиворечивы, подчиняться строгой логике структурной связности, нести критические размышления о последствиях технологических, общественных, нравственных преобразований.

Должен отметить, что Лем весьма скептически относится к «нефантастическим» модернистским течениям в литературе двадцатого века. Более того, он считает, что именно фантастике выпала важная роль в осознании человеком его места во Вселенной, что только с привлечением фантастической составляющей можно по-настоящему серьезно разбираться в проблемах, встающих перед цивилизацией. Нужны другие подходы, переход на новые уровни восприятия и понимания, обобщения научных, философских, этических систем.

К величайшему сожалению, научная фантастика не воспользовалась уникальной возможностью вырваться из «гетто», в массе своей довольствуясь возможностью быть чисто развлекательной ветвью литературы. В уже упоминавшихся беседах с С. Бересем Лем говорит: «Мы не хотим быть мыслящим тростником, не хотим знать, какие неприятности нас могут ожидать. Хотим быть где-нибудь в другом месте, потому что там быть приятнее».

Один из разделов монографии посвящен социологии научной фантастики. Пытаясь разобраться, почему НФ выпала из поля зрения традиционного литературоведения, Лем с горечью констатирует, что это произошло в 30-е годы прошлого века, когда творчество Г. Уэллса еще не делилось на «фантастическую» и «реалистическую» ветви, а вот работы О. Стэплдона уже не были восприняты как серьезная литература. По мнению Лема, это не пошло на пользу ни фантастике, ни остальной литературе. Что бы ни написали с тех пор фантасты, высоколобые филологи не воспринимают их работы в качестве стоящих внимания. Фантастике пришлось создать свою нишу, вырастить своих критиков и ценителей, но они, считает Лем, зачастую не выполняют роль настоящих исследователей. В свою очередь, «большая литература» без понимания проблем научной фантастики неизбежно начинает мельчить, и когда какой-нибудь реалист вдруг обращается к необычному, к показу будущего, его построения выглядят беспомощными и малоубедительными.

Мне кажется, выход «Фантастики и футурологии» особенно уместен в России именно сейчас, когда нас начинает захлестывать массированный поток такой развлекательной фантастики отечественного пошиба.

Я, конечно, большой оптимист, но мне представляется, что среди наших фантастов есть авторы, способные на полномасштабное осмысление проблем и настоящего, и будущего.