Кажется, только в СССР никакой паники не наблюдалось. Тихо катился к закату «застой», и даже самые отчаянные оптимисты не верили, что следующий после оруэлловского год также войдет в историю. И что не за горами публикация на русском языке самого романа, долгое время открывавшего все проскрипционные списки.

Но что творилось на Западе, где книга английского писателя бесповоротно причислена к классике XX века! Симпозиумы и конференции, «круглые столы» и спецномера научных, литературных, публицистических и Бог знает каких еще журналов, новая экранизация романа и участившиеся ссылки на роковую дату в речах политических деятелей…

Что ж, на фоне многих страшных сказок о будущем, сочиненных на заре XX века, эта, рожденная в его полдень, просто вне конкуренции. Так всех перепугать!

Только один пример. «Вот мы живем в этом самом Лондоне 1984 года, и где же все описанное Оруэллом? Ни трупов на улицах, ни дрожащих от холода и страха толп в одинаковых синих комбинезонах, толп, постоянно окрикиваемых, одергиваемых и подстегиваемых вездесущим оком и стальным голосом телескринов… Нас что — ежедневно собирают на общие пятиминутки ненависти, бросают в застенки минилюба? Наши девушки носят пояса Антисексуальной Лиги, а любовь между мужем и женой запретна, как государственное преступление? Да, мы не изжили еще ненависть, ложь, лицемерие; но кто помнит времена, когда всего этого не было? При чем же здесь будущее, и почему этого автора считают пророком? А романом его зачитываются даже те, кто вообще редко заглядывает в книги».

Эту взволнованную тираду произнес авторитетный историк Уоррен Уэйгар в журнале «The Futurist».

Неудивительно, что среди разливанного моря книг об Оруэлле — практически ни одной чисто литературоведческой: разбор произведений обязательно связан с обстоятельствами жизни писателя. Да и как пройти мимо такой жизни — она сама читается как хорошо сделанный роман!

Эрик Артур Блэйр родился в 1903 году далеко от Англии, в Бенгалии. Родители принадлежали к высшему классу лишь генеалогически; будущий писатель с горечью вспоминал, как отец пытался оставаться джентльменом на 400 долларов в год…

Лейтмотивом через всю его жизнь проходит борьба. Поединок с социальной несправедливостью и с собственными убеждениями (он обладал редким мужеством «поступаться принципами», когда приходило понимание их ложности или негодности, но ни разу — ради выгоды), с обстоятельствами и мнением окружающих.

После окончания самого престижного из английских колледжей, Итонского, тогда еще Эрик Блэйр совершает свой первый шокирующий поступок: на пять лет отправляется в Бирму служить полицейским! Почти демонстративная выходка, бунт — по меркам страны Океании, которую еще предстоит выдумать писателю Оруэллу. Однако здесь нечто большее, чем мальчишество: юноше захотелось «попробовать на своих плечах гражданскую ответственность», и не в какой-нибудь не слишком утомительной форме, а исключительно «в самой неприятной и презираемой обществом».

Впрочем, личное знакомство с тюрьмой, как мы сейчас понимаем, оказало благотворное воздействие на будущего автора «1984»: «Я всегда входил в тюрьму с сознанием, что мое место не вне, а внутри нее. Я только один раз видел смертную казнь, и судья, приговаривающий к смерти по закону, показался мне нравственно хуже нарушающего закон преступника…»

С детства он тяжело болел — недуг не отпустил до самой смерти, наступившей так рано. Изначальная обреченность обязательно должна была сказаться на творчестве; сам он как-то горько обронил, что здоровым никогда бы не написал своих лучших — отчаянномрачных — книг. Достаточно представить себе: человек с двадцати лет привыкает к тому, что может не пережить очередную весну, — тогда совсем другими глазами читаешь его романы. Не потому ли все они без исключения начинаются ранней весной?

Однако характера Оруэллу было не занимать. Никогда он не искал для себя какого-то щадящего режима: работал на износ в Лондоне и Париже, голодал и нуждался большую часть жизни, умудрившись при этом сохранить поистине аристократическую брезгливость.

В довершение ко всему ему была присуща чисто интеллигентская — безо всякой позы — жертвенность. Стоило представиться случаю, и журналист Джордж Оруэлл отправился воевать в Испанию (псевдоним и родился в 1933 году, а в конце жизни Оруэлл сам, кажется, забыл о некоем Эрике Блэйре). В нем давно вызревала зависть к писателям прошлого, которым «случалось нарушать законы, бросать бомбы, участвовать в уличной перестрелке, сидеть в тюрьме или лагере, переходить границу с чужим паспортом».

В этом высказывании весь Ору-элл. Убежденный пацифист, он сражался в Испании. Был там тяжело ранен в горло и выжил почти чудом… Та война его серьезно надломила: как он писал, «остановилась жизнь». Это верно лишь отчасти. Закончилась жизнь журналиста и социалиста, наблюдавшего не только зверства франкистов, но и не менее кровавые «подвиги» сталинских бойцов невидимого фронта и следовавшего в кильватере руководства Испанской компартии. Новая жизнь — писателя и пророка — началась также в Испании.

Ненавидя всей душою политику («политика была для него бешеной собакой, с которой нельзя спускать глаз, иначе она вцепится вам в горло», — пишет один из его биографов) и особенно пропаганду, он во время второй мировой войны работал политическим комментатором Би-Би-Си. Хотя, не будь этого уникального личного опыта, мы бы, возможно, никогда не прочли его блестящей публицистики и «1984».

Наконец, будучи социалистом, он умудрился перессориться со всеми английскими «левыми». Для Оруэлла социализм был своего рода озарением, спасительной верой в братство людей, объединенных коллективной собственностью и общими интересами. Удивительный выбор для страстного защитника индивидуальности, вступившего в свое время в левоанархическую фракцию Независимой лейбористской партии.

Впрочем, ничего странного, стоит только внимательнее присмотреться к тому, что именно Оруэлл называл «социализмом»: «Я знаю на собственном опыте, что такое нищета, что значит быть изгоем. Это только усилило мою природную ненависть к господству, а Бирма раскрыла мне глаза на природу империализма. Но всего этого было еще недостаточно для того, чтобы выбрать для себя политические ориентиры. Испанская война и другие события 1936–1937 годов перевернули меня, и отныне я знал, на чем стою. Каждая строчка мною написанного, начиная с 1936 года, прямо или косвенно направлена против тоталитаризма и в защиту демократического социализма, как я его понимал».

Как он его понимал… Стадное чувство, казарменное «делай, как я» были противны его натуре. А потому и социализмом его символ веры можно назвать лишь с оговорками. В публицистической книге «Во чреве кита» Оруэлл признавался, как его изрядно испугала «лейбористская проповедь социализма, в которой не сказано прямо и четко, что главная его цель — справедливость и свобода». В другой раз с его губ сорвалось: «Отрицать социализм из-за недостойного поведения социалистов столь же абсурдно, как отказывать себе в поездках по железной дороге из-за дурных кондукторов».

Словом, это был его собственный, глубоко выстраданный, не замутненный политической демагогией «первичный социализм»…

Вся биография его зафиксирована до последних деталей в десятках книг. Но их бы не было столько, не успей он буквально вырвать у смерти, наступавшей на пятки, свой главный труд — роман «1984». История его создания также расписана в подробностях.

До конца 1930-х годов Оруэлл, хотя и с оговорками, но верил в материальный прогресс как в цель общественного развития; он и становление фашистской диктатуры поначалу объяснял лишь нищетой и разорением побежденной Германии. Однако в преддверии мировой войны, и особенно после того, как она началась, все здание веры Оруэлла дало трещину. А тут еще Испания, разочарование во вчерашних соратниках… Как писал его биограф, он «не сменил идеалов, но потерял веру в их осуществимость».

Его взгляды в эти годы сложны и путаны, под стать питающей их действительности. Что-то зреет в нем, какие-то глобальные обобщения; в этой идейной сумятице зачат плод, который даст в результате «1984».