— Дело в плотине, — сказал он наконец, когда мы скатывались вниз с последнего песчаного пригорка. Спасибо, хоть какая-то информация. — В насыпи, что удерживает океан вдоль этого берега. Она была сооружена гигантской разновидностью паукообразных созданий, которые здесь повсюду, истинными инженерными гениями, учитывая то, что они не обладают подлинным разумом. Это коллективные животные, которыми управляет общий инстинкт.

— А те, которых я видела под плотиной, большие «саперы»… они были величиной с шаттл. Что они там делали?

Мать тут же вылезла с названием этих трудолюбивых животных, проводивших большую часть жизни в песчаных недрах планеты, занимаясь там своими собственными делами. Фриц, ретивый библиотекарь, подкинул мне любопытный фактик: некогда одна из разновидностей земных инженеров называлась саперами; это имя самым точным образом подходило усердным, похожим на жуков строителям. Но до сих пор мне случалось видеть только таких созданий, чей размер укладывался в диапазоне от моего пальца до крупного арбуза.

Папа молчал, но отнюдь не потому, что обрабатывал информацию; просто ему предстояло сообщить мне то, чего он не хотел говорить.

— Похоже, что потоп является частью репродуктивного цикла «саперов». Они строят плотину, чтобы отодвинуть океан — по нашим расчетам, на это уходит около пятидесяти лет, — а потом собираются вместе и выпускают воду на равнину.

— Значит, те, которых я видела в тени плотины, крушили ее. Чтобы вызвать потоп.

— Угу. И, кстати, эти «саперы» обречены. Они не могут жить на суше. Экзоскелет таких существ разрушится, и внутренние органы перестанут функционировать. Они жертвуют собой ради своей расы, вместе с тысячами других, которые трудятся со стороны океана.

— Но зачем? Такое поведение попросту бессмысленно.

— Не с их точки зрения. Речь ведь идет о воспроизведении рода. Кроме того, они наделены терпением. Еще им помогают низкая гравитация и периодические изменения приливных сил.

Она помолчала и спросила:

— И вы догадались об этом только сейчас? Зачем же понадобилось посылать меня вниз, если все это должно было вот-вот случиться?

— Мы не ожидали подобного так скоро, считалось, что у нас есть еще несколько месяцев.

— А что будет с остальными ребятами? — В этой экспедиции принимали участие шестеро детей, рассеянных по просторному региону: четыре мальчика и еще одна девочка.

— С ними все в порядке. Вода тех мест не достигнет.

— И кто же ошибся? — спросила я воинственным тоном.

— Нас подвели несколько расположенных в океане мониторов. Они покинули места, где им надлежало находиться, и оказались в таком положении, что их сигналы наложились. Создалось впечатление, что возле плотины — тишина. Летающий зонд зафиксировал происходящее всего двадцать минут назад, и мы немедленно бросились на помощь.

— Угу. — Я поглядела на небо, разыскивая спускающийся шаттл. И ничего не увидела.

Тут что-то холодное прикоснулось к моей ноге, а мгновение спустя я ощутила прикосновение мохнатого и теплого плеча Фрица. Хотя мне никогда не приходилось касаться настоящего волка или даже собаки, я знала: ощущения подлинные. Зверь уткнулся мне в колени, как тогда, когда я была совсем маленькой, а сам он — щенком. Я чуть не расплакалась.

А я-то считала себя взрослой, смелой и дерзкой.

Традиция требовала, чтобы никто, кроме тебя, не слышал голоса твоего друга-животного. Фриц принадлежал мне одной, и никто не знал меня лучше и не любил больше. Мать не должна была отключать его, как она сделала на пляже.

Впрочем, значение имело одно: управлявшая Фрицем программа была сосредоточена только на мне. Это гораздо больше, чем способен позволить себе любой из родителей.

— Беги, лентяйка, — рявкнул волк. — Ни меха, ни скорости! Я тебя перегоню! — Фриц запрыгал вокруг меня и бросился прыжками в лагерь, высоко, как флагом, размахивая хвостом.

Маленькой, помню, я все искала отпечатки его лап, упрямо старалась найти волоски, выпавшие из шкуры. Когда Фриц наблюдал за этими моими попытками, его хохот казался настолько реальным, что я просто не могла сомневаться в существовании моего друга.

Я побежала следом за ним на последний гребень и вниз по тропке, проложенной моими собственными ногами среди колючей травы и упругих растений, припадавших к просоленной почве. Повсюду — цвет печенья, лишь кое-где полоска веселой петрушечной зелени или желтое, как сыр, пятно. Не планета — большое блюдо с закуской.

Возможно, у меня еще оставалось время, чтобы прихватить кое-что из коллекции, которую я собрала за месяц пребывания здесь: маленькие круглые раковинки, кусочки сушеной коры, нанизанные на нитку (мне нравилось, как они гремели и крутились под прикосновением ветра), парные комплекты отливок клешней «саперов». Я пыталась приручать самых мелких из них, устраивая загончики из веток и глины, однако они умели только копать песок своими бронированными рыльцами и сучить лапками. Ветки они отодвигали в сторону и отправлялись своим путем — с безразличием роботов. В общем, я быстро забросила их.

— Фриц! Что там происходит? Плотина еще на месте?

— А как же! Иначе ты услыхала бы шум. Они считают, что плотина продержится еще какое-то время.

— Они считают… — Я закатила к небу глаза. — А попить чего-нибудь есть? Кока-кола?

— Конечно, есть. Только не прозевай шаттл, когда он опустится.

Электронное соединение позволяло родителям отключать меня от некоторых вещей, например, лакомств в холодильнике. Противно, конечно, но и я сама буду обращаться так же со своими детьми, когда они у меня появятся. Я намеревалась при первой же возможности завести четверых детей — друг за другом, чтобы они стали друзьями.

Размышляя на эту тему, я попивала шипучку и по возможности подслушивала. Мать и папочка сошлись ближе, чем когда бы то ни было, их головы (виртуальные) соприкасались. До меня почти ничего не доносилось.

— Фриц, покажи мне, как сейчас выглядит плотина, ладно? — У него наверняка было несколько возможностей подключиться к устройствам, пристально следившим за происходящим; в конце концов, сейчас это было самое интересное событие на планете. Однако он покачал головой и уткнулся носом в лапы, глядя на меня льдисто-голубыми глазами.

— Глупый пес, — укорила его я. Он вильнул хвостом и с пониманием моргнул. — Включай же! Я имею право видеть происходящее!

— Конечно, имеешь. Только я не намереваюсь позволять тебе этого, во всяком случае, сейчас. — Уши его встали торчком, а потом прижались к голове, будто он услышал нечто неприятное. Что бы это значило?

— Тогда расскажи, чем сейчас заняты мама и папа.

— Твоя мать пытается запрограммировать коридор спуска, пригодный для единственного шаттла, который может быстро оказаться на этой базе.

— Ох. — Баночка с шипучкой сделалась холодной и скользкой в моих ладонях.

Он по-собачьи улыбнулся, вывалив наружу большой розовый язык.

— Сама напросилась.

Мне захотелось чем-нибудь бросить в него. Но вместо этого я запустила пустую банку в стену жилого блока, выбежала наружу и беспомощно уставилась вверх.

— А что делает папа?

— Неважно, — ответил последовавший за мной Фриц. — Он занят и не может поговорить с тобой.

Мне осталось совсем немного до того возраста, когда можно заводить собственных детей, но даже Фриц обращается со мной, словно с ребенком! Мне опять захотелось расплакаться. Да я уже и в самом деле ревела. Я вбежала внутрь и принялась бросать на пол свои вещи, те, что хотела бы взять с собой.