— Да прямо за углом.

— Неужели все еще пишешь, а?

Густав позволил этому вопросу затеряться среди музыки и поворотов разговора. Он прихлебывал вино и посматривал по сторонам, с минуты на минуту ожидая увидеть Эланор. Тут собралось так много других! Даже Франсина танцевала с мужчиной в цилиндре и поэтому явно не была по ту сторону неба. Густав решил спросить девушку в полосатом платье, свою соседку, не видела ли она Эланор. Заговорив с ней, он понял, что ее лицо ему знакомо, но не сумел вспомнить ее имени и даже того, живая она или призрак. Она покачала головой и спросила женщину у себя за спиной, опирающуюся на спинку ее стула. Но и та тоже не видела Эланор; во всяком случае с тех пор, когда Марсель был в Венеции, а Франсина — по ту сторону неба. Вопрос рябью разбежался по площади. Но никто как будто не знал, что случилось с Эланор.

Густав встал и пошел, пробираясь между кружащимися парами и деревьями в гирляндах фонарей. Когда он вышел из этой реальности и смех с музыкой разом оборвались, его кожу начало покалывать. Избегая новых встреч, он вернулся по темным улицам в свою трущобу.

Свет заходящей луны был достаточно ярок, чтобы, вернувшись домой, он мог, не спотыкаясь, пройти через смутные обломки своей жизни — впрочем, и терминал, включенный призраком Эланор, все еще испускал виртуальное свечение. Покачиваясь, запыхавшись, Густав вошел в свой счет и увидел огромную сумму — цифру, которая у него ассоциировалась с астрономией, с расстоянием до Луны от Земли, до Земли от Солнца, — которая теперь светилась там. Тогда он прошел сквозь уровни терминала и начал искать Эланор.

Но Эланор там не было.

Густав писал. В таком настроении он любил и ненавидел холст почти в равных долях. Внешний мир, протореальный или в реальности, перестал существовать для него.

Женщина, нагая, томная, со смуглой кожей, совсем не похожей на кожу Эланор, лежит на диване, полуобернувшись, подперев лицо рукой, покоящейся на бледно-розовой подушке. Ее глаза смотрят мимо зрителя на что-то в неизмеримой дали. Она кажется красивой, но не эротически, уязвимой, но всецело ушедшей в себя. Позади нее — среди спиралей яркого, но мрачного фона — виднеются стилизованные скалы под незнакомым небом, а две странно тревожные фигуры разговаривают, и темная птица примостилась на краю балкона, может быть, ворон…

Хотя он не терпит плагиата и пишет сейчас исключительно по памяти, Густаву никак не удается оторваться от обнаженной женщины Гогена. Да, впрочем, он по-настоящему и не старается. В этой, из всех великих картин Гогена наиболее очищенной от дерьма, и отчаяния, и символизма в свое оправдание, Гоген был просто ПРАВ. И потому Густав продолжает работать, и краски уже почти подчиняются ему. Сейчас он не знает, что получится, ему это все равно. Если выйдет хорошо, то он сможет считать результат данью памяти Эланор, если же нет… Что же, он знает: закончив эту картину, начнет другую. И пока значение имеет только это.

Эланор была права, решает Густав, сказав как-то, что он абсолютный эгоист и принесет в жертву все — включая и себя самого, — лишь бы писать картины и дальше. Она была бесконечно права, но и сама она тоже всегда искала следующего вызова, следующего препятствия, чтобы их преодолеть. Конечно, им следовало бы лучше использовать время, которое они провели вместе, но, как признал призрак Эланор в кафе Ван Гога, когда она наконец пришла сказать последнее «прости», прошлого уже нельзя повторить.

Густав отступил от холста и начал его рассматривать — сначала прищурив глаза, чтобы ограничиться только фигурой, а затем и более оценивающим взглядом. Да, сказал он себе, это — настоящее. Стоящее любых мук.

Затем — хотя оставалось сделать еще многое, и краски еще не просохли, и он знал, что холсту надо дать отдохнуть — он закрутил кисть в самом черном бугре на палитре, и наляпал вверху слово NEVERMORE, и отступил на шаг, обдумывая новое полотно.

Все участники игровых шоу — идиоты. Поэтому я признаю лишь одно из них — «Только человек». Нет, погодите, не так выразился. Я имел в виду, что все остальные участники игровых шоу — идиоты. Но не я. Я всегда обращаю внимание своей жены Морин на то, как глупо выглядят соревнующиеся. Насколько лучше сыграл бы я, доведись мне попасть в та-. кое шоу! Как-то ночью, когда мы смотрели головизор, она подначила меня попробовать, и я попался на удочку. Самая упорная борьба обычно разворачивается за право попасть в одну из главных игр, но я легко прошел все их интерактивные тесты, потом еще пару туров, и вот — прошу любить и жаловать!

Звучит знакомая музыкальная тема, и на огромной видеостене, разделенной на экраны, возникает картинка, позволяющая мне впервые увидеть своих шестерых соперников. Мне присвоен номер 5, так что мое лицо появляется на нижнем левом экране. А зовут меня Пол Крек.

Режиссер — участникам игры: Все готово. Десять секунд до эфира.

На информационном экране, вмонтированном в стол, за которым сижу я, появляется сообщение. Когда смотришь игру по головизору, эти экраны не видны, но игроки могут посылать друг другу сообщения. Я нервничаю и ерзаю на месте, пока играет музыка. Руки похолодели и увлажнились.

— Добро пожаловать на игру «Только человек»! — объявляет ведущий Ньюмен с семигранного центрального экрана в середине стены. Ньюмен — робот, и это видно с первого взгляда. Я знавал роботов так ловко собранных, что приходилось хорошенько присматриваться, прежде чем отличить их от человека. Но ведущий специально выглядит ненатурально — вероятно, чтобы подчеркнуть человечность участников. Он глядит вверх, вниз, налево, направо, словно может узреть каждого из участников на отдельных экранах, окруживших его собственный. На головизоре смотрится неплохо, но если задуматься, все это ужасная глупость.

Звуконепроницаемые кабинки, в которых мы находимся, вовсе не расположены по семи углам, как это видят зрители на экране. Семь дверей, за которыми мы сидим, тянутся вдоль длинного коридора вещательной студии. Я, соответственно, обосновался в пятой кабинке. Понятия не имею, где держат Ньюмена.

Одна из кабинок пуста: роль недостающего участника играет Модель Человека, трехмерное чудо компьютерной графики.

В этом-то вся загвоздка, то есть смысл шоу. Участникам игры «Только человек» следует определить эту самую Модель. Джекпот — шесть миллионов ньюдолларов — делится между выигравшими. Если Модель найдена в первом же раунде, деньги получают все шесть игроков поровну, но такого еще никогда не случалось. Модель Человека достаточно убедительна, чтобы протянуть до последних раундов, и получается так, что до сих пор только немногим игрокам удавалось заполучить какие-то суммы. Но, как я уже сказал, большинство участников подобных игр просто идиоты, так что, по сравнению с ними, мои шансы намного выше.

— Вы все знаете правила, — объявляет Ньюмен, — так что играем!

Игрок 3 — остальным: Привет всем. Удачи вам.

Обращение третьего Игрока поражает меня своей неискренностью. Все мы здесь, чтобы выиграть