– Вот почему для каждого православного христианина так важен этот день, за которым начинается Великий пост, – старец смотрел Ольге в глаза. – Он открывает нам тайну нашей души. Мы должны найти мужество заглянуть туда и сказать себе: «Я больше не буду жить прежней жизнью. С Божьей помощью я постараюсь сделать все, чтобы бесповоротно исправить ее». Мы должны сказать эти слова твердо и решительно, без тени лукавства, надеясь, что после раскаяния можно продолжать тайно жить с грехом в сердце, услаждаясь его ядом. Если мы в корне изменим свою жизнь, то принесем покаяние, которое от нас ждет Господь.
Закончив проповедь, отец Поликарп смиренно опустился на колени перед людьми, прося у них прощения.
– Бог простит вас, батюшка, – на одном выдохе ответили люди, тоже кланяясь старцу. – Простите и нас, грешных.
Первыми стали подходить к кресту монахини, в поклоне прося прощения у матери–игуменьи и настоятеля храма. Приложившись до большого Распятия, они становились цепочкой, теперь уже кланяясь и испрашивая прощения одна у одной и всех, кто шел следом. За монахинями и послушницами к кресту подходили миряне. Ольга ж продолжала стоять на месте. Прежний внутренний голос еще пытался внушить ей страх и ложный стыд, но она уже не обращала на это внимания, а лишь думала о том, какими словами будет просить прощения у людей, к которым сейчас подойдет.
Ольга посмотрела по сторонам и больше никого не увидела рядом и сзади. Она оставалась последней в цепочке людей, шедших приложиться ко кресту. На мгновение Ольга снова встретилась с взглядом отца Поликарпа. Старец словно просил, умолял ее совершить сейчас именно то, что она была обязана сделать.
Ольга опустила глаза и повернулась лицом к людям.
– Я – окаянная блудница, грешница и воровка, – прошептала она, но все, кто стоял в храме, услышали ее голос. – Не знаю, сможете ли вы мне простить то, в чем я согрешила перед вами и другими людьми. Нет такого греха, который бы я не делала с большим желанием и охотой. Я приехала к вам из тюрьмы с одним–единственным желанием: смыть с себя эту грязь и начать новую жизнь… Я хочу стать другим человеком. Я хочу начать жить по-христиански…
Ольга ждала, что сейчас люди взорвутся негодованием, подойдут к ней, схватят и с позором вытолкают за монастырские ворота. Она была уверена, что после такого признания гнев монахинь, послушниц и простых мирян просто выплеснет ее из этого места, наполненного благолепием, чистотой и святостью. Но все молчали, слушая Ольгу и глядя на нее с глубоким состраданием и любовью. Всем им было жалко эту истерзанную грехом душу, искавшую света. Ольга говорила и говорила, открывая свою совесть перед совершенно незнакомыми и, казалось, чужими ей людьми. Слезы текли по ее щекам, а она все рассказывала о том, как жила до сих пор, и горячо каялась, прося за все прощения и милости.
Наконец, Ольга замолчала и опустилась перед людьми в глубоком земном поклоне. В абсолютной тишине она услышала сдержанный плач. Плакали несколько женщин – монахинь и прихожан. Прятали слезы и молоденькие послушницы…
Ольга почувствовала, как кто-то подошел, наклонился над ней и тронул за плечи. Это был отец Поликарп. Он помог ей встать с колен и благословил большим напрестольным крестом.
Придя из храма, Ольга достала спрятанный под подушкой модный журнал. Подошла к печке, открыла дверцу и раздула тлевшие там угольки. Потом выдернула из журнала глянцевую обложку со своим миловидным лицом на первой странице, порвала ее на мелкие кусочки и кинула в огонь. Туда же кинула и весь журнал.
– Вот и все, – тихо сказала Ольга, закрывая дверцу. – Нет больше прежней красавицы. Умерла навеки…
8. ПОСЛУШНИЦА МАРИНА
В монастырях существует непреложное правило: там никто не живет без дела. Но то, что увидела Ольга в Заозерской обители, поначалу просто ошеломило ее. Здешние насельницы, казалось, вообще не знали покоя и отдыха. Даже глубокой ночью, когда монастырь ненадолго погружался в сон, жизнь в нем не замирала. Пожилые старицы вели строгий аскетический образ жизни, большую часть времени проводили в тихой уединенной молитве, перебирая узелки четок. К половине пятому утра весь монастырь собирался на общую молитву.
Некоторое послабление делалось только послушницам, приезжавшим сюда присмотреться к монастырской жизни, испытать себя и определиться в выборе. Почти все они жили в кельях левого крыла корпуса и небольшом флигельке, сохранившемся внутри монастырского двора.
Послушание, порученное Ольге, было традиционным для многих, кто впервые приезжал сюда с мыслями посвятить себя монашеской жизни и имел достаточную физическую силу в руках. Почти каждый день старая монастырская лошаденка, впряженная в такую же старую повозку, поверх которой стояла раскрашенная под армейский камуфляж алюминиевая бочка с плотно завинчивающейся крышкой – подарок монахиням из соседнего гарнизона – отправлялась по воду к лесному источнику. Находился он на берегу Золотоношки с противоположной стороны от мыса, где стоял сам монастырь и вокруг которого река делала живописный изгиб, словно надевая на обитель изумрудное ожерелье.
Ольга быстро привыкла к обязанностям водовоза. Ей нравилось ездить по совершенно безлюдной лесной дороге, слушая щебетание птиц и шум ветра. Она любила эту красу, эти звуки,
