плотно закрытой дверью слышалось продолжавшееся веселье, музыка и хохот.

…Ольга снова перевернулась на бок лицом к иконе Богоматери, освещенной огоньком лампады. Она смотрела и смотрела на этот крошечный огонек, отчего ей показалось, что он стал мерцать еще больше.

Неприятные воспоминания постепенно отошли от нее, и теперь Ольге вспомнилась Таня, ее худощавое, с нездоровым серым оттенком лицо – явным признаком туберкулеза. От постоянного недоедания, холода и нарушений элементарной гигиены этой заразой на зоне болели многие. Но у этой девчонки болезнь прогрессировала. Первый раз Ольга увидела Таню рядом, когда сама лежала в больничном изоляторе с подозрением на тот же туберкулез.

– Кто ты? – еле слышно спросила Ольга, увидев прямо перед собой лицо худощавой незнакомки. Но та лишь улыбнулась и поднесла к ее губам стакан. Потом помогла приподнять голову и дала попить. Это было что-то вроде самодельного лимонада, только теплого и совершенно без газа. Ольга сделала маленький глоток. Приятная кислинка сразу осадила тошноту, мучившую ее все эти дни и ночи, пока температура не спадала ниже 40.

– Кто ты? – снова прошептала Ольга, пытаясь прийти в себя.

– Попей, попей еще, – вместо ответа незнакомка опять поднесла ей стакан с теплым лимонадным напитком. – Правда, вкусно? А главное – полезно для здоровья. По себе знаю. Тут лимон, а в нем много витамина С. От него силы прибавляются .

Ольга глотнула еще:

– Откуда ты взялась, такая грамотная и заботливая? Прямо мать Тереза… Кто ты такая?

– Я из соседнего отряда, – незнакомка поправила Ольге подушку, чтобы голове было удобнее, – ты меня не знаешь. Я недавно тут. Да вот не успела прибыть, как сразу в больничный изолятор. Слава Богу, что не в «шизо»[19]. С моей болезнью там долго не высижу – сразу в гроб.

– За что же тебя туда? Вроде, тихоня, святая вся из себя…

– Я не святая, – незнакомка серьезно посмотрела Ольге в глаза. – Я великая грешница, за то и сижу тут. И в «шизо» бывала не раз.

Она поставила стакан рядом с Ольгиной тумбочкой и встала:

– Пойду, мне самой лечиться надо. А ты пей, я тебе вечером еще принесу. Лимон быстро на ноги поставит.

Но она не пришла ни вечером, ни на следующий день. Краем уха Ольга услышала от санитарок, что накануне у какой-то больной горлом пошла кровь и ее едва удалось спасти.

– Меньше будет втирать зэкам свои поповские сказки. Тоже мне, мать Тереза, – хохотнула санитарка, поделившись с подругой этой новостью.

– Странно как, – подумала тогда Ольга, сразу догадавшись, о ком шла речь, – ведь я ее тоже окрестила «матерью Терезой».

Ольга пыталась уснуть. Она даже принялась медленно считать в уме, но, дойдя до второй сотни, поняла, что это бесполезное занятие. И ей опять представился образ той лагерной благодетельницы, которая поила ее теплым лимонадом без газа.

«Танька, Танечка… Знала б ты, где я сейчас. Как мне тебя не хватает, подруженька моя, сестренка!..».

Они встретились уже через год, и снова их встреча была неожиданной. Стала ли Ольга к тому времени верующей – она и сама не знала. Наверное, то, что происходило тогда в ее душе, было не поиском Бога, а скорее отдушиной среди беспросветной грязи, мата, разборок, наркотиков и разврата. Вместе с другими заключенными Ольга каждую неделю приходила в маленькую комнатку, приспособленную для встреч с пастором – маленьким тщедушным человечком, взявшимся за перевоспитание заблудших овец. Время от времени приходили сюда и другие проповедники, принося с собой цветные брошюрки, устраивая для заключенных религиозные концерты.

Ольга ходила на эти собрания и концерты, слушала проповеди, читала раздаваемые брошюрки и пыталась понять, что вызывало такой восторг у ее соседок, переходящий у некоторых в настоящий экстаз и истерию. Она видела, как во время молитвы по команде пастора они поднимали руки, вскакивали с мест и начинали неистово молиться, кричать, смеяться и плакать одновременно. Ольга воздевала руки вместе со всеми, но в душе не чувствовала ничего, кроме пустоты и страха за все, что происходило вокруг.

И лишь однажды из ее сердца вырвались слова, обращенные к Богу и которые впервые дали ей почувствовать себя иным человеком.

А случилось все, когда Ольга уже не в первый раз попала в местный штрафной изолятор, нагрубив надзирательнице. Она сидела в крохотной одиночной камере, отличавшейся от