импичмент состоится, вся полнота власти перейдет к Руцкому.

Затаив дыхание, страна следит за драматической постановкой . Но нет: для окончательного решения не хватает каких-то трех десятков голосов. Когда результаты голосования становятся известны, Ельцин выходит к своим сторонникам, митингующим на Васильевском спуске.

Выглядит он очень плохо. Его хватает лишь на то, чтобы хрипло выкрикнуть:

– Это победа!

Хотя, какая, к черту, победа! В те дни страна оказалась на грани гражданской войны. В стан оппозиции, вслед за Руцким и председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным перешли и такие мощные фигуры, как министр безопасности Виктор Баранников и генпрокурор Валентин Степанков. (Как это произошло – рассказ впереди.)

Все зависело теперь от итогов референдума, на котором народу предстояло ответить на 4 вопроса: а) доверяете ли вы Ельцину?; б) его экономической политике?; в) нужны ли досрочные выборы президента?; г) парламента?

Депутаты были твердо уверены, что страна не поддержит Ельцина, а уж его реформы – тем паче. Но произошло непредвиденное. Вопреки всем прогнозам, большинство предпочло президента.

Почему это случилось, ведь шоковая терапия вызвала в народе бурю недовольства? Я думаю, причина заключалась не в симпатиях к Ельцину, а в отсутствии харизматичных личностей в стане оппозиции.

Как остроумно подметил замечательный писатель Юрий Поляков, страна выбирала между пьющим секретарем обкома и ширяющимся чеченцем.

Если бы у оппозиции имелась хотя бы одна внятная, привлекательная фигура – такая, какими станут потом генералы Лебедь или Рохлин – исход был бы совсем иным. Но при всех раскладах пьющий секретарь обкома – все же лучше, чем ширяющийся чеченец…

Наверное, нет нужды напоминать все, что происходило потом. Как в сентябре 1993 года Ельцин окончательно распустил съезд (о подготовке такого указа оппозиция знала заранее, и еще за два дня спикер Хасбулатов произнес пространную речь о том, что в состоянии непрерывного запоя Ельцин может подписать, что угодно; для наглядности спикер даже характерным жестом щелкнул себя по горлу); как депутаты забаррикадировались в Белом доме, объявив новым президентом Руцкого; как оппозиция штурмом брала Останкино и мэрию; как, в конце концов, Белый дом, принялись расстреливать из танков.

История повторялась вновь. Часть из тех, кто в августе 1991 года строил вокруг Белого дома баррикады, теперь шла на его приступ: другая часть – оборонялась.

Два года назад у ГКЧП не хватило решимости применить силу; жестокие путчисты пуще всего боялись крови.

А вот демократ и либерал Ельцин крови совсем не боялся.

Его миролюбия хватило лишь на то, чтобы попытаться перекупить депутатов: за уход из осажденного Белого дома каждому обещали два миллиона рублей наличными, московскую квартиру и престижное место в госаппарате.

(Кстати, многие на эти подачки купились. Если к началу Десятого чрезвычайного съезда в зале собралось примерно шестьсот народных избранников, то в момент штурма их насчитывалось не более сотни. Большинство из перебежчиков были вознаграждены Ельциным по-царски. Вице-спикер Николай Рябов стал председателем Центризбиркома, Рамазан Абдулатипов – заместителем министра (потом он дорастет даже до вице-премьера), Евгений Амбарцумов – послом в Мексике, Александр Починок – министром труда и прочая, прочая).

Но идти на серьезные компромиссы Ельцин не желал. Когда в сентябре, на переговорах, проходящих под эгидой Патриарха Алексия II, оппозиция предложила так называемый «нулевой» вариант – то есть стороны возвращаются на исходные позиции, аннулируя все свои чрезвычайные решения, – президент ответил категорическим отказом.

Ему было проще расстрелять парламент, нежели договариваться с ним о разделе власти…

…3 октября оппозиция перешла к новым решительным действиям. Защитники Белого дома захватили здание мэрии и ринулись на штурм телецентра. Началась стрельба. Ценой многих человеческих жизней телецентр удалось отстоять.

О беспорядках в городе первым доложил Ельцину начальник Главного управления охраны Михаил Барсуков. В этот момент президент находился на своей даче в Барвихе.

Ехать по городу было уже небезопасно: мятежники перекрыли Новый Арбат. Ельцин решает лететь в Москву вертолетом.

В 19.15 он приземлился на Ивановской площади Кремля. Пришел к себе в кабинет. Выслушал доклады подчиненных.

А вот то, что случилось дальше – просто не лезет ни в какие ворота. В момент, когда всеобщее напряжение достигло максимальной отметки и гражданская война уже стучалась в дверь, Борис Николаевич изъявил вдруг желание… поспать.

Начальник охраны генерал Коржаков не отходил от Ельцина ни на шаг. В своих мемуарах он так описывает эту роковую для страны ночь.

«Часов около одиннадцати вечера Борис Николаевич пошел поспать в заднюю комнату, а меня попросил сесть за пульт управления страной. Я просидел в президентском кресле почти всю ночь с третьего на четвертое октября. В критический момент президент разрешил мне “порулить”, не одергивал замечаниями типа “не лезь в политику”.