- Не знаем, - говорят, - никакой девки  мы не видели.

        Тогда я побежал к остаткам вертолета и там обнаружил ее под обломками. Схватил   за руку  и, матерясь,  потащил за собой. 

        - Так это ты включила радиомаяк?  - спрашивает ее стрелок-радист с «крокодила».

        Она кивает, - я. 

        - Ну вот, она  сержант спасла тебе жизнь, - а ты лаешься,- бросил он мне.

        Пока летели назад, я узнал, что девушку зовут Люба и втюрился в нее. Такие вот дела».

        - Ну, а потом?, - поинтересовался «Зингер.

        - Потом нас перебросили в Баграм, и я ее больше не встречал…

        Через неделю Огнева вызвали в лагерную администрацию и сообщили, что согласно поданному заявлению, ему разрешено кратковременное свидание.

        Оно состоялось вечером, в  холодной комнате специального «дома свиданий», расположенном в неприглядном строении неподалеку от здания лагерной администрации.

        Лешку Огнев поначалу даже не узнал, так тот изменился за последнее время.

        Вместо длинного худого Шмакова, перед ним стоял заматеревший и уверенный в себе  делец, каких он немало повидал в столице. Тем не менее, приятели тепло обнялись, а гость даже прослезился.

        - Как же так, Юр?  У тебя же вроде все было нормально, когда я в последний раз  с Зеей заезжал.

        - Было, да сплыло, Леш. Теперь  бывший  полковник Огнев  -  «зэка»  № К- 513, статья 108 УК  России,  срок семь лет.

        - Да, все смешалось в нашей блядской стране, - выматерился приятель.

        - Ну, да ладно, теперь давай, рассказывай  все по порядку. У нас целая ночь впереди. Жратвы и курева я привез, - ткнул он ногой объемистую  сумку.  - А еще вот, - заговорщицки оглянулся Лешка на дверь, и достал из внутреннего кармана стильного пиджака  плоскую фляжку.

        - Коньяк, меня  не шмонали, майор провел.  Мы с ним  немного поговорили, дельный мужик. После встречи с тобой, просил еще зайти.

        - Он меня в «полосатые» сватает, -  улыбнулся Огнев, - за это и свидание разрешил.

        - Вот курва  ментовская, а мне плел, что в запас готовится, мол, хотел бы  работу приличную подыскать и не найдется ли у меня места.

        - Может и это. Сейчас многие из «системы» бегут.

        - Ну, да хрен с ним, с майором, давай пока пожуем, что бог  послал и встречу вспрыснем, а затем потолкуем, как и что. Мы ведь  тоже не пальцем деланы.

        Лешка открывает сумку и быстро накрывает на стол. Затем приятели усаживаются на хлипкие казенные стулья и,  по очереди  хлебнув из фляжки, начинают есть.

        - Ты, давай, давай, жуй, - заботливо гудит Шмаков, - а то на лагерных харчах, я вижу, совсем дошел.

        Насытившись, друзья  еще раз прикладываются к фляжке, затем откидываются на спинки стульев и закуривают.

        Потом Огнев вкратце рассказывает гостю  историю  своего превращения из  обличенного властью человека в бесправного «зэка», не забыв упомянуть, какую роль сыграл в этом его непосредственный начальник,   генерал-майор  Ляхов.

        - Теперь где-нибудь благоденствует, тварь, а я здесь парюсь, - с ненавистью закончил он.

        - Да, - закурил очередную сигарету Лешка, - генералитет сейчас весь скурвился. Те же коммерсанты, только в погонах. Ну, да хрен с ними. У них своя жизнь, а у нас своя.  Я думаю, ты меня не просто так повидаться пригласил, говори, что задумал?

        Огнев с минуту внимательно смотрит на приятеля, затем встает, усиливает звук  радиоточки, что-то вещающей о победе демократии в стране  и, вновь присев к столу, наклоняется к Шмакову.

        - Я Леш, надумал подорвать отсюда. Гнить ни за что еще шесть лет, не хочу и не буду. У меня есть план, но нужна помощь. Могу я надеяться на тебя?

        - Обижаешь, Юра, ты ж меня хорошо знаешь еще по Школе. Я курвой не был и друзей в беде не бросал. Говори, что нужно сделать?

        После этого Огнев в деталях  излагает  Шмакову  план побега.

        - До дебаркадера, я уверен, донырну и там спрячусь. Но чтоб по тундре выйти к железной дороге  и по ней  двигать в сторону Москвы, сам понимаешь, нужна подходящая одежда, продукты и хоть какая - нибудь карта этих мест.

        - А стоит ли тебе возвращаться в Москву? Может есть резон двинуть к югу - на Украину или, к примеру в Крым, и там осесть. В крайнем случае, я могу тебя переправить в Финляндию, у меня там надежные  партнеры по бизнесу.

        - Нет Леш, я все обдумал. В столице свяжусь с нашими, поквитаюсь с генералом и рвану «за бугор», в иностранный легион. Это по мне. Пять лет  службы по контракту, не так уж и много. Выход на одно из вербовочных агенств  в Москве, у меня есть.  

        Тем более, ты знаешь, по натуре  я авантюрист. Ну и к тому же приличная зарплата, возможность получения французского  гражданства и официальная легализация.   C'est entendu? 

        - Je n'ai rien contre. - проворчал Лешка. Язык - то, смотрю, помнишь еще?

        - Да и ты не забыл, - смеется Огнев, неплохо все-таки нас учили в «вышке», - и хлопает друга по плечу.

        - Значит так, - заявляет Шмаков, - закладку   на дебаркадере я  тебе организую. Как только она будет готова, сообщу запиской, с указанием места. И как говорится, - дай Бог! Если в Москве что не свяжется, приезжай ко мне. Я найду, где отсидеться. И Зея будет рада повидаться. Я ей, кстати, рассказал, что еду к тебе на свидание.

        - Так  у вас все наладилось? Помнится, в последнюю нашу встречу в Москве, вы были на грани развода.

        - Все путем, братишка, - рассмеялся Лешка, - я перебесился, а восточные женщины, как ты знаешь, отходчивы.  

        Затем, не раздеваясь, приятели укладываются   на  стоящие рядом жесткие солдатские койки, дымят сигаретами  и до зари вспоминают о прошлой учебе, службе и друзьях.

        Утром они расстаются также тепло, как и встретились.

        - Держись, Юр, - шепчет на прощание Лешка, - я все сделаю как надо.

        А еще через неделю Огнев получает с воли записку, в которой значится: «Дрова в бане. Шмак».  Из нее он делает вывод, что все необходимое спрятано в душевой  дебаркадера.

        Очередной груз на пристань, что находится на противоположном берегу реки, баржи доставляют только в начале октября, который удался на удивление  погожим для этих мест.  Выгружать предстоит цемент в мешках и заключенные не выражают восторга по этому поводу.

        Как обычно, на разгрузку занаряжают самых строптивых в  колонии. Так сказать, в воспитательных целях. Таких набирается полста. В том числе  Огнев,  Душман  и  Зингер.

        - А блатные снова  припухают, бережет их «хозяин» - сплевывает    бывший боксер, когда отрядный, назвав их  номера, распускает строй.

        - Ничего, - скалится  Душман, - погода вон какая,  разомнемся на свежем воздухе. Эх, братцы, рвануть бы в тундру, там свобода!

        - В тундре говорят не выжить, - замечает Огнев.

        - Туфта. Мой дед - моряк в войну по ней месяц выходил к своим. Бежал с товарищем из немецкого плена и ничего, дошел. Правда, потом его определили в штрафбат, но ничего, с войны пришел героем.

        - Жив?

        - Ну да, крепкий черт. После войны дальнобойщиком  работал до семидесяти. Все мечтал  снова в  те места съездить, дружок там у него погиб. И меня хотел прихватить.  

        Да, видать, не судьба. Как я сел, старик сильно сдал.  Он же меня и вырастил, как батю в шахте задавило. Вот такие дела.  Выйду, деда не оставлю. А ты, прапор, как «откинешься», приезжай к нам в гости, в Ростов. С дедом познакомлю, у него свой дом в старом районе, на Седова.  Фамилия, как и у меня,