Наконец сбоку слышится шорох и появляется голова Дима.

        - Кажись наш, бомбер, но вокруг никого, - сообщает он и утирает вспотевший лоб.

        - Ур..!  -  радостно вскидывается Сашка и осекается  под яростным взглядом старшины.

        - Молчи, карась, - шипит тот, - я ж сказал «кажись», точно не разглядел. Вот туман рассеется, тогда и увидим.

        Они вновь замирают и напряженно вглядываются  в искрящееся над низиной  марево.  Снег под лучами солнца тает, и   согревающийся  воздух призрачно дрожит  над тундрой.

        Когда фосфорицирующие стрелки швейцарского «лонжина»  на  Сашкиной  руке  подбираются к  полудню, туман редеет, и  сквозь него проступают очертания  уткнувшегося в землю самолета. 

        - Точно, наш русский, Ил-4, -  взволнованно произносит старшина.   Нас на таком, под  Ржевом сбрасывали, после бомбежки.

        - А теперь, матрос  двигаем вперед, только тихо, - бросает он  Сашке.

        Тот  молча кивает, они  крадучись спускаются с сопки и, чутко прислушиваясь,   медленно идут к машине.

 Дим впереди, держа наготове  взведенный пистолет, а Сашка  чуть сзади и в стороне. Так учил его старшина.

        Первое, что им  бросается в глаза - оторванное от фюзеляжа,  искореженное крыло, с   красной звездой на нем и многочисленные рваные дыры в корпусе самолета. Погнуты   и лопасти одного из винтов,  а  правый двигатель густо закопчен.

        - Да, досталось ему, - шепчет старшина и, когда друзья приближаются  к машине почти вплотную, замечает лежащее  у самого корпуса, напротив большой пробоины,  застывшее  тело человека  в оленьей одежде, с размозженной головой.  Рядом с ним валяется  искореженный автомат ППШ.    

        Старшина поднимает вверх  согнутую в локте левую руку, приказывая  напарнику оставаться на месте, и на секунду замирает.   

        Потом скользит вперед, поднимает атомат, и прижимается к обшивке машины чуть в стороне от пробоины. Затаив дыхание прислушивается - вокруг тишина, нарушаемая только размеренной капелью, где-то внутри самолета.

        - Гранатой саданули, - мелькает в голове Дима, когда он замечает  на одежде убитого многочисленные и разные по величине дыры.

        Он делает Сашке жест занять позицию с другой стороны от зияющего в корпусе отверстия, и, когда тот выполняет это, прикладывает палец к губам.  Затем  левой рукой швыряет  ППШ через пробоину  внутрь машины. Там раздается металлический грохот и снова  наступает  мертвая   тишина.

        Держа в полусогнутой руке «вальтер», старшина  осторожно переступает  мертвое тело  и сквозь дыру ныряет внутрь самолета.

        - Саня, залазь, -   слышится через минуту оттуда, и матрос следует за напарником.

        Тот молча стоит  посреди искореженного отсека, в который из повреждений и дыр  в корпусе, проникают солнечные лучи. 

        В их свете видны  разбросанные по отсеку в самых немыслимых позах, тела людей в военной форме и с оружием.

        - Точно, наши, -  произносит Сашка и поднимает с пола  новенькую фуражку с синим околышем и рубиновой звездочкой на ней

        - Да,  судя по всему из  НКВД, наверное, на задание летели.

        - Смотри, Дим, этот даже полковник - шепчет Сашка и показывает пальцем  на одного - в плаще  и хромовых сапогах.

        - С чего ты   взял?  - хмыкает  старшина.

        - У него погоны с тремя звездами. А вон  тот,  что рядом  лежит, в кожаной куртке - майор.

        - Я таких знаков различия  в 41-м не встречал.

        - Точно Дим, погоны совсем недавно ввели, после Сталинграда, а ты не знал?

        - Нет  - коротко отвечает старшина и поднимает с пола отсека  валяющийся   автомат.

        - Новенький, - ласково проводит он рукой по лакированному прикладу и отстегивает диск. Тот полностью снаряжен. 

        - Теперь и воевать можно, - вщелкивает диск старшина на место и вешает ППШ на плечо.

        - Знаешь, Сань, не люблю я этих чекистов. Очень уж они въедливые. Один  майор из особого отдела стрелковой дивизии, когда  мы вышли на  ее охранение, возвращаясь с  задания, мордовал нас трое суток. Пока не выяснил, что десантники. И потом смотрел  волком, очень уж ему хотелось нас в расход пустить. А еще, сука, «парабеллум» мне так и не вернул. Мол, младшим командирам не положено.

        - Ну ладно, Сань, на тебе  тоже ППШ, - выворачивает он из мертвых рук одного из солдат автомат, -   собери у всех документы,  а заодно  и личные вещи. Они мертвым ни к чему. А я пока летчиков в кабине посмотрю, вдруг  есть кто  живой? 

        Он отпихивает ногой, какой-то валяющийся на проходе  блестящий кусок металла и выбирается наружу.

        Когда Сашка  появляется из самолета, с  туго набитым вещмешком и полевой сумкой на шее, Дим сидит неподалеку и  молча курит папиросу.

        - Ну, как? - интересуется  матрос.

        - Всем хана, - безнадежно машет рукой  старшина.  - А ребята, видно, смелые были. Пилот так со штурвалом в руках и застыл. Капитан, и с двумя орденами «Красного Знамени».   Штурмана расшибло  в лепешку о приборную доску. Оба стрелка тоже мертвые - верхний в турели завис, а нижнего  при ударе  вдрызг  раздавило. Это видать они того немца и завалили.  Только вот что, непонятно. Парашютов у экипажа нет. Или сейчас без них летают?

        - А мне вроде все ясно, Дим, на вот, погляди. 

        Сашка достает из кармана и протягивает ему вспыхнувший на солнце, таким же светом, небольшой слиток.

        - Что это?  - берет  его старшина в руку и едва не роняет.

        - А ты посмотри  повнимательней.

        Тот вертит  слиток  перед глазами и обнаруживает на одной из его граней  небольшое клеймо в виде герба СССР и какие-то цифры.

        - Никак золото?

        - Именно. Там, в самолете, два ящика с ним, и на полу еще много  валяется. Ты этот брусок ногой пнул, - смеется Сашка.

        - Ну, де-ла-а, - тянет Дим, - теперь и мне дошло, отчего у летчиков парашютов нет.  Они перевозили особо ценный  груз, а те, которые в бомбовом отсеке - охрана.   Видать «нкэвэдэшники» заставили оставить парашюты,  что б те не выпрыгнули, если собьют. Не доверяли, гады.  Интересно, а куда мог лететь  этот бомбардировщик?

        - Судя по документам,  которые  у полковника - из Москвы в Мурманск.

 Сашка отстегивает клапан офицерской полевой сумки,  вынимает из нее  сложенную вчетверо бумагу,   малинового цвета удостоверение, и протягивает их старшине.

        В удостоверении, с двумя красными, расположенными по диагонали полосами, фото  человека в военной форме с четырьмя шпалами на петлицах и надписью «Главное управление контрразведки «СМЕРШ» на правом развороте.  А чуть ниже  «Полковник Азаров Алексей Иванович - начальник  отдела»,  синяя гербовая печать и неразборчивая подпись.

        - Да, - хмурится Дим, не повезло тебе полковник, - и разворачивает бумагу.

        В ней значится, что полковник Азаров и майор Коваленко с группой военнослужащих из девяти человек, направляются в командировку в Мурманск для выполнения особо важного задания. На бумаге синяя расплывчатая  печать и угловой штамп  «НКВД СССР».

        - Бойцы, что с ними, - кивает  Сашка на справку, - из мотострелковой бригады НКВД особого назначения. Я никогда не слышал про такую.

        - А мне доводилось, - отвечает Дим. -Нас когда после первой операции из Белоруссии в Подмосковье перебросили, так перед второй заброской,  из  этой бригады два инструктора приезжали, мастера спорта. Проводили с личным составом  занятия по стрельбе и рукопашному бою. Неплохие