или богиням, а крестьяне и рыбаки приносят им жертвы у воды. Очевидно, эти суеверия приняли угрожающие размеры в воспалённом разуме глухонемой, неспособном отличить правду от вымысла и сдержать порывы вполне созревшего тела. Судья пустил лошадь галопом.
Вернувшись к Северным воротам, он велел старшине проводить его к дому ростовщика. Когда они подошли к большой и, судя по виду, процветающей конторе, старшина объяснил, что личные покои Чуна расположены прямо за лавкой и выходят на узкую аллею, ведущую в главное здание. Судья Ди сообщил старшине, что тот может быть свободен, и постучал в чёрные лаковые ворота.
Открыл ему сухопарый мужчина в опрятной рубахе сурового полотна с чёрной оторочкой и подпоясанной чёрным же кушаком. Бросив озадаченный взгляд на промокшего бородатого посетителя, он сказал:
— Вам в контору, я полагаю. Я только что пришёл и сейчас приму вас.
— Я глава окружного суда, — нетерпеливо проговорил судья. — Я только что вернулся с болот. Осматривал место, где был убит ваш компаньон. Давайте войдём, я хочу передать вам то, что было обнаружено на теле.
Господин Лин согнулся в глубочайшем поклоне и проводил своего высокого гостя в маленькую, но уютную боковую гостиную, обставленную тяжёлой мебелью чёрного дерева. Он церемонно подвёл судью к широкой скамье в глубине комнаты. Пока хозяин отдавал старому слуге распоряжение насчёт чая и пирожных, судья с любопытством разглядывал большую клетку из медной проволоки, стоящую на пристенном столике. В ней трепыхалось около дюжины птичек.
— Развлечение моего компаньона, — снисходительно улыбаясь, проговорил господин Лин. — Он очень любил птиц, всегда сам их кормил.
На первый взгляд Лин, со своими маленькими седеющими усами и аккуратно подстриженной бородкой, казался вполне заурядным дельцом средней руки. Однако глубокие складки вокруг его тонкого рта и большие печальные глаза выдавали человека яркой индивидуальности. Судья поставил чашку и выразил своё сожаление о потере, понесённой конторой. Затем он вынул из рукава конверт и вытряс из него визитные карточки, мелочь, залоговую квитанцию и два ключа.
— Это всё, господин Лин. Имел ли ваш партнёр обыкновение носить при себе крупные суммы?
Лин теребил бородку, задумчиво глядя на горстку вещей, лежащую перед ним.
— Нет, ваша честь. С тех пор как два года назад Чун удалился от дел, у него не возникало необходимости брать с собой много денег. Но, несомненно, вчера вечером он ушёл, имея при себе больше, нежели эти жалкие медяки.
— В котором часу это произошло?
— Около восьми, ваша честь. После того как мы здесь, внизу, вместе пообедали. Он сказал, что идёт к причалу.
— Часто ли так поступал: господин Чун?
— О да! Он всегда предпочитал уединение, а после того как два года назад скончалась его жена, он отправлялся на долгие прогулки чуть ли не через день и всегда в одиночестве. Еду ему всегда приносили наверх, в его маленькую библиотеку, хотя я живу в левом крыле этого же дома. Впрочем, вчера он спустился пообедать со мной, так как нам надо было обсудить кое-какие дела.
— У вас ведь нет семьи, господин Лин?
— Нет, ваша честь. Не хватает времени, чтобы обзавестись семейством! Мой партнёр обладал капиталом, но основную работу взвалил на меня. А после того как оставил дела, он и носа не казал в нашу контору.
— Понимаю. Вернёмся ко вчерашнему вечеру. Сообщил ли господин Чун, когда собирается вернуться?
— Нет, ваша честь. Слуге было велено его не дожидаться. Видите ли, мой партнёр был заядлым рыбаком. Если на причале ему казалось, что погода хороша для рыбалки, он мог нанять судно и провести всю ночь на реке.
Судья Ди задумчиво кивнул.
— Военная стража сообщила вам, что они арестовали молодого рыбака по имени Вэн Сан-лян. Часто ли ваш компаньон нанимал его лодку?
— Этого я не знаю, ваша честь. Ведь на причале слоняются десятки рыбаков, и почти все они не прочь заработать несколько медяков. Но если мой компаньон нанял лодку Вэна, то меня не удивляет, что у него возникли неприятности, ибо Вэн — отчаянный головорез. Мне это известно, потому что я и сам немного рыбачу и часто слышал, что о нём говорят другие. Грубый, необщительный парень. — Он вздохнул. — Хотел бы я рыбачить так же часто, как мой компаньон, но где взять время… Да, было очень любезно с вашей стороны принести ключи, ваша честь. Какая удача, что Вэн не забрал их! Вот этот, большой, от библиотеки моего бывшего компаньона, а другой от несгораемого сундука, где он хранил важные бумаги. — Лин протянул руку, чтобы взять ключи, но судья Ди сгрёб их и убрал в рукав.
— Господин Лин, — сказал он, — раз уж я здесь, посмотрю бумаги господина Чуна прямо сейчас. Произошло убийство, и пока оно расследуется, все бумаги жертвы, будучи возможными уликами, временно поступают в распоряжение властей. Прошу вас проводить меня в библиотеку.
— Разумеется, ваша честь.
Они поднялись по широкой лестнице, и Лин указал на дверь в конце коридора. Судья отпер её большим ключом.
— Благодарю вас, господин Лин. Я вскоре спущусь к вам.
Судья вошёл в маленькую комнату, запер за собой дверь, а затем настежь распахнул низкое широкое окно. Крыши соседних домов блестели в сером тумане. Судья сел в просторное кресло за письменный стол розового дерева лицом к окну. Бросив взгляд на стоящий на полу обитый железом сундук, он откинулся на спинку кресла и задумчиво огляделся по сторонам. В маленькой библиотеке царила безупречная чистота. Комната была обставлена простой старомодной мебелью. Белёные стены без единого пятнышка были украшены двумя свитками с пейзажами хорошей работы, а на массивном пристенном столе чёрного дерева стояла изящная фарфоровая ваза, в которой увядало несколько роз. Стопки книг в парчовых футлярах были аккуратно сложены на полках маленького книжного шкафчика из пятнистого бамбука.
Судья скрестил на груди руки. Он гадал, какая может быть связь между этой со вкусом обставленной библиотекой, принадлежащей, казалось, скорее учёному, нежели ростовщику, и пустой тёмной комнатой в полуразрушенной сторожевой башне, дышащей тленом, забвением и ужасающей нищетой. Судья покачал головой, наклонился и отпер железный сундук. Содержимое его было вполне под стать скрупулёзной опрятности комнаты: пачки документов, каждая из которых была перевязана зелёной лентой и снабжена этикеткой. Он выбрал те, что были помечены словами «личная корреспонденция» и «счета и квитанции». В первой было несколько важных бумаг, относящихся к вложениям капитала, а также письма от сына, посвящённые большей частью семейным делам, а также просьбам к господину Чуну о советах и указаниях. Проглядывая вторую связку, судья Ди сразу увидел своим намётанным глазом, что покойный придерживался скромной, почти аскетической жизни. Вдруг судья нахмурился. Он обнаружил розовую квитанцию с печатью дома свиданий. Она была датирована полутора годами ранее. Судья быстро пролистал связку и обнаружил ещё полдюжины подобных квитанций; последняя — полугодовой давности. Очевидно, господин Чун после кончины жены искал утешения в продажной любви, но вскоре убедился в тщетности этой затеи. Со вздохом судья открыл лежавший на дне сундука большой конверт с надписью: «Завещание». Документ был составлен год назад и гласил, что всё недвижимое имущество — весьма значительное, а также две трети капитала господин Чун оставляет двум своим сыновьям. Оставшуюся треть и ростовщическую контору он завещал господину Лину «в знак признательности за его долгую и преданную службу».
Судья убрал бумаги в сундук. Потом встал и осмотрел книжный шкаф. За исключением двух словарей с загнутыми страницами, все книги оказались поэтическими сборниками, наиболее полными изданиями самых известных лириков былых времён. Судья просмотрел один из томов. Каждое трудное слово было снабжено комментарием, написанным красной тушью неумелой, довольно неуклюжей рукой. Медленно кивнув, судья поставил книгу на место. Да, теперь всё понятно. Господин Чун вынужден был заниматься делом, не позволяющим проявлять свои чувства, а именно ростовщичеством. На редкость уродливая внешность не оставляла ему надежды на искреннюю любовь. Сердцем романтик, устремлённый к высоким материям, он оставался чрезвычайно застенчивым и робким, когда дело доходило до проявления чувств. Будучи купцом,