что именно это было.
— Я все исправил, — ответил Чарли. — Для нас. Кажется. Я не совсем уверен…
И действительно не был уверен. Теперь, когда песня закончилась, ее магия быстро тускнела, как сон поутру. Он указал на заваленную пещеру.
— Это ты сделал?
— Ага, — отозвался Паук. — Решил, это самое малое, что я могу. Но рано или поздно Тигр прокопает себе дорогу наружу. Если честно, то даже жаль, что я не сделал чего похуже, чем просто захлопнуть за ним дверь.
— Не беспокойся, — ответил Чарли. — Я сделал. Кое-что гораздо хуже.
Он смотрел, как звери расходятся. Отца нигде не было видно, но это его не удивило.
— Пошли, — сказал он. — Надо возвращаться.
Паук отправился к Рози в часы посещений. Под мышкой он нес самую большую коробку шоколадных конфет, какая только нашлась в магазинчике при больнице.
— Это тебе, — сказал он, переступив порог.
— Спасибо. Да, знаешь, врачи сказали, что мама все-таки выкарабкается. Кажется, она открыла глаза и попросила овсянки. Врач сказал, это чудо.
— Разумеется! Твоя мать попросила еды. По-моему, это настоящее чудо.
Рози сердито шлепнула его по руке, но ее пальцы остались лежать у него на локте.
— Знаешь, — сказала она, помолчав, — ты, наверное, сочтешь меня дурочкой. Но там, в темноте, мне казалось, ты мне помогаешь. Я чувствовала, как ты не даешь подобраться ко мне зверю. Если бы ты не сделал того, что сделал, он бы убил нас.
— Э-э-э… Может, я и помог…
— Правда?
— Не знаю. Я тоже попал в беду и думал о тебе.
— В большую беду?
— В ужасную.
— Налей мне воды, ладно?
Он послушался.
— Чем ты на самом деле занимаешься, Паук?
— Занимаюсь?
— Какая у тебя работа?
— Любая, какая придет в голову.
— А я, наверное, останусь тут ненадолго. Медсестры говорят, на острове не хватает учителей. Мне бы хотелось видеть, что от моих усилий что-то меняется.
— Возможно, даже повеселишься.
— Если бы я осталась, что бы ты сделал?
— О! Ну, если бы ты осталась, уверен, я бы нашел, чем заняться.
Их пальцы переплелись. Крепко. Как морской узел.
— Как по-твоему, у нас получится? — спросила она.
— Думаю, да, — серьезно ответил Паук. — А если ты мне наскучишь, я просто уеду и займусь чем- нибудь еще. Поэтому не волнуйся.
— Ах это! — отмахнулась Рози. — И не подумаю волноваться.
Она действительно не волновалась. Под мягкостью в ее голосе притаилась сталь. Не нужно гадать, от кого она ее унаследовала.
Дейзи нежилась в шезлонге на пляже. Сперва Чарли подумал, что она дремлет на солнышке, но когда на нее легла тень, она сказала:
— Привет, Чарли. — Но глаза не открыла.
— Как ты узнала, что это я?
— От твоей шляпы пахнет сигарами. Ты скоро от нее избавишься?
— Нет, — отозвался он. — Я же тебе говорил. Это семейное наследство. Я планирую носить ее до самой смерти, а после завещать детям. Ну… Тебя оставили в полиции?
— Более-менее, — ответила Дейзи. — Мой начальник сказал, что в Лондоне приняли решение, дескать, у меня нервное истощение из-за переработок, поэтому меня отправляют в отпуск по болезни до тех пор, пока я не сочту, что оправилась и готова вернуться.
— Э-э-э… И когда это случится?
— Не знаю. Передай мне масло для загара.
— Через минуту. — В кармане у него была коробочка. Достав, он положил ее на подлокотник шезлонга. — Э-э-э… знаешь, — сказал он, — все жуткие слова, от которых так конфузишься, я уже сказал, когда ты была под дулом пистолета. — Он открыл коробочку. — Но это тебе. От меня. Понимаешь, Рози мне его вернула. Но если оно тебе не понравится, можем обменять. Выбрать какое-нибудь другoe. Скорее всего это даже не подойдет. Но оно твое. Если ты его примешь… и… м-м-м… меня.
Взяв коробочку, она вынула обручальное кольцо.
— Гм. Ладно, — сказала она. — Если, конечно, это не какая-нибудь хитрость, чтобы выманить у меня лимон.
Тигр беспокойно метался из стороны в сторону и раздраженно хлестал себя хвостом по бокам, расхаживая взад-вперед перед выходом из пещеры. Глаза его горели как изумрудные факелы в темноте.
— Целый мир и все в нем когда-то принадлежало мне, — бормотал Тигр. — Звезды и луна, сказки и солнце. Все было моим.
— Сдается, мой священный долг, — произнес голосок из глубины пещеры, — указать, что ты повторяешься.
Застыв на месте, Тигр беззвучно повернулся и стал красться в глубь пещеры, двигаясь плавно, точно меховой ковер на гидравлических амортизаторах. У обглоданной туши быка он остановился и тихонько, вкрадчиво сказал:
— Прошу прощения?
Внутри туши что-то завозилось. Из грудной клетки высунулся кончик носа.
— Собственно говоря, — ответил голосок, — я, так сказать, с тобой соглашался. Ничего другого я и не делал.
Белые лапки оттянули тонкую полоску засохшего мяса между двух ребер, открывая маленького зверька цвета грязного снега. Это мог быть мангуст-альбинос или изворотливый хорек в зимней шкурке. Глаза у существа были, как у крысы или стервятника.
— Я уже наизусть знаю. Целый мир и все в нем когда-то принадлежало мне, — заверещал он. — Звезды и луна, сказки и солнце. Все было моим. — Он ненадолго замолчал, а потом добавил: — И снова бы стало моим.
Тигр злобно на него уставился. Потом, без всякого предупреждения опустилась могучая лапа, разметав тушу на вонючие куски и придавив зверька к полу. Зверек завозился и заизвивался, но не сумел вывернуться.
— Ты жив… — прорычал Тигр, опустив морду, так что его гигантский нос почти касался крохотного носика зверька. — Ты жив лишь по моей милости. Понятно? Потому что в следующий раз, когда ты выведешь меня из себя, я откушу тебе голову.
— М-м-мф, — издал хорькоподобный зверек.
— Тебе ведь не понравится, если я откушу тебе голову, да?
— Ой! — выдавил зверек.
Глаза у него были бледно-голубые, как две льдинки, и блестели, пока зверек беспокойно елозил под гигантской лапой.
— Обещаешь быть паинькой? Обещаешь сидеть тихо?
