— кажется, оно называлось «Покажи-ка попку!».
Проснулся он на диване от того, что Паук раздвинул занавески.
— Отличный денек, — сказал брат.
— Ты! — выдохнул Толстый Чарли. — Ты целовался с Рози! Не пытайся этого отрицать!
— Пришлось, — пожал плечами Паук.
— Что значит пришлось? Какая в том была необходимость?
— Она приняла меня за тебя.
— Ты-то знал, что ты это не я. Тебе не следовало ее целовать.
— Но если бы я отказался, она бы решила, что это ты не хочешь ее целовать.
— Но это был не я.
— А ей-то откуда знать? Я просто пытался оказать услугу.
— Хороша услуга! — сказал с дивана Толстый Чарли. — Услугу ты окажешь, если не будешь целовать мою невесту. Мог бы сказать, у тебя зуб болит.
— Пришлось бы солгать, — благородно возразил Паук.
— Но ты и так уже лгал! Выдавал себя за меня!
— Выходит, я приумножил бы ложь, — объяснил Паук. — Да и вообще я поступил так только потому, что ты был не в состоянии пойти на работу. Нет, — продолжал он, — дальше я лгать не мог. Я бы ужасно себя чувствовал.
— Нет, это я ужасно себя чувствовал. Я же смотрел, как ты с ней целуешься!
— Но она-то думала, что целует тебя.
— Перестань это повторять!
— На твоем месте, я был бы польщен. Хочешь ленч?
— Конечно, я не хочу ленч! Который час?
— Время ленча, — сказал Паук. — И ты опять опоздал на работу. Хорошо, что не пришлось снова тебя подменять, если я такое слышу вместо «спасибо».
— Все в порядке, — сказал Толстый Чарли. — Мне дали две недели отпуска. И премию.
Паук поднял брови.
— Послушай, — сказал Толстый Чарли, решив, что пора перейти ко второму раунду ссоры, — я вовсе не пытаюсь от тебя избавиться и все такое, но все-таки спрошу. Когда ты собираешься уезжать?
— Ну, — протянул Паук, — когда я только приехал, то планировал задержаться на день. Может, на два. Достаточно, чтобы познакомиться с младшим братишкой, а после двинуть дальше. Я занятой человек.
— Значит, ты сегодня уезжаешь.
— Это вчерашний план, — возразил Паук. — Но ведь теперь я с тобой познакомился. Просто поверить не могу, что мы почти всю жизнь провели друг без друга, братишка.
— А я могу.
— Кровь — не водица, — назидательно продолжал Паук. — Она покрепче будет.
— Вода не крепкая, — возразил Толстый Чарли.
— Значит, крепче водки. Или кислоты. Или… или… аммиака. Послушай, я о том, что знакомство с тобой… ну, большая честь. Мы никогда не были частью жизни друг друга, но то — вчера. Давай начнем сегодня с чистого листа. Повернемся к прошлому спиной и выкуем новые узы… узы братства!
— Ты просто за Рози ухлестнуть хочешь, — буркнул Толстый Чарли.
— В точку, — согласился Паук. — И что ты намереваешься делать?
— С чем? Она же моя невеста!
— Не бери в голову. Она принимает меня за тебя.
— Сколько можно твердить одно и то же?!
Жестом святого Паук развел руками, а потом испортил все впечатление, облизнувшись.
— И что ты собираешься делать теперь? — поинтересовался Толстый Чарли. — Жениться на ней, выдав себя за меня?
— Жениться? — Паук на секунду задумался. — Какая. Кошмарная. Мысль.
— А вот я жду этого дня.
— Пауки не женятся. Я не из тех, кто женится.
— То есть моя Рози недостаточно для тебя хороша, ты это хочешь сказать?
Паук не ответил — просто вышел из комнаты.
Толстый Чарли решил, что набрал хотя бы несколько очков во втором раунде. Встав с дивана, он собрал пластиковые контейнеры, в которых вчера вечером ароматно пахли китайская лапша с курицей и свиные тефтели с хрустящей корочкой, и бросил в мусорное ведро. В спальне он собирался снять одежду, в которой спал, и надеть чистую, но обнаружил, что забыл про стирку и чистых вещей у него нет, поэтому, основательно отряхнувшись (и сбросив несколько заблудших лапшин), остался во вчерашнем.
Потом отправился на кухню.
Сидя за кухонным столом, Паук уплетал прожаренный стейк таких размеров, что его с легкостью хватило бы на двоих.
— Где ты его взял? — спросил Толстый Чарли, хотя в общем и целом знал ответ.
— Я же спрашивал, хочешь ли ты ленч, — мягко отозвался Паук.
— Где ты взял стейк?
— В холодильнике.
— Этот стейк! — объявил Толстый Чарли, грозя пальцем, как прокурор во время заключительного слова обвинения. — Этот стейк я купил для сегодняшнего обеда. Для нашего с Рози обеда! Для обеда, который я собирался ей приготовить! А ты сидишь тут, как… как человек со стейком… и его ешь… и…
— Нет проблем, — ответил Паук.
— Что значит нет проблем?
— Я уже позвонил утром Рози и сегодня поведу ее обедать в ресторан. Поэтому стейк тебе не понадобится.
Толстый Чарли открыл рот. Потом снова его закрыл.
— Я хочу, чтобы ты убрался, — сказал он.
— Как там сказал Браунинг? Человек должен тянуться за чем-то… ах да, за тем, чего не может достать, иначе зачем небеса? — весело сказал Паук, пережевывая хорошо прожаренный стейк Толстого Чарли.
— Что это значит, черт побери?
— Это значит, что я никуда не денусь. Мне тут нравится. — Отпилив еще кусок, он сунул его в рот.
— Вон! — приказал Толстый Чарли.
Но тут зазвонил телефон. Со вздохом Толстый Чарли вышел в коридор взять трубку.
— Что?!
— А, Чарльз. Рад вас слышать. Знаю, вы наслаждаетесь заслуженным отдыхом, но, как по-вашему, смогли бы вы заглянуть завтра утром на полчасика? Скажем, около десяти?
— Да. Конечно, — сказал Толстый Чарли. — Без проблем.
— Рад, нет, просто счастлив это слышать. Мне нужна ваша подпись на кое-каких документах. До встречи.
— Кто это был? — спросил Паук. Он опустошил тарелку и теперь промокал губы бумажным полотенцем.
— Грэхем Хорикс. Хочет, чтобы я завтра заскочил.
— Сволочь твой Грэхем Хорикс, — сказал Паук.
— Ну и? Ты тоже сволочь.
— Но по-другому. Он паскудная сволочь. Поискал бы ты другую работу.
— Я люблю мою работу!
И произнося эти слова, Толстый Чарли верил им всем сердцем. Ему удалось напрочь забыть, насколько ему не нравится и работа, и «Агентство», и постоянное подслушивание под дверьми, благодаря которому Грэхем Хорикс вечно выскакивал как чертик из табакерки.