не удалось, даже не смотря на отчаянную попытку сманеврировать.

Масканин с легкостью и уверенно 'сел' ему 'на хвост'. Но дистанция для носовой пушки была все еще велика, как и для башенного аннигилятора. Бортвычислитель выдавал неутешительный прогноз: цель не только невозможно догнать, но она медленно, но верно увеличивает отрыв.

– Противоракетная батарея, – вызвал Масканин и увидев на мониторе сосредоточенное лицо Анвера с обычным 'Слушаю, командир', продолжил: – Мичман, если наш гость надумает сделать нам подарочек, будьте готовы к тому, что я не отверну от курса, иначе он уйдет.

– Вас понял.

– Действуйте, – Масканин переключился. – Штурман, готовьте 'Ктулу'.

На мониторе лицо Азанчеева не выдавало удивления, но он несколько секунд молчал. Тогда Масканин пояснил:

– Драновский снял с ракет ПэБээСы. Используем 'Ктулу' как болванку.

– Есть.

Прежде чем экран потух, Масканин заметил, что князь улыбнулся. А в это время на параллельный курс вышли два 'Орнера', мгновенно взятые в гравитационные захваты. И как раз вовремя. Преследуемый звездолет выстрелил в штурмовик ракету неизвестного типа. Масканин и не думал уклоняться, строго говоря, на такой дистанции это было трудно осуществимо. Но все же возможно. Один из 'Орнеров' справился со своей задачей.

'Ктулу' без боевой части, управляемая Азанчеевым, покинула свой порт и понеслась к цели. Неизвестный корабль попытался увернуться, но тщетно. Штурман всадил ракету в один из двух двигателей. Хотя у 'Ктулу' не было боезаряда, но своей высокой кинетической энергией она пробила тонкий защитный корпус двигателя и вывела его из строя. Почему преследуемый звездолет не попытался ее перехватить, гадать было некогда, возможно ему было уже просто нечем сделать это, так как недавно он удирал от истребителей, либо не позволила дистанция.

Теперь разрыв между штурмовиком и незнакомцем начал быстро сокращаться. Беглец стал огрызаться какими-то лучевыми пушками. Используя великолепную маневренность 'Вихря', Масканин уходил от их трасс, и сам открыл огонь носовым орудием. Три короткие очереди вырвали куски обшивки противника, разгерметизировав часть корабля. Меткостью отличился и комендор башенного аннигилятора, его залпы наделали немало развороченных дыр в корпусе и снесли часть надстроек. Сделав еще заход, Масканин добавил огоньку, превратив неприятеля в груду разлетающихся обломков.

Из четырех неопознанных звездолетов вырваться удалось только одному. Остальные погибли. Их останки были подобраны для изучения, также как и уцелевшие трупы экипажей.

Возвратившись на базу, Масканин, как и все остальные, размышлял об этих странных кораблях, с которыми они столкнулись. Почти все разговоры были об этом. Ни с чем подобным никто из участников операции до сих пор не сталкивался. Рождались предположения и домыслы. Кто-то утверждал, что это новые имперские разведчики. Некоторые же, их было мало, тихо предполагали ассакинскую угрозу. Им никто не верил, вернее не хотел верить. Со времени вторжения чужаков прошло более сорока стандартных лет. Срок не такой уж и большой, если учесть, что благодаря современной медицине люди спокойно доживают и до стапятидесяти стандартных лет. Но все же и этот срок оказался большим, чтобы притупить страх и воспринимать ассакинов на уровне полумифической угрозы. Тем более, что за все эти годы о них совершенно ничего не было слышно.

Масканин не хотел гадать и старался не думать о принадлежности неизвестных кораблей. Он предпочитал лишний раз покопаться в своем штурмовике и пообщаться за работой с обслуживающими техниками.

А тем, кому не хотелось верить в ассакинов, поверить пришлось.

В тот же цикл на базе в системе МР-285-ХХХ-V были проведены лекции, в которых рассказывалось о готовящемся вторжении чужаков, была представлена собранная и классифицированная информация об их кораблях и устроен показ одного из подобранных в космосе у МР-213-СХ-ІІ трупов. Уничтоженные корабли оказались разведчиками – предвестниками близкой агрессии. В тот же цикл подобные лекции были проведены во всех частях и соединениях Вооруженных Сил Опетского Королевства и расквартированного на его территории Русского Добровольческого Корпуса.

Корпус Центрального Управления Службы Разведки Империи Нишитуран представлял собой гигантский октагон высотой в шесть этажей и занимал площадь в четыре квадратных километра. Облик корпуса являл простоту и прямоту линий, был лишен четкой стилистики и помпезности, отчего казался хмурым и чужеродным даже жителям столичной планеты империи. Даже для ненаметанного глаза любого обывателя было очевидно, что строение имеет надежную систему защиты от ядерного удара и неприступно для атак с воздуха и земли. Но это был внешний облик корпуса. Его мозговой центр, откуда велось управление мощной и таинственной организацией под аббревиатурой СРИН, располагался глубоко под землей – в отдельных и изолированных многоуровневых бункерах.

Ровно в восемь ноль-ноль на территории корпуса приземлился служебный гравитолет эфора Савонаролы. Над столичным городом планеты Нишитуры вот уже который день висела низкая беспросветная облачность. За городской чертой бушевали обильные снегопады и бураны, а в самой столице на тротуарах и дорогах не было даже снега – как всегда четко работала метеослужба.

Савонарола спрыгнул на бетонитовое покрытие гравитолетной площадки и вдохнул полной грудью свежий прохладный воздух. За его спиной личный пилот поднял воздушную машину, чтобы отогнать в ангар. Неторопливой и тягостной походкой эфор разведки подбрел к парадному входу. Настроение у него было препаршивое. И тому были две причины: его жена и судьба призрака 'Тэргнен'. Мысли о призраке его крайне беспокоили, как и подозрения, что опетцы, возможно, пронюхали о тайной операции СРИН по обнаружению секретных опетских миров. Эфор не был склонен верить, что передача захваченного звездолета империи и миссия личного представителя Кагера имеют именно ту подноготную, что пытаются представить опетцы. Все члены экипажа 'Тэргнена' проходят самую тщательную проверку, результаты которой он надеялся получить уже сегодня. А человек Кагера – Дворинов скоро будет доставлен специальным скоростным кораблем на Нишитуру, чтобы встретиться с ним и эфором БН Саторой, который проявил к вражескому эмиссару повышенный интерес.

Савонарола шел неторопливо и поймал себя на том, что вновь подумал о жене. Ладно, прах с ним, решил он. Пока он еще не в кабинете, то не на службе, следовательно можно немного позволить себе подумать и о своей половине.

Вчера вечером его жена закатила очередной скандал, да так разошлась, что повторила его и сегодняшним утром и с не меньшим запалом. Савонарола всегда был сдержан и никогда ни с кем не скандалил, предпочитая иные методы. Но Клавдия вывела его настолько, что подавляемый им гнев то и дело возвращал все мысли к ней.

'А что уж такого странного она от меня хочет? – подумал он. – Я же действительно все время пропадаю на службе. Мы вот уже несколько лет никуда с ней не ходили вместе. И не путешествуем. Сама она очень редко выбирается из поместья. Любовников у нее нет, с моими-то возможностями я это знаю наверняка. И не думаю, что она страдает от недостатка моего внимания, за столько совместных лет жизни не сохранится ни какая страсть… Ей просто нужно развеяться. Да. Надо будет сделать Клавдии документы на другую фамилию и зашвырнуть на какой-нибудь курорт'.

Выслушав традиционный утренний доклад дежурного офицера, он все также неторопливо прошел по вестибюлю к гравилифту. Мысли о Клавдии не покидали. Он приметил ее еще в молодости – свою полную противоположность, и был удивлен, что знаменитая в империи спортсменка, сделавшая удачную карьеру, завоевавшая множество медалей и получившая имя и славу, обратила внимание на него – молодого тогда офицера, к тому же слишком хрупкого, невысокого и утонченного для нишита. Савонарола всегда чувствовал себя коротышкой, очень уж необычен был его рост для представителя великой нишитской расы. А Клавдия выделялась ростом, привыкла смотреть на всех сверху буквально. В одежде она казалась слегка