– Эмили и Элисон говорят, что это само собой разумеется. «Поработай годик на Миранду так, чтобы тебя не уволили, и она устроит тебя на любое место, на какое только пожелаешь».

– Чего же тогда колебаться? Серьезно, Энди, поработаешь с год и устроишься в «Нью-Йоркер». Ты ведь всегда этого хотела. И похоже, так ты добьешься этого быстрее всего.

– Ты прав, ну конечно, ты прав.

– И потом, это означает, что ты переедешь в Нью-Йорк, а мне бы очень этого хотелось, правда. – Он поцеловал меня одним из тех долгих, ленивых поцелуев, во время которых нам казалось, что мы созданы друг для друга. – И не волнуйся так сильно. Ты ведь сама говоришь, что еще не уверена, что получила эту работу. Поживем – увидим.

Мы приготовили простой ужин и заснули как раз посередине шоу Леттермана. Мне снились отвратительные девятилетние детишки, которые занимались сексом на спортплощадке, хлестали дрянное виски и орали на моего дорогого любимого Алекса, когда внезапно зазвонил телефон.

Алекс, не открывая глаз и не говоря ни слова, снял трубку, поднес к уху – и тут же перебросил мне. Я не была уверена, что справлюсь с ней.

– Да, – пробормотала я, глядя на часы, – всего четверть восьмого. У кого хватает совести звонить мне в этот час?

– Это я! – сердито рявкнула в трубку Лили.

– Привет, все в порядке?

– Ты думаешь, я стала бы звонить, если бы все было в порядке? У меня дикое похмелье, того и гляди помру. Я едва проблевалась, еле-еле заснула – и тут меня будит какая-то жутко наглая тетка, которая говорит, что она из отдела кадров «Элиас-Кларк» и разыскивает тебя. В четверть восьмого утра. Перезвони ей немедленно. И скажи, чтобы она забыла мой номер телефона.

– Прости, Лили. Я дала им твой номер, поскольку у меня еще нет сотового. Странно, что она позвонила так рано. Интересно, хорошо это или плохо? – Я взяла телефон, тихонько вышла из спальни и осторожно прикрыла за собой дверь.

– Да ладно. Удачи. Дай знать, когда все выяснится. Только не в ближайшие четыре часа, идет?

– Ну конечно. Спасибо. Еще раз извини.

Я снова взглянула на часы: не верилось, что мне вот-вот предстоит начать деловой разговор. Я поставила варить кофе и, подождав, пока он будет готов, отнесла чашку к диванчику. Пора было звонить, выбора у меня не было.

– Здравствуйте, это Андреа Сакс, – сказала я твердо, хоть и предательски сиплым со сна голосом.

– Доброе утро, Андреа! Надеюсь, я позвонила вам не слишком рано! – радостно запела трубка. – Уверена, что нет, ведь вы и сами скоро станете ранней пташкой. У меня прекрасные новости. Вы произвели на Миранду очень хорошее впечатление; она сказала, что весьма заинтересована в работе с вами. Разве это не чудесно?! Поздравляю, дорогая! Ну и как вы чувствуете себя в новом качестве? Могу представить себе, вы просто…

У меня закружилась голова. Я хотела подняться с диванчика и налить себе кофе, воды – чего угодно, лишь бы в голове у меня прояснилось и я начала наконец понимать, о чем говорит эта женщина, – но я лишь еще глубже зарылась в подушки. Она спрашивает, довольна ли я? Или делает официальное предложение? Из сказанного ею я не уловила ровным счетом ничего – ничего, кроме того, что понравилась Миранде Пристли.

– …восхищены этим известием. Как тут не восхититься, не правда ли? Что ж, вы можете приступить в понедельник, идет? Придете ко мне за некоторыми общими указаниями, а потом сразу отправитесь в офис Миранды. Вообще-то она будет в Париже на показе, но это самое подходящее время. У вас будет возможность познакомиться с девочками, они все такие милые!

Общие указания? Что? Приступить в понедельник? Милые девочки? Мой неповоротливый мозг отказывался это понимать. Я не без труда выразила свое отношение к происходящему.

– Э… знаете… не думаю, что смогу в понедельник, – тихо сказала я, надеясь на то, что мои слова звучат осмысленно. Весь этот разговор свалился на меня как снег на голову. Вчера я впервые в жизни вошла в двери «Элиас-Кларк», и вот сейчас кто-то будит меня и говорит, что мне следует приступить к работе через три дня. Сегодня пятница – проклятущие семь утра, – а они хотят, чтобы я начала с понедельника? Все это ни в какие ворота не лезет. К чему такая безумная спешка?

Неужто эта женщина так загружена работой, что без меня ей не обойтись? И почему, судя по голосу, Шэрон так боится Миранды?

Приступить к работе в понедельник невозможно. Мне негде жить. Моим постоянным местом жительства был дом моих родителей в Эйвоне, куда я неохотно вернулась после окончания университета и где оставалась большая часть моих вещей, пока я путешествовала летом. Вся моя одежда валялась на диванчике у Лили, я старалась сама мыть посуду, вытряхивала пепельницы и покупала мороженое в огромных количествах, поэтому она терпела меня, но я думала, что будет только справедливо дать ей отдохнуть от моего набившего оскомину присутствия, и перебралась на уик-энд к Алексу. Таким образом, вся моя выходная одежда и косметика были у Алекса в Бруклине, мои разношерстные костюмы – у Лили в Гарлеме, а все остальное добро – у родителей в Эйвоне. У меня не было жилья в Нью-Йорке, и я никак не могла понять, почему все окружающие уверены в том, что Мэдисон-авеню ведет к окраине, а Бродвей – к центру города. Мне даже не вполне было ясно, что такое «окраина». И она хочет, чтобы я приступила к работе в понедельник?!

– Э… понимаете… я не уверена, что смогу с понедельника, ведь у меня в Нью-Йорке нет постоянного жилья, – быстро говорила я, сжимая в руке телефонную трубку. – Мне нужно несколько дней, чтобы найти квартиру, купить какую-то мебель, переехать.

– О, ну тогда конечно. Думаю, среда подойдет, – бросила она.

Поторговавшись еще несколько минут, мы сошлись на следующем понедельнике, семнадцатом ноября. Таким образом, у меня оставалось чуть больше восьми дней, чтобы найти и обставить квартиру на одном из самых безумных рынков жилья в мире.

Я положила трубку и повалилась на диван. Руки у меня тряслись, телефон упал на пол. Неделя. Через неделю я приступлю к работе и стану помощницей Миранды Пристли. Подождите-ка! Один момент… Ведь на