– Ну-ка посмотрим. Доставка по стране обойдется в среднем в двадцать долларов, а международная доставка стоит кучу денег, уж наверняка не меньше внутренней. Я вроде где-то слышала, что расходы на курьера составляют одиннадцать баксов за посылку. Если же мы посылаем тысячи посылок, тогда, чтобы подсчитать дополнительные затраты, надо все умножить на одиннадцать. Или взять нас: у нас уходит целая неделя на то, чтобы вдвоем все это упаковать. Значит, складываем наш недельный заработок и получаем еще четыре тысячи… – Тут я запнулась, осознав, что наша с ней недельная зарплата – это, похоже, чуть ли не самая малая капля в море.
– Да уж, кругленькая получается сумма. Впечатляет, да? Но тут рассуждать нечего: она – Миранда Пристли, и этим все сказано.
Около часа Эмили заявила, что хочет есть, и пошла вниз, в столовую, с девушками из отдела аксессуаров. Я думала, что она возьмет обед наверх, потому что так мы обычно и делали. Я прождала десять, пятнадцать, двадцать минут – она не показывалась. В столовой мы еще ни разу не обедали, чтобы не прозевать звонок Миранды, но вообще-то это было смешно. Прошел еще час, потом полтора, два – я уже не могла думать ни о чем, кроме еды. Попыталась позвонить Эмили на мобильник, но у нее был включен автоответчик. Что она там, умерла, что ли? Подавилась салатом или просто задремала после фруктового коктейля с мороженым? Я уже хотела было попросить кого-нибудь принести мне поесть, но потом подумала, что это неудобно. С чего бы совершенно незнакомым людям нести мне обед? Скорее это мне по должности полагается бегать за чужими обедами. «Ах, дорогая, я так занята, так занята со всеми этими коробками, что никак не могу отлучиться. Может, вы принесете мне сюда индейку и круассан? Как мило с вашей стороны». Я так и не смогла это произнести. И вот, когда прошло уже три часа, а от Эмили все еще не было ни слуху ни духу и точно так же не подавала о себе знать Миранда, я совершила немыслимое: оставила офис без присмотра.
Непрерывно озираясь по сторонам, я спустилась в вестибюль и, убедившись, что Эмили в пределах видимости нет, рванула через приемную. Кнопку лифта я нажала раз двадцать. Софи, секретарь приемной, очень красивая азиатка, вскинула брови и тут же отвела глаза, и было непонятно: она просто удивляется моему нетерпению или наверняка знает, что я бросила офис Миранды на произвол судьбы? Не было времени об этом думать. Двери лифта раскрылись, и я сумела-таки вскочить внутрь, даже несмотря на то что костлявый, похожий на законченного наркомана парень в зеленых кроссовках со слипшимися от геля волосами, глумливо улыбаясь, нажимал на кнопку «Ход». Никто не подвинулся, чтобы дать мне место, хотя в кабине его было предостаточно. В обычных обстоятельствах это вывело бы меня из себя, но сейчас я могла думать только о том, как бы раздобыть что-нибудь поесть и тут же вернуться.
Столовая была огромным залом из стекла и гранита: перед входом толпились восторженные трещотки; они наклонялись друг к дружке и шептались, обмениваясь мнениями обо всех выходящих из лифта. Друзья- приятели здешней администрации, сразу догадалась я, вспомнив описание Эмили. Они явно пребывали в экстазе от того, что находятся в самом центре событий. Лили уже успела попросить меня сводить ее в эту столовую – ведь почти все газеты и журналы Нью-Йорка расхваливали здешнюю кухню, не говоря уже о посетителях, – но я все никак не могла решиться.
Я пробилась сквозь толпу девушек и почувствовала, что они повернули головы в мою сторону, пытаясь понять, представляю ли я собой что-нибудь или нет. Ответ отрицательный. Полная решимости, я стремительно прошла мимо соблазнительных ломтиков молодой баранины под соусом «марсала» в секции закусок, пробралась сквозь строй любителей пиццы (с вялеными помидорами и козьим сыром) – неприметный столик, где продавали эту пиццу, любовно именовался «углеводным». Сквозь встречное движение нелегко было пробиться к стойке с салатами, также известной как «зелень» (например: «встретимся, где „зелень“»). Стойка была длинная, как взлетно-посадочная полоса, и осаждалась с четырех сторон, но после того, как я громко объявила, что меня не интересует последняя оставшаяся порция соевого творожка, мне все же дали пройти. В самом дальнем углу обеденного зала, полускрытый стойкой с пряностями, которая очень напоминала витрину с косметикой, виднелся одинокий, неприкаянный столик секции супов. Причиной низкой популярности этого стола было то, что отвечающий за него повар, единственный во всей столовой, отказался прилагать какие-либо усилия к тому, чтобы снизить в своих блюдах процент жира, натрия и углеводов. Он просто не захотел этого делать. Следствием его отказа стало то, что возле его стола – единственного во всем огромном зале – никогда не бывало очереди. Пользуясь этим обстоятельством, я каждый день мчалась прямиком к нему. Облеченным властью администраторам «Элиас» потребовалась всего неделя, чтобы выяснить, что суп, кроме меня, никто не покупает, поэтому они сочли разумным урезать меню этой секции до одного блюда в день. Я страстно желала, чтобы сегодня им оказался томатный чеддер, но вместо этого у повара был наготове суп с моллюсками, и он не упустил случая громко похвастаться, что сливки самые жирные. Трое вегетарианцев, стоявших возле «зелени», повернулись и уставились на меня. Оставалось еще пройти мимо стола специально приглашенного шеф- повара, который в этот момент священнодействовал над сашими. Я прочла его имя на карточке, приколотой к накрахмаленному белому воротничку: «Нобу Мацухита». Поднявшись по лестнице и взглянув на него сверху, я почувствовала моральное удовлетворение от того, что я, похоже, единственная во всем здании, кто перед ним не заискивает. Интересно, что есть большее преступление: не знать имя мистера Мацухиты или имя Миранды Пристли?
Миниатюрная кассирша взглянула сначала на суп, а потом на мои бедра. От ее взгляда у меня проснулась задремавшая было совесть. Я уже привыкла каждый раз перед выходом из дома досконально осматривать себя в зеркало и сейчас поклялась бы, что она смотрит на меня с тем же выражением, с каким я посмотрела бы на двухсоткилограммового толстяка, купившего себе восемь биг-маков, – чуть расширив глаза, словно спрашивая: «Неужели ты не можешь без этого обойтись?» Но я решительно отбросила параноидальные сомнения и напомнила себе, что передо мной всего лишь кассир, а не профессиональный диетолог. И не редактор журнала мод.
– Сейчас не многие это покупают, – сказала она негромко, пробивая чек.
– Ну да, суп с моллюсками мало кто любит, – пробормотала я, терзая свою карточку и мысленно умоляя ее работать быстрее, как можно быстрее.
Она перестала набирать цифры, и ее узкие карие глаза поймали мой взгляд.
– Нет, я думаю, это оттого, что повар отказывается делать их более легкими. Вы хоть представляете себе, сколько там калорий? Как много жира в этой маленькой чашке супа? Да от одного только его запаха можно прибавить сразу пять кило!
«А ты не из тех, кто может позволять себе лишние пять кило», – ясно говорил ее взгляд.
О Господи! После того как все эти высокие и нечеловечески стройные красотки из «Подиума» так на меня глазели, мне едва удалось убедить себя, что для моего роста у меня вполне нормальный вес. И вот сейчас кассирша фактически открытым текстом заявляет, что мне следует похудеть. Я схватила сумку и, расталкивая всех подряд, бросилась в туалетную комнату, удачно расположенную прямо напротив столовой, чтобы облегчить душу и тело после только что состоявшегося праздника чревоугодия. И хотя я точно знала, что зеркало покажет мне абсолютно то же самое, что я уже видела сегодня утром, я все же направилась прямиком к нему. Оттуда на меня уставилось искаженное от злобы лицо.
– Какого черта ты здесь делаешь? – заорала Эмили моему отражению. Я стремительно повернулась и
