Первое, что я чувствую, — мгновенно выступивший пот на всём теле. Со мною это бывает. Неприятно, но всё-таки лучше, чем внезапная медвежья болезнь с испугу. Во второе мгновение до меня доходит, что не всё, наверное, так плохо. На нас не напали внезапно, а подали голос. Это хороший знак, хотя, разумеется, ещё ничего не решено.

Оружие будто само прыгает нам в руки. Глупо. Тех, кто подобрался к нам, не видно в кромешной тьме, а мы освещены костром. Можем, конечно, залечь и отстреливаться наугад. Вряд ли выиграем что-нибудь, кроме нескольких лишних минут жизни.

Женский голос — вот что сбивает с толку. Неужели «Ведьмы Зоны» вновь собрались вместе и доказывают всем встречным-поперечным своё право быть таким же сталкерским кланом, как все. Тады ой. Эти мадамы всегда отличались крутым нравом.

— «Свободовцы», — успокаивающе шепчет мне Хвост и начинает орать в тем ноту: — Эй, Арина, ты чего? Старых знакомых не узнаёшь?

— Тебя я из тысячи узнаю, — доносится из темноты всё тот же насмешливый голос. — Про должок свой не забыл? А вот кто там с тобой.

— Чемодан со мной, — моментально выдаёт меня Хвост. — Только он и ещё наши «отмычки», больше никого.

— О как! Тот самый Чемодан? Надо посмотреть. Эй, Чемодан, привстань-ка! Да не трусь, не изнасилую!

— Я не трушу! — ору я в тон неизвестной мне Арине. — Я надеюсь.

Вычет позади меня фыркает, как кот.

— Встань, тебе сказано! — Голос искажен мегафоном, но нет искажений, способных скрыть повелительный тон с нотками раздражения.

— Встань! — цедит сквозь зубы Хвост и делает страшные глаза. Подчиняйся, мол, лопух!

Я медлю. Может, я и лопух, но марку держать надо. Несколько секунд молчания — и вслед за раздавшимся в тишине хлопком на обгрызенной кирпичной стене на мгновение расцветает огненный бутон. Граната. Удар по ушам конкретный. Хвост вполголоса ругается, Гляпа ковыряет мизинцем в ухе.

— Покажись, Чемодан! — предлагает из темноты тот же женский голос. — Или прямо тебе в рот гостинец послать?

Медленно встаю. Автомат я не выпустил, просто держу его стволом вниз. Может, успею чего сделать, если придётся худо. У противника есть минимум один подствольник. Если имеется ещё и запас гранат к нему, то наше дело дохлое. Я вроде засёк, откуда был сделан выстрел. Ладно… На крайняк пущу туда очередь с одновременным прыжком прочь из освещённого костром круга. Авось и Вычет до того же додумается. Может, не попадём ни под пулю, ни под гранату, ни в аномалию. Может, не вляпаемся в гифы хищного гриба. Мал шанс, но есть.

— Не дури, Чемодан! — шипит на меня Хвост.

А я дурю? Я ещё не начинал дурить, когда начну — не обрадуешься… Кто такая эта Арина? Если я разговариваю словами, а не пулями. то хотел бы видеть собеседника. Гюльчатай, открой личико!

— Ну и долго мне так стоять? — не выдерживаю я.

— Можешь сесть, — долетает тот же голос. — А лучше собирайте свои манатки и двигайте с нами. Мы сейчас уходим.

— Куда, если не секрет? — кричит Хвост.

— К Припяти.

— Ночью?!

— Ага. Рассвета ждать не будем. И вам не советуем. Даём минуту на размышление, потом уходим. Решать вам, на то и свобода.

Сказать, что я крепко озадачен, значит ничего не сказать. «Свободовцы», конечно, народ своеобразный, этого у них не отнять. Лично мне более по нраву насупленные «долговцы», чем их прямые антагонисты — анархисты Зоны, в грош не ставящие особый статус этой территории. От словечек вроде «секретность», «особый режим», «охраняемый объект» их корёжит сильнее, чем кота от клизмы. Даёшь, мол, гласность и открытость! Даёшь всем равные права в Зоне! Как-то раз, давно это было, я спросил одного «свободовца»: «Если у всех равные права, то я, значит, имею те же права, что и какой-нибудь кровосос?». Он было понёс, что речь идёт только о людях, а я ему: «Кровососы — бывшие люди. И зомби — бывшие люди, и ещё многие. Вообще как в Зоне понять, кто ещё человек, а кто уже нет?». Думал я запутать «свободовца», да не тут-то было. Подумал он самую малость и рубанул в том духе, что право набрасываться на сталкеров и сосать кровушку у меня, конечно, есть — но зато и у нормальных сталкеров есть право поступать с упырём так, как он того заслуживает. Вот и весь сказ. Словом, веди себя в Зоне прилично, чтобы не было мучительно больно, усёк?

Если бы в Зоне паслись только сталкеры из «Свободы», может, в этом был бы смысл. Может, работали бы эти правила. А в Зону кого только жизнь не заносит: и повёрнутые на ответственности перед человечеством «долговцы» тут как тут с их армейской дисциплиной и презрением к правам человека, и бандиты, вообще не признающие никаких прав, кроме права грабить, и сумасшедшие «монолитовцы», и просто нормальные сталкеры, которых существующее положение в целом устраивает. Военные — особый сказ. И всем им что-то надо, а главное — чтобы исчезли конкуренты. И если даже в Зоне каким-то божьим попущением останутся одни «свободовцы», то им понадобится то же самое. Когда останутся одни только свои, часть их моментально станет чужими. Почему — не знаю. Просто иначе не бывает. Нет, не будет в Зоне анархической гармонии, никогда её не будет. А эти — верят в сказки, несмотря ни на что. То ли заигрались до того, что не могут остановиться, то ли в детстве их уронили головой на асфальт. Откройте, мол, Зону для всех, накормите человечество досыта её тайнами — и будет с того великая польза для цивилизации. А ежели пользы не будет — всё равно надо поступать только так, как они, и не иначе. Почему? Да потому что тот не человек, кто не мечтает о неограниченной свободе, чего с ним чикаться! Насильно ему навязать эту самую свободу!

Нечего и удивляться тому, что сталкеры «Долга» не делают секрета из своей мечты: истребить «свободовцев» до последнего придурка и поступают соответственно.

Естественно, «свободовцы» пылают к «долговцам» той же любовью. Но «Долг» лучше организован. Зато «Свобода» многочисленнее, потому что притягательнее для лопоухой молодежи. Сколько бы «свободовцев» ни оставило свои кости в Зоне, сколько бы их ни садилось по глупости на более или менее длительные сроки — а ловят «свобдовцев» чаще других, — на их место живо встанут новые борцы против всех глаголов, кроме «хочется».