недоброй силе»[214].
Диссиденты, похоже, чисто опытным путем нашли для себя наиболее приемлемое идеологическое оформление — быть больной совестью советского общества. В этом и заключалась их альтернатива. Говоря об акции в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию 25 августа 1968 г., современные историки пишут, что «горстка людей выбрала и реализовала альтернативу — стать свободными гражданами в несвободной стране. Горстка граждан показала всем остальным, как это делается, и навсегда впечатала этот опыт в память нации»[215].
В 1957–1958 гг. социальные иллюзии, порожденные разоблачениями «культа личности» на XX съезде и мифом о наступившей либерализации, с одной стороны, трудности адаптации к новой политической интерпретации недавнего прошлого — с другой, наложились на оценку обществом противоположных по своей политической направленности событий. С одной стороны, происходила откровенная демонстрация мускулов — подавление советскими войсками народного восстания в Венгрии. С другой — удаление в 1957 г. из политического руководства ортодоксальных сталинистов — Молотова, Кагановича, Маленкова.
Со второй половины 1950-х гг. в разных городах возникали диссидентские подпольные организации, численностью в пределах десятка человек. В Москве — «Русская национальная партия», или «Народно- демократическая партия России» (1955–1958 гг., организатор В. Поленов), «Российская национально- социалистическая партия» (1956–1958 гг., А. Добровольский). В Ленинграде — кружок под руководством студента В. Трофимова (1956–1957 гг.) и другие. Деятельность этих организаций была пресечена КГБ.
В конце 1956 — начале 1957 г. на историческом факультете МГУ сложилась группа марксистского толка под руководством Л. Краснопевцева. Ее участники пытались создать новую концепцию истории КПСС и новую идеологию. Весной 1957 г. они установили связь с польскими оппозиционерами. Писали исторические заметки об СССР как помехе прогресса. Выступали против «сталинского социализма», за создание рабочего самоуправления. В июле 1957 г. распространили листовки с требованиями суда над сообщниками Сталина, усиления роли Советов, права рабочих на забастовки, отмены 58-й статьи Уголовного кодекса.
В 1956–1957 гг. в Ленинграде действовал кружок из числа сотрудников библиотечного института Р. Пименова, Б. Вайля и др. Его участники устанавливали связи с единомышленниками в Ленинграде, Москве, Курске, пытались координировать их деятельность. Они написали и распространяли «Послесловие» к докладу Хрущева на XX съезде партии. В сентябре 1957 г. пять участников кружка были осуждены за то, что «создали из студентов библиотечного института нелегальную группу для организованной борьбы с существующим строем», а фактически — за распространение листовки против безальтернативных выборов.
Осенью 1963 г. генерал-майор П. Григоренко, в дальнейшем видный участник правозащитного движения, и несколько его сторонников распространяли в Москве и Владимире листовки от имени «Союза борьбы за возрождение ленинизма», предлагая меры против «нового культа личности». Борющихся пока было очень мало: десятки, от силы сотня. Но власть сама порождала все больше и больше несогласных.
Прежде всего, это была «борьба за историю» и за демократизацию общественной жизни.
Оценки, которые получили события прошлого на XX съезде, явно оказались недостаточны для многих думающих людей. Однако в планы партийно-номенклатурной верхушки вольнодумство никак не входило. Начинаются политические преследования: дело Бродского, дело Синявского и Даниэля, дело Гинзбурга и Галанскова. Все это многими воспринималось как возвращение к сталинизму.
К началу 1960-х гг. зародилось правозащитное движение. Его основателем был А. Есенин-Вольпин, сын знаменитого поэта. Он высказал простую мысль: в советском государстве, каким бы оно ни было, существуют законы и существует конституция. Несчастье нашего общества в том, что граждане не верят в закон, не знают законов и поэтому не могут отстаивать свои права, опираясь на законы. Необходимо противопоставить нарушению законности со стороны государственных и партийных чиновников борьбу за соблюдение советских законов, за соблюдение конституции. Постепенно мысли, высказанные Есениным- Вольпиным, а затем В. Чалидзе, начали приобретать все большую поддержку среди нонконформистов и либералов и привели в середине 60-х гг. к возникновению правозащитного движения[216].
Становление диссидентства во многом было связано и с самиздатом. Его содержанием стали поэзия Серебряного века; романы и повести М. Булгакова, А. Платонова, В. Гроссмана, В. Шаламова; публицистика и эссе В. Буковского, А. Марченко, А. Амальрика, Г. Померанца, А. Сахарова, А. Солженицына. Поиски свободы, стремление к либерализации общества, возрождение чувства индивидуальной ответственности за судьбы страны и народа послужили истоками начавшегося духовного возрождения.
Немалую группу диссидентов составляли те, кто исповедовал принципы ленинизма. Генерал Григоренко писал: «Куда мы идем, что будет со страной, с делом коммунизма… Я начинаю искать ответы на эти вопросы и по старой привычке обращаюсь за ответом к Ленину». Рабочий А. Марченко вел «раскопки в тех 55 томах, куда спрятали подлинного Ленина». Молодой Буковский признавал, что «извлек много пользы из чтения Ленина».
При Леониде Брежневе ведущей тенденцией внутриполитического развития становится усиление роли партийной и государственной бюрократии. Теоретической основой политической системы был курс на «возрастание руководящей роли КПСС». Бюрократизация партийной вертикали вела к монополии партийного аппарата в решении всех вопросов, а рядовые коммунисты превращались в статистов, что проявлялось на всех уровнях партийной жизни — от собраний первичных парторганизаций до съездов партии.
Стал нарастать культ Брежнева. В 1977 г. он совместил пост Генерального секретаря партии с должностью Председателя Президиума Верховного Совета СССР. В возвеличивании «вождя» прежде всего были заинтересованы «кремлевские старцы» — члены Политбюро. Они всеми правдами и неправдами цеплялись за власть, не желая ничего менять в стране и обществе. Эпоха застоя стала временем расцвета номенклатурных привилегий (госдачи, спецобслуживание, персональные автомобили, элитное жилье). В высших сферах процветали протекционизм и кумовство, взяточничество и коррупция. Ситуация личной безопасности, которую номенклатура получила в эпоху застоя, освобождала ее от всех моральных законов и нравственных запретов. Номенклатура со своими правами, привилегиями, иерархией стала замкнутой и закрытой кастой. Отсутствие гласности, бесконтрольность способствовали разложению значительной части партийно-государственного аппарата. Развивалась коррупция, происходило сращивание части номенклатуры с криминалом.
Быстро менялось общество. Если в 1960-е происходила сплошная «битва в пути» и немало людей старались жить «не хлебом единым», то в 1970-е человек отгородился от государства и стал обустраиваться по-своему. Это сопровождалось появлением «несунов», становлением «черного рынка». Появляются «цеховики» — основа теневой экономики.
Теневая экономика как бы была «нормальной экономикой», благодаря которой жила страна. Так же, как «самиздат» и «тамиздат» были нормальной литературой, которую можно было читать без риска превратиться в зомби.
1970-е гг. — это время, когда появилось всеобщее ощущение того, что жизнь имеет двойное измерение. На работе (собрании, митинге, субботнике) — одно, а дома или у друзей — совсем другое.
За послевоенный период Советский Союз превратился в высоко урбанизированную страну. Возросла численность городского населения и сократилась доля сельского. Уровень жизни медленно повышался. Возросла заработная плата. Продолжались инвестиции в здравоохранение, образование, спорт, отдых. При этом господство общественной собственности предопределило высокий удельный вес социальных благ, получаемых населением бесплатно (жилье, образование, медицина).
Однако с развитием кризисных явлений ситуация в социальной сфере начала ухудшаться. Рост населения и падение темпов сельскохозяйственного производства привели к обострению продовольственной проблемы. Концентрация средств преимущественно в тяжелой промышленности, дорогостоящие военные и космические программы ограничивали возможности решения социальных задач, консервировали низкий уровень жизни советских людей. К началу 1980-х СССР существенно отставал от передовых стран по потреблению традиционных продуктов и по структуре питания. По уровню потребления на душу населения СССР занимал в то время 77-е место в мире, по продолжительности жизни — 35-е. Нарастал дефицит