умничать и не сбежал. Почувствовав, что она на него смотрит, парень втянул голову в плечи и отвернулся. Тамар чуть не застонала, подумав, что теперь его место, наверное, занял Шай.
Она вышла за пределы освещенного круга площади. Вздохнула с облегчением. В одном из дворов, между грудами строительного мусора, присела помочиться. Динка сторожила, принюхиваясь к горячему парку, поднимавшемуся между ног Тамар. Шум с площади долетал и сюда. Тамар встала, натянула комбинезон, отдавшись на миг странности этого места. У стены парой гигантских насекомых застыли леса и бетономешалка. «Как это трусиха вроде меня решилась на такое?» — подумала Тамар с изумлением.
Сейчас ей хотелось лишь одного — лечь и уснуть. Скрыться даже от себя самой. Вот если бы имелось такое место, где можно помыться, соскрести с себя этот день. Она заколебалась. Такое место имелось: Лея постаралась. И там, конечно, ее ждут всякие сюрпризы: какая-нибудь вкуснятина, заботливо завернутая в одеяло и все еще теплая, дорогущий шоколадный десерт, и, конечно же, смешное письмецо и рисунок от Нойки. Мелочи, которые снова сделают ее человеком. Но Тамар еще утром решила, что не пойдет туда. Она теперь одна, совсем одна. Почему? А потому. Как говорит Теодора, «не пытай того, что выше понимания твоего». Тамар ускорила шаг, губы шевелились, споря с ней: ты только объясни, почему не пойти в ту сараюшку? Не знаю. Чтобы не подвергать Лею опасности? Нет ответа. Или чтобы ты окончательно уверилась, что нет в мире ни единого человека, на кого ты можешь положиться?
Тамар пересекла улицу Кинг-Джордж, обошла высокое обветшалое здание, в котором находилась контора ее отца. Улица была пустынна. Тамар двигалась, как робот. Вошла внутрь, спустилась в подвал, нашарила ключ над косяком. Открыла железную дверь. Здесь ее ждали тонкий матрас, легкое одеяло и еще кое-что — она принесла это на прошлой неделе, еще посмеялась над собой, а сейчас кинулась к нему так, словно он мог очистить ее от всего, — ее пушистый мишка с оторванным ухом, с которым она спала с самого младенчества.
В замке заскрежетал ключ, и Асаф метнулся на скамью. Полицейский успел заметить его суетливый прыжок, и Асаф тотчас почувствовал себя виноватым. Вместе с сыщиком в камеру вошла молодая симпатичная женщина в форме. Она назвала свое имя — не то Сигаль, не то Сигалит, Асаф не разобрал — и добавила, что она следователь по делам несовершеннолетних и хочет с ним побеседовать. Потом спросила, не желает ли он, чтобы кто-нибудь из родственников присутствовал при беседе, и Асаф в полном ужасе вскрикнул, что нет, не желает.
— Ну тогда начнем, — спокойно сказала следовательница.
Она открыла папку, задала Асафу несколько общих вопросов, записала его ответы, подробно объяснила его права. После каждой фразы она как-то натянуто улыбалась, и Асаф подумал, что, наверное, ей по инструкции полагается улыбаться преступникам.
Наконец она предложила:
— Может быть, послушаем сперва, что скажет Моти?
Полицейский, на физиономии которого ясно читалось глубочайшее отвращение к этим китайским церемониям, с шумом уселся по другую сторону стола, вытянул ноги, сунул большие пальцы под ремень.
— Живо! — рявкнул он. — Выкладывай! Поставщики, пушеры. Оборот, товар, имена. Мне нужна информация, а не всякая херня, понял?
Асаф взглянул на женщину. Он не понял ничего.
— Отвечай, пожалуйста, — сказала следовательница и закурила.
— Но что я такого сделал? — спросил Асаф и тут же смутился, потому что голос сорвался на какой-то всхлип.
— Слышь, ты, недоделок, да я тебя… — начал полицейский, но женщина кашлянула, и он заткнулся, судорожно облизнув верхнюю губу. — Слушай меня хорошенько, — продолжил он после паузы. — Я уже семь лет этим занимаюсь, и я… всем известно, что у меня фотографическая память. И этого твоего вонючего пса я засек не год назад, и не два — меньше месяца назад, точка в точку, засек я его, и с ним была девчонка, лет пятнадцати, может, шестнадцати. Кудряшки, волосы черные, до хрена волос у нее на башке, ростом примерно метр шестьдесят, мордашка, кстати, смазливая.
Обращался он главным образом к следовательницe, явно стараясь произвести на нее впечатление.
— И я ее почти взял с поличным, во время сделки с этим долбаным гномом на Сионской площади, и если бы не пес этот ё…
Кашель, облизывание губы, глубокий вздох.
— Теперь глянь-ка хорошенько. — Полицейский приподнял штанину, обнажив мускулистую, волосатую ногу, на которой явственно виднелись следы укуса. — До кости! Десять уколов из-за твоего пса ебу… вонючего.
Динка протестующе залаяла.
— Молчать, вонючка! — прошипел в ее сторону сыщик.
— Но я-то что сделал? — снова спросил Асаф.
Он был растерян. Метр шестьдесят, то есть примерно ему до плеча… и черные волосы, и кудряшки, и рожица, кстати, смазливая…
— «Что же я сделал?» — передразнил его полицейский. — Щас услышишь, что ты сделал. Это ты с ней и с этим псом сделали. Вы заодно, во как! — Он сложил щепотью три пальца. — Ты что думаешь — все кругом идиоты? А ну, давай выкладывай ее имя!
И он с силой грохнул обеими руками по столу. Асаф испуганно вскочил.
— Я не знаю.
— Не знаешь, да? — Полицейский встал и прошелся по комнате. Асаф нервно следил за ним. — Гулял себе по улице и увидел эту здоровенную псину, и она запросто так согласилась пробежаться с тобой?
Внезапно он набросился на Асафа и, ухватив его за рубашку, начал трясти:
— Говори, сволочь…
— Моти! — крикнула женщина; полицейский отпустил Асафа, бросил на нее мрачный взгляд и замолчал. — Послушай, э… Асаф, — заговорила женщина напряженным голосом, — если ты действительно ни в чем не виноват, то почему ты убегал?
— Я не убегал. Я даже не знал, что он за мной гонится.
Полицейский Моти язвительно хохотнул:
— Я за ним через полгорода гнался, а он «не знал»!
— Тогда, может, — повысила голос следовательница, заглушая разъяренное пыхтение Моти, — ты расскажешь, каким именно образом получил собаку от девчонки? Как насчет этого, Асаф?
— Не получал я от нее ничего! Я ее вообще не знаю! — В голосе Асафа звучало такое искреннее отчаяние, что на лице следовательницы проступило сомнение.
— Но как это возможно? Сам посуди, ты ведь, похоже, разумный парень. Ты действительно думаешь, что тебе поверят, будто вот так, ни с того ни с сего, к тебе попала собака и позволила водить себя на поводке? Мне, например, она бы позволила? Или Моти?
Динка злобно заворчала.
— Видишь? Лучше расскажи все как есть. Всю правду.
Правду! Господи, о ней он даже и не подумал. Забыл от страха и ужаса, от унижения с этими наручниками… А главное — из-за так хорошо знакомого ощущения, что он в чем-то виноват, что его наказали по справедливости
— У меня в кармане рубашки… — Голос его не слушался, и он начал сначала: — У меня в кармане рубашки есть бумага. Посмотрите.
Следовательница взглянула на полицейского. Он кивнул. Она достала бумагу.
— Что это? — Она прочла дважды и протянула сыщику.
— Что это?
— Это бланк семьдесят шесть, — сказал Асаф, черпая силы в словах. — На каникулах я работаю в мэрии. Эту собаку подобрали на улице, а я должен найти ее хозяев.
Как хорошо, что он сказал «хозяев» и не проговорился о том, что знает, как зовут этих «хозяев» с кудряшками.
Женщина взглянула на Моти. Тот энергично жевал нижнюю губу.
— Сейчас же позвоните в мэрию, — велела она. — Прямо отсюда.
Асаф назвал номер и сказал, чтобы спросили Авраама Даноха. Полицейский свирепо потыкал в кнопки мобильного телефона. Повисла тишина. Через несколько секунд Асаф услышал резкий голос Даноха.
Полицейский представился и сказал, что задержал Асафа, шнырявшего по центру города с собакой. Данох рассмеялся, Асаф отчетливо расслышал его скрипучий смех, и что-то ответил. Моти, выслушав, процедил «спасибо», отключил телефон и уставился в стену злобным взглядом.
— Ну, чего вы ждете? — спросила следовательница. — Расстегните его наконец!
Полицейский грубо дернул Асафа. Щелкнули наручники.
Асаф принялся разминать запястья — в точности как это делают в кино (теперь он понимал почему).
— Минутку, — сказал Моти грубым голосом, чтобы, не дай бог, не признать свое поражение. — Ты уже нашел кого-нибудь?
— Нет, — с легкостью соврал Асаф.
Неважно, что она натворила, эта Тамар, но этому типу он ее не выдаст.
— Послушай, мы действительно извиняемся за это недоразумение, — сказала следовательница, не глядя на Асафа. — Может, ты хочешь чего-нибудь попить в буфете? Или позвонить? Родителям?
— Нет… э-э… да. Я хочу позвонить.
— Пожалуйста. — Следовательница улыбнулась, на этот раз вполне искренне.
Асаф набрал номер. Полицейские шептались в сторонке. Динка подошла к нему. Асаф свободной рукой погладил ее.
Когда на другом конце провода сняли трубку, он услышал резкий шум.
— Алло!
— Носорог? — закричал Асаф.
Полицейский вышел из комнаты. Следовательница смотрела в стенку, притворяясь, будто не слушает.
— Кто это? Асаф? Это ты? — заорал Носорог, перекрикивая грохот станков. — Как дела, парень?
И вот тут Асаф едва не расплакался.
— Эй, Асаф, не слышу тебя! Асаф? Ты тут?
— Носорог, я… я слегка… тут такое случилось… мне нужно с тобой поговорить.
— Подожди минутку.
Асаф услышал, как Носорог крикнул своему помощнику Рами, чтобы тот выключил точильный станок.
— Ты где? — спросил Носорог в неожиданно наступившей тишине.
