«Остается лишь надеяться, что смерть наступила раньше, чем они достигли дна».

С этими словами моряк достал шифровальные тетради. Это было 24 ноября 1942 года. После более девяти с половиной месяцев отсутствия информации.

На первый взгляд они вряд ли оправдывали гибель двух моряков: две брошюрки — «Краткая тетрадь позывных» и «Краткий метеорологический шифр», — напечатанные растворимой краской на розовой промокательной бумаге, которую радист должен бросить в воду при первых признаках опасности. Но для Блетчли они были бесценны, дороже всех сокровищ, поднятых со дна моря за всю историю. Джерихо даже теперь помнил их наизусть. Он закрыл глаза, и, словно выжженные на сетчатке, перед ним возникли знаки.

Т= Lufttemperatur in ganzen Celsius-Graden. — 28C=a.

— 27C=b. — 26C=c…

Подводные лодки ежедневно передавали сводки погоды: температуру воздуха, атмосферное давление, скорость ветра, состояние облачности… В брошюре «Краткий метеорологический шифр» эти данные сведены к полдюжине знаков. Знаки зашифровывались на Энигме, после чего сообщение передавалось с лодки по радио азбукой Морзе и принималось береговыми метеостанциями германских военно-морских сил. Метеостанции пользовались данными подводных лодок для составления собственных метеосводок. Через час-другой их передавали по радио с помощью стандартного шифра для трехроторной Энигмы — в Блетчли его могли дешифровать, — которым пользовались все немецкие корабли.

Это была задняя дверь, через которую можно было проникнуть в Акулу.

Сначала вы читали сводку погоды. Затем вводили ее обратно в краткий метеошифр, после чего оставалось лишь путем логических умозаключений найти текст, который вводился в четырехроторную Энигму несколькими часами раньше. Это была идеальная шпаргалка. Мечта криптоаналитика.

Но шифр по-прежнему не поддавался.

Дешифровщики, в том числе и Джерихо, каждый день вводили свои решения в «бомбочки» — огромные электромеханические вычислительные машины, каждая размером с большой платяной шкаф, шумевшие, как трикотажные станки, — и ждали ответа, чья догадка окажется правильной. И каждый день не получали ответа. Просто задача была слишком велика. Даже на расшифровку депеши, зашифрованной на трехроторной машине, могло потребоваться двадцать четыре часа, поскольку бомбочки с грохотом прокладывали путь через миллиарды перестановок. Четырехроторная Энигма, увеличивая их число в двадцать шесть раз, потребовала бы на расшифровку почти месяц.

На протяжении трех недель Джерихо работал круглыми сутками, а когда ухватывал часок-другой отдыха, в судорожных снах видел одно и то же — тонущих моряков. «Остается лишь надеяться, что смерть наступила раньше, чем они достигли дна…» Мозг, работавший за гранью усталости, болел физически, как болит перетруженная мышца. Начались провалы памяти. Лишь на несколько секунд, но это был достаточно грозный признак. Случалось, что Джерихо работал в бараке, наклонившись над логарифмической линейкой, как вдруг все вокруг мутнело и дергалось, будто в проекторе с зубчатки соскочила перфорация пленки. Он выпросил у врача немного бензедрина, но это привело лишь к резкой смене эмоций: вспышки бурной деятельности сменялись все более продолжительными спадами работоспособности.

Довольно любопытно, что найденное решение не имело ничего общего с математикой, и позднее Джерихо клял себя за то, что слишком углубился в детали. Если бы он так не устал, то, возможно, вернулся бы назад и нашел решение раньше.

Это случилось в субботу вечером, во вторую субботу декабря. Около девяти Логи приказал ему идти домой. Джерихо начал возражать, но Логи был неумолим:

— Будешь продолжать в таком же духе, убьешь себя, а от этого, старина, никому, особенно тебе, никакой пользы.

Добравшись на велосипеде до своей норы над пивной в Шенли-Черч-Енд, Джерихо заполз под одеяло. Он слышал, как внизу заказывают выпивку последние завсегдатаи, как они уходят и бар закрывается. В предутренние часы Джерихо не спал и, глядя в потолок, думал, вернется ли к нему когда- нибудь сон. Мысли вертелись, как машина, которую он не мог остановить.

С первого же появления Акулы стало очевидно, что единственно приемлемое решение — переделать бомбочку с учетом четвертого ротора. Но это оказалось кошмарно долгим делом. Вот если бы удалось завершить столь героически начатое Фассоном и Гразиером дело и выкрасть Энигму-Акулу! Тогда переделка пошла бы легче. Но Энигмы-Акулы были коронными драгоценностями германского военно-морского флота. Они стояли только на подводных лодках и, конечно, в Главном центре связи подводного флота в Сент- Ассизе, к юго-востоку от Парижа.

Может, послать в Сент-Ассиз десантников? Сбросить парашютистов? Нет, не годится. Невыполнимо. Да и бесполезно. Если бы каким-то чудом и заполучили машину, немцы узнали бы об этом и перешли на другую систему связи. В интересах Блетчли было сохранить веру немцев в неуязвимость Энигмы и не предпринимать ничего, что поколебало бы эту веру. Минуту. Джерихо сел.

Одну, черт возьми, минуту.

Если четырехроторные энигмы имеются только на подводных лодках и в центре управления в Сент- Ассизе — а в Блетчли было достоверно известно, что дело обстоит именно так, — как тогда, черт побери, передачи с подводных лодок расшифровываются на береговых метеостанциях?

Никто не удосужился задать этот вопрос, а он-то как раз и был главным.

Чтобы прочесть депешу, зашифрованную на четырехроторной машине, нужно иметь такую же четырехроторную машину.

А есть ли она?

Кто-то сказал, что гениальность — это вспышка молнии в мозгу. В тот момент Джерихо понял, что такое гениальность. Решение лежало перед ним, как залитый светом пейзаж.

Он схватил халат и натянул поверх пижамы. Пальто, шарф, носки, ботинки… Не прошло и минуты, как он, виляя, мчался на велосипеде по залитой лунным светом равнине в сторону Парка. Яркие звезды, промерзшая, твердая, как железо, земля. Его охватило нелепое веселье. Хохоча как сумасшедший, он ехал по замерзшим лужам вдоль обочины. Корки льда под колесами лопались, будто мембраны барабанов. Джерихо катил под гору в Блетчли. Равнина осталась позади, и внизу, в лунном свете, по обеим сторонам блестевших, словно река, железнодорожных путей показался городишко, обычно скучный, некрасивый, но в эту ночь такой же прекрасный, как Прага или Париж. В неподвижном воздухе за полмили было слышно, как на запасных путях маневрирует поезд — внезапное отчаянное пыхтение паровоза, лязг вагонов, затем долгое спускание пара. Залаяла собака, за ней другая. Проехав мимо церкви и памятника погибшим на войне, Джерихо притормозил на льду и свернул налево, на Уилтон-авеню.

Добравшись через четверть часа до барака, он до того запыхался, что с большим трудом, глотая воздух и едва сдерживая смех, смог выпалить новость о своем открытии:

— Они… используют… ее… как… трехроторную… машину… ставят… четвертый… ротор… в нейтральное… положение… когда… передают… погоду… ну и… дурачье…

Его появление вызвало суматоху. Вся ночная смена прекратила работу, сбежалась и озабоченно глядела на него, обступив полукругом. Джерихо помнил, что там были Логи, Кингком, Пак и Праудфут, — они смотрели на него так, будто он действительно спятил. Его посадили, дали кружку чаю и попросили медленно повторить все сначала.

Он повторил все по порядку, вдруг забеспокоившись, что в его рассуждения может вкрасться ошибка. Четырехроторные энигмы имеются только на подводных лодках и в Сент-Ассизе, верно? Верно. Поэтому береговые станции могут расшифровывать только депеши с трехроторных энигм, так? Пауза. Так. Поэтому, когда подводные лодки передают сводки погоды, радисты, по логике, должны отключать четвертый ротор, возможно, ставить его на нуль.

После этого все произошло стремительно. Пак побежал по коридору в Большой зал и разложил на столе самые лучшие из погодных шпаргалок. К четырем часам утра меню для дешифровочных машин было готово. К завтраку из отсека одной машины сообщили о выдаче результата и Пак, словно школьник, влетел в столовую с криком:

Вы читаете Enigma
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату